Страница 8 из 9
Все вышло как сказала колдунья. После Бородинской битвы наши войска отступали от столицы, а жители в спешке бежали, увозя только самое ценное. Наутро ожидались в Светлом Яре авангардные разъезды неприятельской конницы. А с вечера граф Дорф раздал дворовым факелы и первым с молитвой запалил дом.
Хозяин покидал пепелище налегке. Но были и те, кто не поверил в искренность его порыва. Ведь после пожара среди дымящихся развалин не оказалось ни одной мраморной скульптуры… Куда же (неразборчиво)? Этот вопрос, милая Асенька, не дает мне покоя вот уже несколько дней. С тех самых пор, как собственными руками отдал я перстень с камнем в виде креста проклятому Залесскому и увидел, как почернело от жадности его лицо. Похоже, слишком щедро заплатил долги Ваш покорный слуга Николенька. Впрочем, разве теперь узнаешь?
Асенька, не дает мне покоя загадка наших развалин. Все думаю – а вдруг оно там, под ногами? Сокровище графа Дорфа. В подземных ходах, которые (неразборчиво). Давно ведь поговаривали, что даже из деревни есть (неразборчиво)…
На этом месте текст обрывался. Янка уважительно покосилась на паркет, будто прямо под ним и таились несметные богатства. Пальцы аккуратно отложили в сторону хрупкий лист. Непрочитанным остался всего один. Короткая заметка, напечатанная на принтере. Слава Богу, не пришлось больше ломать голову над устаревшими буквами. В заметке говорилось, что перед тем как открыть здесь дом отдыха – еще тогда, в семидесятые, – реставраторы провели изыскания в основании дома. Янка читала очень быстро и даже шептала вслух:
– «Мы наткнулись на остатки подземного тоннеля, – вспоминает архитектор Ирина Быстрова. – Пробовали пройти дальше, но остановились через несколько метров. Углубляться оказалось слишком опасно из-за вероятности обрушения сводов. Чтобы избежать несчастных случаев, мы засыпали расчищенный нами вход в подземелье. Подземные ходы в Светлом Яре действительно существуют, но для их исследования нужны значительные финансовые средства. Надеюсь, рано или поздно научный поиск все же будет организован и принесет сенсационные открытия…» Вот же блин!
– И я о том же. Колесникова, у тебя совесть есть?
Янка машинально спрятала папку за спину. Но возглас принадлежал не Алене, которой полагалось гневаться из-за невыполненной работы, а второй вожатой Кате. Этой гневаться тоже не возбранялось. Невырезанные сердца и ненадутые шары должны были изрядно отягощать Янкину совесть. Однако этого почему-то не происходило.
– Про шары я помню, – на всякий случай покаялась Янка. – Ты Каверина случайно не видела?
– В столовой твой Каверин, с отрядом! Давно уже. И тебе тоже было бы неплохо там появиться. Для порядка. А то один Каверин на уме.
– Кать, я же вовсе не…
– Оно и видно!
Снова какая-то сердитая. Не иначе, всеобщее лихорадочное оживление действует. У почтового ящика – небольшое столпотворение, валентинки так и сыплются. Девочки направо, мальчики – налево. Шепчутся, глядят загадочно. И все волнуются. Недовольна одна только Якушева.
После полдника обещали кукольное представление, а значит, подпирай себе стену и цыкай на шептунов часа полтора, не меньше. Янка рассчитывала найти Дениса и обсудить с ним содержимое серой папки, но увы – Каверин столь же тщательно бдил вертикальность стены по другую сторону от сцены. Зато рядом была бессменная Катя. И ей тоже не терпелось поговорить. На сей раз Якушева заходила издалека.
– Ян, я понимаю, что это не мое дело… Сама не люблю, когда кто-то ко мне с такими вопросами лезет. Не хочешь, можешь не отвечать. – Пауза. Тщетное ожидание уверений в обратном. – Но что это ты все время про Дэна спрашиваешь? Понравился?
– М-м.
– Я тебя понимаю. Дэн классный. Он многим нравится. Особенно пионеркам – каждую смену драмы. Но в лагере он никогда ни с кем не встречается. Принципиально. Вроде бы у него и девушка в Москве есть. Ян, а Ян…
– М-м?
– А ты Пашке валентинку подаришь?
– Нет.
– А Каверину?
– Нет!
Не объяснять же, что в отношении к грядущему празднику они с Денисом вполне сошлись во взглядах, и оба мечтают отсидеться в недосягаемости этого самого праздника.
– Ясно. Боишься, – логично заключила Катя. – Я тоже боялась. А теперь решила – хватит. Нужно попытаться. Ты меня поддерживаешь?
– Ну так, Кать! Давно пора.
К полному Янкиному удовольствию, помолчали. Но стоило ей как следует углубиться в мысли о графских сокровищах, Катя снова зашептала:
– Ой, чуть не забыла. Сегодня у нашей Киры день рождения. Вечером собираемся в клубе. Она просила тебя пригласить. Пойдешь? Дэн после спектакля едет в магазин за…
– Магазин? – встрепенулась Янка. – Ка-ать! Мне б тоже съездить.
– Вот ведь упертая! – восхитилась Катя. – С таким настроем точно своего добьешься! Я имею в виду, Каверина. Ладно, отпускаю. Лети навстречу мечте. Хотя бы шоколадка мне за помощь полагается?
– Две, – легко согласилась Янка. А ведь со стороны все это наверняка выглядело именно так. Как будто она попросту запала на Дениса, вот и ухлестывает за ним напропалую. «Запала». Никогда не нравилось это слово. Точно не про нее. Ей, Янке, просто лучше, когда Денис есть рядом, чем когда его нет. Но специально искать его общества она не собиралась.
С самим Денисом удалось договориться после спектакля.
– В магазин? Обязательно поеду, – на бегу подтвердил Каверин. Вечно он куда-то не успевал и опаздывал. Не поговорить. – Со мной? Можно. Через час у клуба. Устраивает?
– Еще как!
Даже ужином жертвовать не придется. Редкостное везение.
Все дружно стягивались на дискотеку, и только охранник дядя Толя со всех ног несся в противоположную сторону. Торопливо осенял себя крестными знамениями и выглядел, мягко говоря, напуганным.
– Завяжу! На этот раз точно завяжу! Ни капли! Вот те крест!
– Чего это он? – озадачилась Катя, когда тот протопал мимо, не поздоровавшись. – А с виду вроде приличный.
Видимо, подумал об этом и Петр Геннадьевич Каверин. В момент триумфального бега дяди Толи через весь двор он как раз чинно выходил из дверей главного корпуса. Ни дать ни взять, барин.
– Анатолий! – строго окрикнул директор, и охранник вытянулся по стойке «смирно». Даже шапку стянул, чем еще больше усилил собственное сходство с крепостным крестьянином. – Что за шум?
– Завяжу, – громогласно повторил дядя Толя. – Весь день нервы мотает, проклятая! Довела, сил никаких нет.
– Да кто ж тебя довел? Сидишь в своей сторожке, как сыч. Носа на улицу не высовываешь.
– Нечисть, Геннадьич. Не знаю, за какие грехи тебя сюда начальником поставили, но дурное тут место, как пить дать! Тьфу, даже от слова энтого с души воротит.
– Анатолий, ты по-человечески объяснить можешь?
– С утра балует, проклятая. Ночью вроде не было ничего, а тут гляжу в окно, у забора – она! Крышка от гроба! Ленты ветерком колышет, и тишина… Дескать, ждет меня, Геннадьич, поджидает. Бабка-то покойная. Ну, думаю, врешь, не возьмешь. Шторку задвинул, вроде как не видел ничего, да и дело с концом. А потом она пропала.
– Ты, Анатолий, и правда, завязывай с этим делом-то, – нахмурился Петр Геннадьевич. – Я на все сквозь пальцы смотрю, потому что жаль тебя, непутевого. Где еще такую работу найдешь? Где, я тебя спрашиваю?
– Ты обожди, дослушай. – Охранник выдержал эффектную паузу и вытаращил глаза в сторону своей будки у ворот. – Она и сейчас там!
Вышло и вправду жутко. Чернющая ночь, луна, лес вокруг. И вот это его замогильное «там». Янка почувствовала холодок в районе желудка. Зато Катя вовсю давилась от смеха.
– К-крышка! – выдохнула она, утирая слезы. – Неужели Дамик опять ее до машины не дотащил?
И словно в подтверждение ее гипотезы мимо пронеслись оба приятеля – Денис и Дамир – как раз в направлении сторожки. От директора лагеря маневры не укрылись.
– Поливанов, Каверин! Чтоб через пять минут в моем кабинете! Распустились совсем… Шутники. Сумасшедший дом, а не смена.