Я жду мужа

Я исподволь изучаю Саню. М-да… Нерусский… Совсем нерусский.

– Саня, а как твоё настоящее имя?

– Настоящее? – удивляется Саня.

– Ну да… На твоём языке, как оно звучит?

– Санан.

– Санан… – пробую я новое имя на вкус.

– Да, Санан… Но по-вашему меня проще называть Саня.

– Да, звучание похоже. А смысл, наверное, разный. Что означает твоё имя, Санан?

Лицо парня озаряется улыбкой:

– Оно означает «тот, который любит». Влюблённый.

– Влюблённый? А русский Саня – это Александр. Защитник.

– Я тоже защитник, – гордо заявляет Саня, – Хочешь, я тебя защищать буду?

– А что означает «джан»? – перевожу я разговор в другое русло.

– Джан? – парень очень удивлён, – Откуда такое слово знаешь?

– Я просто часто слышу, как ваши парни друг к другу так обращаются.

– О… Джан это… У вас нет такого слова. Но это хорошее слово. Это как… дорогой. Да. Дорогой.

– И это слово добавляется к имени? Санан-джан, да?

– Да, – расплывается в улыбке Санан, – а что означает твоё имя?

Я спохватываюсь, что так и не представилась парню.

– А моё имя означает «та, которая мила людям». Людмила. Можно просто Мила.

– Мила… Это как милая. Мне нравится. Это ваша подруга?

Смотрю в сторону ворот – навстречу, ехидно улыбаясь, бодро топает Натка.

Сейчас

Захожу с балкона в комнату. Несу полные пригоршни мелких, твердых, подрумяненных яблочек в прохладных каплях позднего дождя. Зачем?

Плетусь на кухню. Занять себя хоть чем-то, чтобы скрасить ожидание. Ещё несколько часов – и моя жизнь круто изменится. Не буду думать об этом сейчас. Чем больше думаю – тем страшнее становится. Будь что будет. Поздно уже что-либо менять.

Достаю прозрачную креманку на высокой ножке, выкладываю в неё яблочки, разравниваю листочки…

Тогда

Сижу на спинке мокрой скамьи. Перебираю в пригоршне мелкие незрелые плоды яблоньки-дички. Натка пристроилась слева от меня, стащила за длинную плодоножку яблочко с моей ладони, осторожно пробует на вкус. У меня сводит челюсти, рот наполняется слюной. Двоюродная сестра Олеська теребит ветку яблоньки, пытаясь выбрать яблочко покрупнее, да порумянее. Хотя крупнее горошины яблочко встретить затруднительно.

Олеська с матерью приехали на днях к нам в гости. Она на год меня младше и на голову выше. И красавица. Вот бывают же такие красивые девчонки на свете! Фигурка ладная, налитая, волосы стриженные пышные, улыбка белозубая, ровненькая, талия узкая, грудь высокая. Красивая у неё грудь… Да и вообще, классная она девчонка. Это не потому, что она моя сестра. Это по факту.

Натка тоже красавица, хотя совсем другая – высокая, стройная, большеглазая, с длинными вьющимися светлыми волосами. Кокетка и обаяшка. Я на фоне своих подружек себя просто гадким утенком ощущаю. Крепенькая коротышка, с коротко стрижеными светлыми волосами. Очки, конопатый нос. Ну, да ладно. И на такой товар купец найдется. Нашелся…

– Ой, – толкает меня в бок Натка, – идут. Только Сани-то там нет.

– Зато Эдик есть – хмыкаю я.

Эдик – высокий, тощий солдатик-узбек, с выбитыми передними зубами – давно заглядывается на Натку. Натка сдерживает смех, её прекрасные глазищи наливаются влагой, длинный нос краснеет, но Эдика это только умиляет и распаляет. Эдика я недолюбливаю. Не потому, что беззубый, а потому, что частенько прогуливается в обществе ненавистного мне Заира.

Сегодня, однако, Эдик гуляет в компании двух незнакомых парней. Завидев нас, парень расплывается в широчайшей и сладчайшей восточной улыбке. Натка в тихой истерике падает мне на плечо – улыбка Эдика сегодня сияет золотом свежевставленных зубов. Лучше бы уж он беззубым оставался.

Однако настроение он нам поднял – трудно не признать. При виде Олеськи (мы впервые пришли в парк с ней) в Эдике просыпается орел. Он летит к нашей скамье на всех парусах, его товарищи едва за ним поспевают. Сани с ними действительно нет.

Я расстраиваюсь, хоть и не подаю вида. Зацепил меня этот чернявый-кучерявый. Все мои колючки ему нипочем. В отличие от сверстников, он не боится моих уловок, но и не нагличает, как это делает Заир. И, как мне кажется, я ему всерьёз нравлюсь.

Я уже не впервые забредаю в парк в его отсутствие. Но, похоже, Саня пользуется уважением сослуживцев. Все в курсе, что я – девушка Сани. А кто не в курсе, при упоминании его имени сразу теряют ко мне интерес либо пытаются опекать. Мне втайне льстит такое отношение.

Вот и сейчас парни оценивающе присматриваются к нам, но Эдик что-то говорит на своём языке (я понимаю только имя – «Санан») и парни отступают. Присматриваются ко мне уже совсем с другим интересом. Я благодарно улыбаюсь Эдику. В конце концов, какое мне дело до его зубов и его дружбы с Заиром? Лично мне он ничего плохого не делает.

– Сани сегодня нет, он в наряде – докладывает Эдик.

– Печально – отвечаю я Эдику, надкусывая тугое хрусткое яблочко.

Лицо Эдика перекашивается от увиденного:

– Эй! Ты что такое делаешь, а?! Как такое можно есть?!

– Вкусно! – улыбаюсь я.

– Ага, вкусно! – подтверждает Натка, с энтузиазмом размалывая зубами целую гроздь дичек.

– Э! Какое вкусно?! – возмущается Эдик – Что это такое вообще?!

– Яблочки, – хором отвечаем мы.

– Какие это яблоки?! – возмущается Эдик – Вот у нас дома – яблоки, да! Вот такие! – показывает он размер небольшого арбуза, – Сладкие, сочные! А это что? Эээ! – разочарованно машет рукой Эдик.

Я срываю очередную порцию яблочек и снова взбираюсь на спинку скамьи.

– И это – яблочки, – авторитетно заявляю я.

Парни едва ли не с ужасом наблюдают, как мы аппетитно пережевываем зеленые горошинки, морщатся и сглатывают слюну. Нам смешно. Один из парней бочком-бочком пододвигается поближе к яблоне, долго рассматривает плоды, отрывает одну штучку, долго недоверчиво рассматривает, зачем-то нюхает и, наконец, решается надкусить. Мы долго искренне хохочем над его перекошенным лицом.

Сейчас

Подхватываю за длинную плодоножку, пробую на зуб хрусткий плод. Всегда находила своеобразную прелесть во вкусе дички. Особенно после заморозков, когда ягодки становятся мягкими, полупрозрачными, словно налитыми янтарным нектаром. Может, убрать их на пару часов в морозильник? Хотя… зачем? Пусть встретят моего мужа вот такими – живыми, яркими, твердыми. Мужа? Да, я жду мужа.

Я так и не смогла привыкнуть к этой мысли. К её абсурдной реальности. Я всё ещё не верю, что через несколько часов увижу его. Внимательные карие глаза, знакомое сочетание чувственных губ и волевого подбородка, ровную, крепкую, смелую шею…

О, Господи! Неужели я действительно увижу всё это? По-настоящему? Не в дурном сне, а наяву? Неужели я смогу обнять, прижаться, поцеловать?

Тогда

Обрубок бревна источает запах сырости – нынешнее лето на дожди не скупится. Саня накинул на бревно куртку, чтобы мне было тепло сидеть.

Понимаю, конечно, что неспроста мы с Саней забрели в такой запущенный уголок. Сколько гуляла по парку, никогда не приходило в голову, что можно просочиться сквозь заросли растрепанных акаций, проскользнуть под шатром густых яблоневых веток и оказаться в тихом уютном мирке, отгороженном от суетливого шумного мира и чужих глаз стеной старых неухоженных деревьев. Только влюбленные парочки и способны отыскивать подобные уголки.

Натка и Олеська тоже где-то топчут аллеи парка со своими ухажерами. Олеська признакомилась с одним из приятелей Эдика, да и Натка приглядела себе какого-то бледного юношу. Но вряд ли они устроились лучше нас с Саней.

Саня пытался усадить меня на колени, но я воспротивилась. Теперь вот сидим на тесном бревнышке, плотно прижавшись друг к другу. Он что-то рассказывает, бережно обнимая меня. Я не сопротивляюсь. Я поначалу, конечно, дичилась. Но чем больше я провожу времени с Саней, тем меньше мне хочется быть «своим парнем». Это что-то новое для меня. Я ощущаю его силу. Но это не та сила, с которой хочется вступить в противоборство. Эта сила спокойная, уверенная, не агрессивная, этой силе хочется уступать. И я уступаю. Понемногу.