Страница 2 из 2
То, то! Тотото! Если бы он был он был ленином, он бы не был бы махном! А если бы он был махном, то он бы не был ленином. Так он, блядь, в мире устроено, а мы, блядь, часто думаем, что можно и рыбку съесть, и на хуй сесть, а оно вон как выходит. Или ты Ленин, или Махно, или вобще Миклухо-Маклай. Да, кстати: когда его на жрач пробило, папуасы его круто высадили. Дали ему шашлычок, а потом спрашивают: а знаешь ли ты, Миклухо-Маклай, чего ты только что съел? Ты ведь ЧЕЛОВЕЧИHУ съел! Тут Миклухо-Маклай во-первых, высадился, во-вторых, облевался, в-третьих, обоссался, в-четвертых, обосрался, а в-пятых, как ломанулся через джунгли! да как прибежал обратно на корабль! да как уехал в свою Россию! да как побрился да постригся да стал начальство уважать! Еще и по телевизору выступил: вот, мол, реальная анархия довела несчастных папуасов до каннибализма! И нас до того же доведет, если будем всяких мудаков слушать, вроде батьки Махно - да, товарищи, этот лось почтовый назвал нашего батьку мудаком! Тут-то все папуасы поняли, что этот Миклухо-Маклай был галимый и ненастоящий. И стали ждать другого Миклухо-Маклая.
И вот, приезжает к ним другой Миклухо-Маклай. Они ему паравоза - а он морду воротит: я говорит, не употребляю. Тогда папуасы его спрашивают: а шашлычок ты тоже не ешь? А он, как услышал про шашлычок, так сразу побледнел-затрясся и куда-то съебался. Hа необитаемый остров, короче, съебался. Потому что это был не Миклухо-Маклай, а переодетый Робинзон-Крузо. Или Гулливер, например. Ехал, короче, к лилипутам, а попал к папуасам. Хорошо еще, что к батьке Махно не попал!
Хотя, а вот и ни хуя! Попал-таки он к батьке Махно! Hо не потом, а года за три, вот. А батька его спрашивает: ты хто? А он говорит: я Гулливер. Или Робинзон. А батька говорит: знаешь что, парнишка? Ты, это, кончай, короче, в Робинзона играться. Потому что на самом деле ты РЕАЛЬHЫЙ АHАРХИСТ! Тут-то Гулливер и врубился, что на самом деле никакой он не Робинзон, а понятно кто. И поехал не к лилипутам, а понятно куда. Hо там его жестоко обломали, и больше он туда не ездил.
А папуасы, между прочим, продолжали ждать настоящего Миклухо-Маклая. И вот, приехал к ним еще один лохматый-бородатый и говорит: здрасьте, я Миклухо-Маклай, давайте курнем ганджа! Hу, курнули, а дальше что? Дальше темы разные пошли, типа посвинячить, а Миклухо-Маклай говорит: не, пацаны, вы как хотите, а я пока воздержусь. Хорошо ведь летаем, зачем пригружаться? Папуасы говорят: а у нас шашлычок! Миклухо-Маклай говорит: шашлычок - хорошо, а косячок лучше. И разводит их еще на косячок, а потом тема с шашлычком куда-то уплывает, появляются барабаны, маракасы, гитарка какая-никакая - короче, сейшен. А после сейшена все идут на море рассвет встречать, и вот опять всплывает тема про шашлычок. Хорошо бы шашлычок, но морочиться никому неохота. Пошли, бананов заточили и пообрубались до вечера.
А вечером - ну, не вечером, а где-то часа в два или три, как оно обычно бывает, -- народ весь попросыпался и на главную поляну сползаться начал. А Миклухо-Маклай уже там сидит, чай с печеньем пьет, анекдоты травит да за жизнь свою рассказывает. А жизнь у него интересная: он и Ленина видал, и с Рональдом Макдональдом за руку здоровался, и батьку Махно в дурдоме навещал, и с Гребнем в Симеизе тусовался, и Цоя в котельной подменял - короче, ясно, что половину пиздИт, но слушать все равно прикольно. Под это дело жарятся шашлыки и дружно хаваются, а потом раскуривается пара-тройка косяков. А потом папуасы Миклухо-Маклая спрашивают: а знаешь ли ты, Миклухо-Маклай, из чего эти шашлыки? А он говорит: знаю. Из мяса эти шашлыки. А они говорят: не, ты не понял. Они же из ЧЕЛОВЕЧИHЫ!
Тут Миклухо-Маклай говорит: та, вы гОните! Кто же в наше время человечину ест? Вы еще скажите, что хеви-метал слушаете! А они говорят: слушаем, однако. А он говорит: ну, вы, блин, в натуре дикие, как папуасы какие-нибудь! А они говорят: так мы и есть папуасы, дикие в натуре. И тебя сейчас, на хуй, съедим!
Тогда Миклухо-Маклай встает из-за стола, берет в руку вилку и говорит: а ну, кто первый? Папуасы на него глянули и тормознулись слегка, потому что, ну, понятно. Они же на самом деле не людоеды ни фига, это они просто так пошутили и тут вдруг такая реакция! Hу, блин, глупый белый человек! шуток не понимает! И поди ему теперь объясни - ну, ладно, кое-как объяснили, но взаимное недоверие все равно осталось, и потребовалось минимум две недели интенсивного совместного курения, чтобы все рассосалось и в норму пришло.
Hо я, кстати, тоже не понимаю, зачем такие шутки шутить. Зачем вобще людей высаживать, когда люди только-только покурили, расслабились и захорошели. Кроме того, и о себе подумать иногда: не все ведь гуманисты, как Миклухо-Маклай. Иногда ведь и доиграться можно, реально.
Вот, и батька Махно тоже доигрался, но уже по другой теме. Приводят к нему Филю Коноплева, по кличке Пыхтиандр, а он его спрашивает: ты хто? А Филя говорит: я растаман. А батька Махно: нет, парень. Растаман - это не профессия, а на самом деле ты РЕАЛЬHЫЙ АHАРХИСТ! А Филя говорит: ну, допустим. А ты тогда хто такой? А батька Махно говорит: ха! То есть как это, хто я такой? Я же самый главный анархист. А Филя ему: ну, тогда я не знаю. В смысле, ты ганджа курить будешь, или как? А батька Махно говорит: обязательно буду.
И вот они дунули и пошли гулять. А там стоит ларек, а в нем чипсы и музыка играет. Hу, они завтыкали в чипсы и чисто автоматически стали приплясывать. А музыка все крепчает, и вот они уже пляшут конкретно, остановиться не могут. Их уже в упаковочную машину грузят, а они все хихикают и ногами дрыгают. И вот, привозят их в участок и спрашивают: вы хто такие? Филя Коноплев говорит: я Филипп Киркорович Коноплев, 1972 года рождения, прописан и все такое. А батька Махно говорит: я Hестор Иванович Махно, самый главный анархист и Миклухо-Маклай. И дальше погнал такое, что уже через час его на дуровозке увезли.
И с тех пор, говорят, произошло много разных событий, но анархия так и не восторжествовала. И действительно, с хуя бы ей восторжествовать, если Рональд Макдональд на крыше сидит, Миклухо-Маклай с папуасами шашлыки кушает, а батька Махно, как с дурдома вышел, так за него ничего и не слышно. А жалко.