Страница 69 из 84
note 304 о других планетах, сворачивал в переулки, казавшиеся, наоборот, старомодными со своими старинными аварийного вида особняками, пятиэтажками середины прошлого века и заросшими садиками, и в одном из таких переулков, между готовых к реставрации домов, завешенных зелеными сетками, он все-таки натыкался сначала на голубоглазого мальчика, гоняющего по переулку на самокате, а потом, уже в другом месте, рядом с каким-то сомнительным офисом, больше похожим по виду на супермаркет, встречал и располневшего мужчину: он нажимал кнопку на ключе от машины, но что-то не срабатывало, дверца машины, похожей по виду на ВMW, не открывалась и мужчина всегда пинал шину собственного автомобиля в большой досаде.
Когда приехавшая как всегда внезапно Николаева увидела в мастерской незнакомую ей женщину, она от неожиданности едва заметно приостановилась в дверях, но уже через секунду продемонстрировала, что именно она — настоящая хозяйка положения.
— Митя, познакомь свою жену с девушкой! И Дмитрий тут же поймал себя на мысли о банальности: определить штампованную Катеринину реакцию можно было только с помощью такого же затертого речевого оборота: «сказала Катерина нарочито небрежно».
— Это Светлана, — Дмитрий невесело улыбнулся своим мыслям: Николаева всегда вела себя как человек толпы. Несомненно, она была умна, эффектна, оборотиста, он даже мог предположить, что где-то в ее подсознании таилась ее подлинная оригинальность, как спящая рыба в глубине заледеневшего озера. Но на месте Светланы ей никогда бы не пришло в голову предложить, к примеру, такое:
— У меня есть знакомый психолог, — сказала Светлана, к удивлению Дмитрия, совершенно не смутившись, — он предлагает для преодоления барьера в общении, менять роли: давайте представим, что это я — его жена, а вы просто знакомая! note 305
— Я понимаю остроумие вашего предложения, — иронично парировала Катерина после некоторой паузы, выдавшей ее замешательство, — но есть одна деталь, которая не дает превратить наши отношений в игру: я мать дочери художника Ярославцева, то есть моего мужа. Когда есть ребенок, такие игры безнравственны!
— Наверное, вы правы, — сказала Светлана, поднимаясь с кресла и ставя на стеклянный журнальный столик чашку с кофе, которую держала до этого в руках, — больше того, вы, конечно, правы. И я не буду вам мешать — и пойду. Спасибо, но провожать меня не нужно. — Она опередила предложение Дмитрия, как всегда прочитав его мысли. Николаева тут же заняла освободившееся кресло, вытянула ноги и потянулась.
— В общем-то она ничего, — сказала она, убедившись, что кабинка лифта, остановившаяся площадкой ниже (до мансарды лифт не шел), сначала открывшись, а потом закрывшись, поехала вниз, — в ней даже что-то есть. Она мне знаешь, кого напомнила? Наташу, но не твою бывшую жену, а твою сестру: такой же тихий омут. Худая, волейбольная спина, как на твоей картинке, — она показала на девушку возле окна, которую Дмитрий и правда писал с сестры Натальи, — и такое же отсутствие груди. Правда. Наталья твоя уже раздалась, и эта, возможно, роди она четверых детей, тоже бы располнела. Как ее, кстати, зовут?
— Светлана.
— Терпеть не могу это имя!
— А мне нравится.
— Но, в общем-то, меня она мало волнует. Я приехала из-за Юльки. Соскучилась. Хочу взять ее себе недельки на две, пусть поживет на воздухе.
— Я скоро планирую поехать к сестре, — сказал Дмитрий,
— через полтора месяца у Даши, Натальиной старшей дочери, свадьба, и я не могу не быть. А Юльку тащить с собой трудно, поэтому чуть подожди — не обидишься? note 306
— Хорошо, — легко согласилась Николаева, — но из сада я ее заберу сама? Как я выгляжу, кстати?
— Как всегда, прекрасно!
— Я серьезно, а ты даже не посмотрел на меня внимательно! Я сделала уколы ботокса в лоб. Теперь мне больше тридцати трех не дают…
— Двадцати пяти, — он улыбнулся.
— Тысячу все это удовольствие стоит, сначала очень напрягает, а потом привыкаешь к новой мимике, точнее, почти к полному ее отсутствию.
— Теперь мне понятно, почему все твои красотки такие застывшие: они наколоты ботоксом!
— Издеваешься?
— Шучу.
— А между прочим, некоторые мужчины даже себе такую косметику делают.
— Гладкий лоб, по-моему, не украшение мужчины.
— Но если это политик и должен быть везде растиражирован?
— Все равно.
— Нет, ты не прав, сейчас у нас власть рекламы — это наш царь и бог, а реклама требует рекламных морд. Ты читал Бегбедера?
— Читал.
— И что?
— Меня реклама не раздражает.
— А что тебя, вечного даоса, вообще раздражает? Ты от рекламы не зависишь: живешь сам по себе в своих творческих исканиях. — Она потерла ботоксовый лоб, этим жестом, видимо, замещая желание нахмуриться. — Хотя как сказать, квартиру вот купил в Куркино, а не на востоке столицы или юго-востоке, скажешь, не реклама чистого воздуха в экологически чистом районе на тебя подействовала? Все мы — рабы рекламы. Сейчас можно быть никаким художником или писателем, а с помощью рекламы приобрести, как раньше говорили, всенародную известность. Ты вот смеешься над моими работами, можешь не возражать, я прекрасно понимаю, что талантом ты меня note 307 не считаешь, и мои поиски новых форм тебя только забавляют. Твое презрение к инсталляциям, которые я делала…
— Они были остроумны по подбору компонентов, но, пожалуй, им все-таки недоставало экзистенции.
— Но ты никогда не сможешь доказать, что я делаю что-то хуже тебя! Критерии размыты. Напиши, что художник гений — и все в это поверят!
— Конечно. Потому что толпа скользит по глянцевому пространству-времени, не касаясь настоящего искусства: между глянцем и искусством теперь пустое пространство, не заполненное даже языком. Некий абсолютный духовный вакуум.
— А новая буржуазия считает, что гениальность художника или писателя — это просто раскрученность: если у тебя есть деньги, ты можешь, заплатив, ощутить себя великим творцом! Масса — это бараны, идущие по указанию рекламы туда, куда выгодно ее хозяинупастуху. Вот и Куркино твое рекламируется — на кольцевой дороге яркие щиты: «Эко-флэты в новом районе! », — с иронией в голосе произнесла она. — Эко-флэты, блин. Слоган должен быть обязательно снабжен глупой калькой с английского, чтобы бараны в него поверили. Вот ведь, все понимает, подумал он, имеет взгляд со стороны — и умный взгляд (у Юльки все-таки неплохие гены), но сама находится внутри того мира, который критикует. Почему? И сам же себе ответил: потому что страстно любит быть в центре внимания, а псевдокультура публична, она презентует себя именно как центр мира, не ощущая, что остров, на котором идет круглосуточный гламурный праздник, — это подводный вулкан! Но Катерина успеет взять все, что захочет! И пусть. В конце концов, она такая. И это тоже хорошо. Просто разнообразие форм, за которое она сама принимает свои статичные композиции. Но и они имеют право на существование: статичность только оттеняет, по крайней мере для меня, вечное движение жизни.
note 308
— Не горячись, Катя, — сказал он, — пусть существует и этот опыт. Даже интересно наблюдать за нарциссической игрой мыльных пузырей.
— Только игра эта с многочисленными жертвами!
— А квартиру здесь купил я из-за сентиментального воспоминания: когда мне было десять лет, меня отправили пожить у родной прабабушки на даче, а дача у нее была в этой стороне — на речке Сходне, — и я провел у нее счастливое лето.
— Ты бы мог получить ее дачу и квартиру.
— Во-первых, здесь и без меня куча родни, а вовторых…
— …А во-вторых, ты не способен ничего делать ради выгоды. — Николаева встала, походила по его мастерской, остановилась у последней, еще не законченной работы.
— Даже с нужной родней отношения поддерживать не умеешь. И это плохо. — Она отошла от его мольберта.
— А ведь у Юльки, наверное, куча троюродных братьев и сестер?