Проснувшееся зло

Уставилась на свои ладони сложенные на сумку с самым необходимым. Красивые у меня руки. Аккуратный маникюр с прозрачным лаком. Пальцы и ногти правильной формы. С трудом верилось, что ими я могу творить такое.

Я уже спасала ими жизнь Старцева. и сделаю это снова. Пусть спотыкаясь и набивая шишки, но что поделать, если я из тех, кто учится на своих ошибках.

Пока отвлеклась на созерцание собственных конечностей способных пробивать грудные клетки, не заметила как на свободное место рядом осторожно опустился мужчина.

Опять теряю бдительность. Прав был Фил все-таки на мой счет — глупая самоуверенность.

Он, собственно, и нагнал меня, и теперь собирался составить компанию в грустных думах.

Заговаривать первой я не спешила. Все-таки он сам ко мне пришел. Хотя и обиды я так остро уже не чувствовала. За мной действительно немало косяков.

— Ты был прав, — не выдержала и все же заговорила первой. — Я постоянно совершаю ошибки. Слишком самоуверенна…

— Нет, — перебил Фил. — Мы все не идеальны. Грубить я не должен был. к тому же ты не меньше моего расстроена похищением Макса.

— Это уж точно.

Ляпнула, и только потом поняла, что чуть не призналась колдуну в открытую, что испытываю к его брату на самом деле. Высшим ведьмам не положено любить. Хотя вряд ли это для него секрет.

Но потом вдруг решила поиграть с колдуном. А может и себе пора напомнить кто передо мной.

— Я ведь люблю его… Так сильно, что, кажется, готова снова разорвать сердце на части если придется.

Неловкая пауза, но Фил не стал игнорировать мое признание.

— Вы друг друга стоите. Макс тот еще засранец, хоть и главный. А ты, — Фил снова взял паузу и хмыкнул подобрав наконец слова. — А ты, черт возьми, вырываешь сердца! И превращаешь людей в послушных рабов.

— Да уж. Идеальная парочка… — усмехнулась и тут же замолчала ожидая скажет ли что-то еще Фил.

— Он тоже тебя любит, Василиса. Да у него просто башню сносит от тебя. Поверь, я знаю своего брата.

Без всяких шуточек заявил Фил.

прежняя я, выросшая на одних лишь сказках о сверхъестественном мире, не за что бы не поверила его словам. колдуны не могут любить. Но теперь я точно знаю, что не стоит верить всему, что тебе рассказывают. А любовь в сердцах Старцевых я видела лично.

Но слова Фила не открыли мне америку. И он прекрасно об этом знает.

— Он не отпустит тебя.

— Ему придется, — резко ответила я, не в силах сдержать горечь в словах. — Мне нельзя заводить отношения…

— Тебе не кажется, что нынешний порядок слишком неправильный, что ли?

Колду снова говорил привычно, не скрывая иронии. Конечно, я считаю все правила колдунов неправильными. Но к чему он ведет?

— А я часто об этом задумывался. И, уверен, Макс тоже.

Сердце ускорилось. Слова колдуна давали непростительную надежду.

— Давай, вытащим его оттуда, и спросим. Потому что мне в это не верится, — отшутилась я и, чтобы скрытьволнение поднялась и направилась к нашему домику.

Плевать на порядки, вот что я поняла, пока шла по аллее в компании Фила. Я люблю колдуна. Даже отсутствие взаимности меня не пугает. И вряд ли изменит мои чувства. Я, возможно, больна, и это не лечится. Но мое сердце не выдержит лишь в одном случае. Если Максимильяна Старцева не станет.

Сказать эту правду самой себе самой себе, действительно, оказалось приятно, какой бы страшной она на самом деле не была. Но когда я перестала отрицать собственные чувства дышать стало легче.

Глава 24. Хозяйка логова демонов

Конечности затекают быстро, если не шевелиться, особенно, когда подвешен на дыбе. Вот и Максимильян не чувствовал рук, пытался шевелить кистями, но металлические браслеты с цепями слишком плотно сидели, впивались в кожу, и чем больше он будет дергаться, тем быстрее пойдет кровь.

Максим представлял где он, хотя повязка на глазах, и скотч заклеивающий рот, это не позволяли. Чувствовал запах сырости, пропитавший стены, глухие шаги над потолком. Он однозначно в подвале дома.

Ошейник полностью погасивший все его силы «живого артефакта» не пугал, а вызывал дикое желание рассмеяться. Ирония, что колдун усматривал в своем положении, придавала моральных сил. Разработанный колдунами артефакт против сил высших ведьм, позволивший когда-то изменить расстановку сил, и подняться колдунам, теперь использовался против него. Тот, кто до этого додумался заслужил чертову медаль. Вот только откуда умник узнал о особенных силах Максимильяна? И что еще они знают.

Максим вспомнил какое испытал облегчение, когда понял, что схватили только его, а Василису и остальных оставили. Усмехнуться бы горько, но скотч не позволял. С каких пор он стал мучеником и жертвует собой ради других? Или только ради нее?

Разобраться в этом вопросе Макисимильян не успел, протяжно заскрипела дверь его темницы. И он направил единственное, что у него осталось — слух, на происходящее у дверей.

Легкие шаги, неприятный скрежет дерева о камень, стук, с небольшими интервалами.

Кто-то явно приближался к Максимильяну. И колдун пытался разгадать «гостя» раньше, чем тот себя объявит. Или хотя бы понять его намерения.

Конечности затекают быстро, если не шевелиться. Особенно, когда подвешен на дыбе. Вот и Максимильян не чувствовал рук, пытался шевелить кистями, но металлические браслеты с цепями слишком плотно сидели, впивались в кожу, и чем больше он будет дергаться, тем быстрее пойдет кровь.

Максим представлял где он, хотя повязка на глазах, и скотч заклеивающий рот, не позволяли рассмотреть помещение. Чувствовал запах сырости, пропитавший стены, глухие шаги над потолком. Он однозначно в подвале дома.

Ошейник полностью заглушивший все его силы «живого артефакта» не пугал, а вызывал дикое желание рассмеяться. Ирония, что колдун усматривал в своем положении, придавала моральных сил. Разработанный колдунами артефакт против сил высших ведьм, позволивший когда-то изменить расстановку сил, и подняться колдунам, теперь использовался против него. Тот, кто до этого додумался заслужил чертову медаль. Вот только откуда умник узнал об особенных силах Максимильяна? И что еще знает.

Максим вспомнил какое испытал облегчение, когда понял, что схватили только его, а Василису и остальных оставили. Усмехнуться бы горько, но скотч не позволял. С каких пор он стал мучеником и жертвует собой ради других? Или только ради нее?

Разобраться в этом вопросе Макисимильян не успел, протяжно заскрипела дверь его темницы. И он направил единственное, что у него осталось — слух, на происходящее у дверей.

Легкие шаги, неприятный скрежет дерева о камень, стук, с небольшими интервалами.

Кто-то явно приближался к Максимильяну. И колдун пытался разгадать «гостя» раньше, чем тот себя объявит. Или хотя бы понять его намерения.

— Как же ты похож на отца, — раздалось довольно близко. Сухой, хриплый, царапающий уши. Голос явно принадлежал женщине. Но уже давно не молодой.

Острые ногти впились в его подбородок, неприятно царапая щетину. А потом резким движением скотч был сорван. Как и повязка с глаз.

Хоть свет и был очень тусклый, все равно заставил колдуна зажмурится ненадолго.

— Все так говорят, да? — предположила женщина. — Мне тоже так говорили… когда-то.

Несколько раз моргнув, Максимильян нашел женщину, что с ним говорила. Это было несложно, она стояла прямо перед ним. Слишком близко, что даже в таком полумраке можно было рассмотреть и цвет глаз, выцветший, когда-то сочно зеленый, а теперь желтый, и сеть морщин на лице. Оно казалось настолько каменным и безжизненным, что с трудом верилось, что эта ведьмачка испытывала эмоции. Выглядела она куда хуже, чем думал Максим, оценивая голос.

— Да, говорят, — подтвердил он. А в душе уже поднималась буря ненависти.

Перед ним, определенно, та самая Стефания. Ведьмачка, что нагоняет жуть на колдунов рода Молотова. Убившая его отца.

Максим почувствовал, как ошейник на нем вдруг нагрелся, и только после этого понял, что, поддавшись эмоциям, активировал карминовый поток, хранившийся в его теле.