Великая сила искусства

В отличие от охраны, Виктор Дарьевич собирался заняться делом. Двадцать пять минут назад он высадил Кристофа из служебного такси возле радиостанции. Увидел, как тот через ступеньку взлетел на крыльцо, задержался у бронзового грифона, быстрым движением потер круглый глаз и впорхнул внутрь. Это к делу не относилось. Пока не относилось. Возможно, совсем. Но здравый смысл и интуиция подсказывали Виктору Дарьевичу, что лучше иметь под рукой любые доступные средства. В нагрудном кармане рубашки у него лежал ключ к одному из средств – бумажка с номером и несколькими словами, написанными острым почерком Кристофа.

– Заходи, Витенька, – Врат Ладович ждал за проходной. Он был хмур и представлял собой сто двадцать килограммов раздражения и огорчения. Огорчать Врата Ладовича было неблагоразумно. – Остальные уже ждут. Ты что, на собаках добирался?

– Пришлось сделать крюк, потом объясню. Врат Ладович, как это вышло? И как обнаружили?

Врат Ладович помрачнел еще больше и стал похож на спустившуюся на землю грозовую тучку. Тучка грозила одарить разрядом первый подходящий громоотвод.

– Честно говоря, Витенька, обнаружили-то по чистой случайности. Если бы у этих недоделанных накладка не случилась, нам бы сейчас и зацепиться бы не за что было.

– У этих? – переспросил Виктор Дарьевич. – Значит, действовало несколько человек?

Об этом, впрочем, он и сам бы мог догадаться. Не может одинокий шизофреник сбежать из охраняемой палаты, пусть он даже три раза гений. Можно всякое думать о серьезных обученных людях, но совсем имбецилов в Медкорпус работать не берут. И даже если найдется сотрудник, который по каким-то своим причинам решит выпустить на волю томящегося больного, в одиночку ему не справиться. Ну или он тоже гений, но что-то получается слишком много гениев на квадратный метр, они даже в Медкорпусе в таких количествах не водятся.

Врат Ладович открыл дверь в свой кабинет, пропустил Виктора Дарьевича вперед. Юр Карпович кивнул им с высокого стула для посетителей, Валентин Ананьевич, примостившийся на подоконнике, махнул рукой. Лица у обоих были пасмурные, хотя и не отдающие близкой грозой, как у Врата Ладовича.

– Давайте я по порядку расскажу, а там уже спрашивать будете. Будем. Ты, Виктор Дарьевич, меня вчера попросил пациенту фарадизацию обеспечить, помимо основной физиотерапии.

Виктор Дарьевич кивнул и занял второй гостевой стул. Просил, было дело. Неудобно все-таки, что в стационаре при Когнитивной Части еще не было своих кабинетов физиотерапии, хотя Виктор Дарьевич давно говорил, что ему без них никуда. И даже уже проектную документацию составляли, а пока приходилось пациентов гонять во владения Врата Ладовича.

– Я, чтобы волокиту не разводить, направление сам подписал и своих предупредил. Сами знаете, в нашей ситуации чем меньше всяких замов-завов привлечено, тем лучше.

На словах про замов и завов Врат Ладович поджал на миг губы, и Виктор Дарьевич начал догадываться, кто же устроил пациенту побег. И ведь проверяли его, и трясли, и решили в итоге, что померещилось – мало ли, какие могут быть у человека невинные слабости, это еще не значит, что он собирается куда-то бежать. А он все-таки не оправдал доверия, скотина.

– А сегодня утром звонят мне из физиотерапии и говорят: распоряжение ваше, Врат Ладович, принять больного есть, а больного-то и нет. Ну, мало ли, напутали, не привели. Но я что-то неспокойный стал после давешнего визита. Решил позвонить сам, проверить. А мне и говорят: забрали больного уже к вам, Врат Ладович, ваши люди и забрали. Я упокоился, подумал: разминулись. А через пятнадцать минут снова звонят мне из физиотерапии: ждать ли еще больного или можно следующего пускать? Вот тут мне что-то нехорошо стало. Даже звонить не стал, прогулялся, Витенька, к тебе, тряхнул одного-другого. В голос клянутся: забрали, причем показали направление из Терапии.

Врат Ладович прервался, чтобы вытереть платком пот со лба. Юр Карпович хмурился, сидя очень прямо и сложив шатром кончики своих знаменитых пальцев. Валентин Ананьевич в задумчивости покачивал головой и ногой, причем не в такт – нога чуть-чуть запаздывала.

– Но своих ты, Витенька, натренировал хорошо, уважаю. Направление они у себя оставили, хотя теперь вроде говорят, что им пытались пообещать, что на «обратном пути» отдадут. Я на направление посмотрел – а там подпись Худошеева. А ему, сами понимаете, я никаких распоряжений на счет этого пациента не давал.

Гэбня дружно вздохнула. Виктор Дарьевич поморщился – оказываться правым иногда бывает неприятно, а еще неприятнее, когда берешь ты к себе человека, даешь ему работу, зарплату, хромого лешего, а он в итоге тебя же подставляет. Диверсант недоделанный.

– Тут я уже охрану на уши поставил, – продолжил Врат Ладович. – Худошеева-то они взяли тепленьким, с рабочего места. Звонил кому-то, говорят.

– А кому? – не выдержал Валентин Ананьевич.

– Не выяснили. Да перестань ты дергаться, Валя, я с тобой скоро сам нервный тик заработаю!

– Сколько уже говорили, – вмешался Юр Карпович, и его косой пробор едва заметно дрогнул. – Сколько говорили: надо ставить прослушку на телефоны, особенно у завов и замзавов! Особенно у таких, как Худошеев, которые на контроле. Но нет же. Не надо лишний раз ограничивать свободу своих сотрудников, мы же не фаланги, без этого разберемся. Вот теперь и будем… разбираться.

– Да леший с ним, с Худошеевым! – вмешался Виктор Дарьевич. – Что с пациентом?

Плечи Врата Ладовича поникли, и все его килограммы дрогнули от тяжелого вздоха.

– Не отследили. Тут, Витенька, история совсем странная. Неприятная. Я, когда тревогу поднял, одного из охраны послушал. Так он говорит, что Худошеев из здания покурить выходил в компании двух медбратьев. И курил долго. А вернулся один и к себе умчался – тут его и взяли, у телефона.

– А медбратья? – быстро спросил Валентин Ананьевич.

Врат Ладович поднял толстый палец.

– Охранник говорит, что один был повыше и в плечах пошире, и как будто халат у него был коротковат – сдается мне, Витенька, это твой пациент и есть. А второго-то нашли, только он вряд ли чего скажет – лежал в парке с пробитой головой.

– Живой? – Юр Карпович чуть подался вперед.

– Нет, – разочаровал его Врат Ладович. – И тут патологоанатом не нужен, чтобы понять – упал, ударился виском о бордюр. А уж сам, или пациент помог…

– Шляпы, – с отвращением сказал Юр Карпович и снова выпрямился. – Охрана называется. У них из-под носа пациента увели. Наверное, Худошеев перед ними своим пропуском помахал, а у медбратьев никто и не подумал документы проверить.

– И где он теперь? – спросил Виктор Дарьевич с неприятным чувством. История получалась до того некрасивая, что воротило от нее. Труп – ладно, дело житейское, теперь полежит – не обидится. Если уж покойный был таким идиотом, что взялся сопровождать агрессивного шизофреника с бредом преследования и не справился – сам виноват. А вот то, что больной испарился невесть куда… Плохо, очень плохо, хуже бывает, но редко.

– Медбрат в морге, – стал перечислять Врат Ладович, – Худошеев – в комнате для допросов, охранник показания дает нашему розыску, а вот где пациент – сам хотел бы знать. Тебе, Витенька, кого?

– Мне бы пациента, – вздохнул Виктор Дарьевич. – Но раз нет, придется пока удовольствоваться Худошеевым.

Фамилия Худошееву подходила. Был он маленький, щуплый, с выступающим кадыком на цыплячьей шейке и с неожиданно красивыми раскосыми глазами. Было у него в лице что-то таврское – Худошеев был потомком одной из смешанных пар, которые появились после завоевания Южной Равнины. Но отваги, которой так яростно и немного смешно гордятся тавры, потомку не досталось: в глазах мелькнула мольба о пощаде, когда гэбня зашла в комнату для допросов, ноги, прикрученные к ножкам стула, напряглись, мосластые коленки чуть-чуть приподнялись и упали обратно. У Худошеева была возможность хорошо подумать, пока он сидел в одиночестве, спеленутый смирительной рубашкой. Должен был уже сообразить, что карьеру он себе загубил навсегда, а жизнь – как придется.