Страница 2 из 69
Миновав соседние кельи, двери в которые были приоткрыты, он направился дальше. Ступени узкой винтовой лестницы, освещенные мерцающими огоньками закрепленных на стене свечей, вели в темные подземелья Башни. На каждой площадке из келий выходили все новые юноши в коричневых рясах. Гогоча, они подталкивали друг друга, уверенные, что этот утренний гам не потревожит никого из мэтров. Учителей-наставников насчитывалась лишь дюжина, обыкновенно они спускались к трапезе раньше послушников, чтобы те затем могли свободно насладиться пребыванием в обеденной зале.
Ученики все подходили, что лишь усиливало гомон под темными сводами трапезной. Все пространство круглой залы заполняли длинные деревянные столы с придвинутыми к ним скамьями, составленные в пять рядов. Простая деревянная мебель соответствовала суровому обиходу лиги. Здесь избегали показной роскоши, чтобы не отвлекать юношей от повседневного труда. Но, несмотря на строгие правила поведения, во время трапезы разрешалось разговаривать и даже шуметь. Фениксийцы полагали, что слово равноценно обильной пище, здесь поощрялись открытость и непринужденность. У юных адептов должен был возникнуть тесный контакт с Фениксом, а для этого следовало овладеть искусством доверительного общения, учением Завета это поощрялось.
За трапезой приходилось довольствоваться куском сыра, горячим супом и пресноватыми ягодами, однако Януэль не роптал на скудную пищу. Это не имело для него никакого значения. В прошлые времена ему дважды довелось подолгу голодать, но он выжил.
Подойдя к месту наставника, сидевшего во главе стола, юноша сделал приветственный жест: он прикоснулся ладонью к его ладони, пальцы при этом были раскрыты веером. Этот жест в лиге означал горящий огонь - символ Завета. Учитель, мужчина со светлой бородкой, повелел ему сесть. Рефекторий наполнился шуршанием одежд, глуховатым постукиванием деревянных ложек и легким скрежетом скамей о каменные плиты пола. Сидевшие друг против друга ученики после кратких приветствий сосредоточились на содержимом своих мисок. Януэль позавидовал выражению их спокойных и строгих лиц, освещенных косыми солнечными лучами, проникавшими в бойницы Башни. Сам он опять провел тревожную ночь, и умывания прохладной водой при пробуждении оказалось недостаточно, чтобы развеять впечатление от беспокойного сна.
Януэль занял место подле Силдина, которого считал своим единственным настоящим другом среди собратьев. Это был тонкий, стройный, почти тощий, если судить по его впалым щекам, юноша. Януэль понимал, что Силдин с его непринужденными манерами, легкими прядями светлых волос, ниспадающими на шею, и ярко-синими глазами обладает несомненной притягательностью... во всяком случае, многие девицы, слушая речи Силдина, склонны были с этим согласиться.
Юноша, с еще сонным выражением глаз, заговорщически улыбнулся Януэлю.
- Не прошло еще и часа, с тех пор как я вернулся в Башню, - шепнул он.
Януэль склонился к нему:
- Кто же на сей раз?
- Лайя...
- Все еще она? - воскликнул Януэль.
- Во имя Пламени! - громогласно отозвался Силдин, сохраняя плутовскую мину. - Говори потише, не то ты всех переполошишь!
Януэль оглянулся. Двое послушников явно повернулись в их сторону, но тотчас вновь принялись за еду. Смущенный искорками в глазах друга, он понизил голос:
- Ты не прав, рискуя так накануне церемонии.
- Да, не прав, - заметил Силдин, ущипнув при этом друга за руку, - но я провел ночь в объятиях дьяволицы, такую ночь... ах, Януэль, как объяснить тебе?
- Не старайся, я ничего не желаю знать, - строго прервал тот излияния Силдина. - Тебе отлично известно, что мы не имеем права покидать Башню. На это есть веские причины.
- Ах да... И какие же? - спросил Силдин с хитроватой усмешкой.
- Ну... Лига доверила нам важные тайны, нельзя, чтобы они попали в чужие руки. А вдруг тебя похитят?
- Кто же, кто меня может похитить? Поселянка? - Юноша вновь рассмеялся. - Нет уж, избавь меня от подобных нелепиц. Если бы ты знал!.. Лайя... Перед ней невозможно устоять!
От лихорадочного дыхания Силдина по спине Януэля пробежала дрожь. Он не сразу нашелся. В словах друга прозвучал намек на подлинную причину, по которой послушникам не следовало покидать Башню. Если помыслами служителя Феникса завладеет девушка, это отвратит его от того единственного существа, коему он должен посвятить себя. Вот поэтому риск был огромным...
- По-твоему, она стоит Возрождения? - строго спросил Януэль.
Силдин склонился над своей миской, выловил ягоду и медленно оторвал черешок.
- Среди вас никто не может сравниться со мной. Слышишь, Януэль, никто... Наставники знают это, и даже если они вдруг проведают о моих ночных похождениях, то не осудят. Поверь мне, между ног этой девицы мне удалось узнать не меньше, чем от наших наставников. Ее огонь достоин пламени Феникса!
Он удалился с удовлетворенным смешком. Януэль скорчил ему вслед гримасу. Он знал, что наставники вовсе не склонны сурово карать такой недостаток, как гордость. Чтобы противостоять Фениксу и суметь управлять им, необходима огромная вера в себя. Но иногда Януэля тревожило высокомерие и непомерное самомнение друга. Согласно учению Завета, необходимо было выверять каждый свой шаг или по меньшей мере проявлять разумную осмотрительность. Пепел - он всякий раз разный, всякое пламя неповторимо. Януэль опасался, чтобы самоуверенность Силдина не обернулась для него ловушкой. Друг явно следовал по скользкой дорожке. Тем не менее мог ли он упрекать его? Силдин уже доказал, что через несколько лет сможет стать наставником, одним из самых молодых среди служителей Феникса. Он будет руководить ритуалом Возрождения с удивительной легкостью, играя с капризными Фениксами, как с обольщенными им девицами. Очевидно, на предстоящем собрании именно Силдина возведут в соответствующий ранг.
По правде сказать, виденный этой ночью сон помог Януэлю понять сущность их дружбы. Ему приснилось, что он в обличье дельфина весело рассекает волны, двигаясь в кильватере корабля, какие плавают в водах Тараска... И у скульптуры, служащей ростром этого корабля, лицо Силдина.