Страница 17 из 18
Badiou A. Being and event. – N.Y.: Continuum, 2005. – 526 p.
Bo
The Struggle for the West: A divided and contested legacy / Browning S., Lehti M. (Eds.). – L., N.Y.: Routledge, 2010. – 236 p.
Carol S., Koopmans R. Dynamics of contestation over Islamic religious rights in Europe // Ethnicities. – L., 2013. – Vol. 13, N 2. – P. 165–190.
Charvet J., Kaczynska-Nay E. The liberal project and human rights: The theory and practice of a new world order. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2008. – 434 p.
Gramsci A. Selections from prison notebooks. – L.: Lawrence &Wishart, 1971. – 483 p. Civilizational identity: The production and reproduction of «civilizations» in international relations / Hall M., Jackson P.T. (Eds.). – N.Y.: Palgrave Macmillan, 2007. – 242 p.
Do
Hallward P. Badiou: A subject to truth. – Mi
Haritaworn J. Women’s rights, gay rights and anti-Muslim racism in Europe: Introduction // European journal of women’s studies. – L., 2012. – Vol. 19, N 1. – P. 73–78.
The invention of tradition / Hobsbawm E., Ranger T. (eds.) – Cambridge: Cambridge univ. press, 1983. – 322 p.
Laclau E. Emancipation (s). – L.: Verso, 1996. – 124 p.
Laclau E., Mouffe C. Hegemony and socialist strategy. – L.: Verso, 1985. – 197 p.
Lægaard S. Normative interpretations of diversity: The Muhammad cartoons controversy and the importance of context // Ethnicities. – L., 2009. – Vol. 9, N 3. – P. 314– 333.
Lazarus S. Anthropologie du nom. – Paris: Seuil, 1996. – 248 p.
Masuzawa T. The invention of world religions. – Chicago: Univ. of Chicago press, 2005. – 384 p.
Mbembe A. On the postcolony. – Berkeley: Univ. of California press, 2001. – 274 p.
Decentring the West: The idea of democracy and the struggle for hegemony / Morozov V. (Ed.). – Aldershot: Ashgate, 2013. – 207 p.
Morozov V. Resisting entropy, discarding human rights. Romantic realism and securitization of identity in Russia // Cooperation and conflict. – L.: Sage, 2002. – Vol. 37, N 4. – P. 409–430.
Morozov V. Subaltern empire? Toward a postcolonial approach to Russian foreign policy // Problems of post–communism. – Armonk, NY: M.E. Sharpe, 2013. Vol. 60. – Forthcoming.
Passeron J.-C. Le raiso
Pahuja S. Decolonising international law: Development, economic growth and the politics of universality. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2011. – 303 p.
Prozorov S. Generic universalism in world politics // International theory. – Cambridge, 2009. – Vol. 1, N 2. – P. 215–247.
Razack S. Dangerous Muslim men, imperilled Muslim women and civilized Europeans: Legal and social responses to forced marriages // Feminist legal studies. – Dordrecht, 2004. – Vol. 12, N 2. – P. 129–174.
Seib Ph. Religious freedom and US public diplomacy // The review of faith & international affairs. – L., 2013. – Vol. 11, N 1. – P. 15–21.
Spivak G.Ch. Can the subaltern speak? // Marxism and the interpretation of culture / Ed. by C. Nelson, L. Grossberg. – Basingstoke: Macmillan Education, 1988. – P. 271–313.
Wetherly P. Freedom of expression, multiculturalism, and the «Danish cartoons» // Islam in the West: Key issues in multiculturalism / M. Farrar, S. Robinson, Y. Valli, P. Wetherly (eds.). – Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2012. – P. 36–55.
Žižek S. The ticklish subject: The absent centre of political ontology. – L., N.Y.: Verso, 1999. – 409 p.
Представления о нации и современность: Конфронтация или адаптация?
В последние два десятилетия ХХ в. было сделано множество прогнозов относительно печальной участи наций и национальных государств в глобальном мире. Многие видные ученые утверждали, что национализм если не исчезнет полностью, то однозначно окажется на «вторых ролях» в социальном, политическом, культурном и экономическом пространствах грядущего столетия. Однако прогностическая ценность такого рода заявлений оказалась не очень высокой.
В данной статье речь пойдет о представлениях о нации в современном мире. Я попытаюсь дать ответы на следующие вопросы: Что такое национализм и можно ли рассматривать его как идеологию? Какие представления о нации сложились за предыдущие два столетия? Какова судьба представлений о нации в современном мире?
При этом для описания тех трансформаций, которые претерпевают представления о нации в современном мире, в работе используется «европейский материал». По мнению большинства исследователей, национализм является «европейским изобретением», поэтому именно здесь эволюция представлений о нации наиболее очевидна.
В отечественных научной и политической традициях, начиная с советского периода, термин «национализм» имеет сильную оценочную составляющую. Под ним зачастую понимаются политика и идеология, направленные на утверждение превосходства какой-либо этнической, культурной и / или исторической общности. Как отмечал А. Миллер, в советское время в результате «индоктринизации языка была создана устойчивая конструкция, которая жестко навязывала оценочный элемент… за счет фиксации такого рода оппозиции: патриотизм – национализм, интернационализм – космополитизм» [Миллер, 1995, с. 55].
В ряде других европейских стран также существует негативное отношение к понятию «национализм». Данный термин, изначально содержавший в себе зерно прогресса, был дискредитирован нацизмом и расизмом. Изначально национализм представлял собой прогрессивное движение, возникшее на рубеже XVII и XIX вв., наделенное «объединительной и освободительной силой». С его помощью были разрушены «замкнутые территориальные образования, основанные на общности религии, диалекта, обычаев или клановой близости», на месте которых возникли более устойчивые системы – национальные государства, обладающие «централизованными рынками, администрацией, системой налогообложения и образования» [Смит, 2004, с. 20].
Таким образом, сначала национализм способствовал отходу от феодальных порядков, подрывая династические государства и провозглашая суверенитет народа. Однако во второй половине XIX в. кризис прежнего миропорядка в сочетании с усиливающимися разногласиями между «влиятельными группами населения» и утратой «веры в традиционные нравственные системы» (включая упадок «религиозного авторитета») привели к появлению активистов, политизировавших существовавшие языковые и культурные различия [Хрох, 2002, с. 129]. Силу начали набирать национальные движения, требующие политической автономии, желательно в форме суверенного государства для той или иной общности.
Возникла новая форма национализма – официальная, которая «сложилась исторически как реакционный ответ на народные национализмы снизу, направленные против правителей, аристократов и имперских центров» [Андерсон, 2001 b]. Официальные национализмы являлись попытками совмещения нового типа легитимности с монархической властью и представляли собой политику унификации по «стандартам» той культурной общности, к которой стали причислять себя правящие династии. Классический пример – политика русификации. Аналогичным образом «Лондон пытался англизировать Ирландию (и добился заметных успехов), Германская империя пробовала онемечить свою часть Польши (с очень незначительным успехом), Французская империя навязывала французский италоговорящей Корсике (частично добившись успеха)» [Андерсон, 2001 b]. В большинстве случаев попытки удержания династической власти «над огромными многоязычными владениями» не увенчались успехом, поскольку, по меткому выражению Б. Андерсона, представляли собой «натягивание маленькой, тесной кожи нации на гигантское тело империи» [Андерсон, 2001 a, с. 108].