Страница 37 из 58
— Она великолепна, не так ли? Французские двери открываются прямо на крыльцо, и через них поступает много света.
Он кивает.
— Многовато места для одного человека.
— В комнате?
Он улыбается.
— В доме.
Он думает, что я навязываю ему большой дом? Может, он не хочет детей. Может, я предполагаю слишком много.
— Знаю, что четыре спальни кажутся чересчур, но ты быстро их заполнишь. Ты можешь устроить дома офис и спортзал, если захочешь.
— Пока не появятся дети.
Я избегаю зрительного контакта с ним всеми способами.
— Да, эээм... пока не появятся.
— Мэделин?
— Хмм?
— Почему ты не смотришь на меня?
Я фокусируюсь на старом дубе, который вижу через французские двери.
— Просто наслаждаюсь видом.
— Я не прошу тебя заводить со мной детей, — смеется он.
— Ха! Я знаю! — мой голос звучит напряженно, и мне хочется спрятать от него свое лицо. — Это просто очень странно. Обычно я не зажигаю с клиентами прежде, чем показать им дома.
Он подступает ближе.
— Странно. А я всегда зажигаю с агентом по недвижимости прежде, чем позволить ей показать мне дома.
Пытаюсь засмеяться на его шутку, но смех кажется пустым.
— Ты слишком много об этом думаешь.
— Неужели? — Я наконец поворачиваюсь к нему лицом. Он стоит в паре футов от меня, уперев руки в бедра. В глазах игривый блеск, а сквозь поджатые губы прорывается улыбка. — А, может, это ты не думаешь об этом достаточно. Что-то изменилось? Ты внезапно готов встречаться? Или тебе попросту надоело удерживать дистанцию?
Адам лениво улыбается.
— И то, и другое? Ничего из вышеуказанного? Мэделин, не все должно быть черным или белым.
Может, для Адама — нет, но для меня — да. Мне надоело играть на серой стороне. У меня нет роскоши слоняться по кругу и ждать, когда Адам очнется. Большую часть времени после двадцатилетия я провела на свиданиях не с теми парнями: плохиш, эгоист, бабник. И все. Теперь же пора пойти другой тропой. Мне нужен кто-то, кто не струсит перед идеей о браке, кто не станет морщиться каждый раз, когда я завожу тему о детях.
— Мы можем делать по одному шагу за раз? — спрашивает он.
Если бы мне было двадцать два года, и я только что закончила бы колледж, его предложение звучало бы как мечта. Теперь мне нужно знать, чего ожидать в следующем месяце, в следующем году. Мне нужно начинать планировать будущее, иначе в сорок лет я проснусь одна с Мышонком в качестве компаньона.
Вздыхаю и качаю головой.
— Давай сосредоточимся сейчас на доме. У тебя осталось всего несколько минут, прежде чем придется возвращаться на работу.
— Но когда я снова тебя увижу? Можно пригласить тебя на свидание?
Пригласить? На свидание?
Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Потому что так и есть. Провожу ладонью по лицу.
— Адам, хватит. Это неподходящее время.
— Мэделин.
Он делает шаг ближе, и я качаю головой. Повторяет то же самое — нарушает мое личное пространство, пока я не сдамся. Дважды это привело к неприемлемым последствиям. Третьему разу я случиться не позволю.
Я поворачиваюсь к крыльцу, и он становился рядом со мной.
— Мое агентство устраивает вечеринку, — смягчаюсь я, фокусируя внимание на дубе. — Мне нужно пригласить троих людей. Ты можешь прийти.
— Когда она?
— На следующей неделе.
Он качает головой.
— Слишком долго ждать. Можно я приду побегать с Мышонком?
«Побегать с Мышонком» теперь становится не чем иным, как эвфемизмом.
— Адам, вечеринка, — я скрещиваю руки, чтобы подчеркнуть свое предложение. И не сдамся. — Или принимай предложение, или забудь.
Уголком глаза замечаю, как он ухмыляется.
— Мне никогда прежде не приходилось умолять женщину провести со мной время.
Теперь ухмыляюсь я.
— Ты долго не искал новую.
Он зарывается рукой в мои волосы на затылке. Мурашки пробуждаются, бегут по позвоночнику, но он продолжает свою скромную игру.
— Может, растерял сноровку.
Пожимаю плечами.
— Может.
Он смеется, а затем наклоняется, чтобы поцеловать мои волосы.
— Я сыграю в эту игру, Мэделин. Хочешь, чтобы я подождал до вечеринки? Я подожду.
Но он не убирает руку с моего затылка. Разворачивает меня, пока я не становлюсь к нему лицом. Мое дыхание начинает выходить краткими, слабыми рывками, а колени — дрожать. Я прилипла к месту, пялясь на него и сжимая кулаки по бокам.
— Вечеринка в следующую субботу в пивоварне в центре, — начинаю я.
Его рука движется вверх, и пальцы скользят по моим волосам. Он едва тянет за них, а я все равно делаю шаткий шаг ближе к нему, оказываясь у его груди.
— В пивоварне? — спрашивает он, наклоняясь ниже и прижимаясь поцелуем к моей щеке, в этот раз к уголку моих губ.
Безмолвно киваю.
— Во сколько? — спрашивает, обнимая рукой за талию.
— В семь вечера, — хриплю я.
Он мычит, наклоняясь и прижимаясь к моим губам в робком поцелуе. Он заканчивается так быстро, что я успеваю лишь закрыть глаза, как Адам уже отстраняется. Я тянусь к нему, как цветок, отчаянно жаждущий чуть больше солнечного света.
— Мэделин? Я не стану снова целовать тебя.
Моргаю и распахиваю глаза.
— Нет?
В моем голосе слышно расстройство.
— Нет, — отвечает он, заправляя пару прядей мне за ухо.
О, до чего же изощренная пытка. Я могла списать наши прошлые ошибки как непредусмотренные нападки, но если я сейчас попрошу его поцеловать меня, мне не удастся избежать ответственности с моей стороны.
— Может, хотя бы кратенько? — предлагаю я. — Твоя мама ждет нас на кухне.
Адам смеется на мое оправдание, словно короткий поцелуй вообще поцелуем назвать нельзя. Затем делает шаг назад и отпускает меня.
— Покажи мне хозяйскую гардеробную.
А как же наш поцелуй? Мне хочется спросить. Ему не понравился мой компромисс?
— Мэделин, показывай, — снова говорит он, и в этот раз я ловлю его настойчивый тон, едва уловимое сдерживаемое им желание.
Я подрыгиваю, и он спешит за мной к встроенной слева гардеробной.
— Это одна из самых больших, которые я видела. Здесь есть…
Мое предложение затихает, когда дверь гардеробной закрывается, и я слышу звук поворота дверного замка. Мы остаемся в темноте, и я думаю, что Адам сейчас потянется и включит свет, но вместо этого его руки находят мои бедра.
— Продолжай.
— Что?
— Рассказывать мне о гардеробной.
Я смеюсь.
— Я больше не вижу бумаг.
Он сжимает мое бедро, а другой рукой берет мои документы и бросает их на пол.
— Ты видела их прежде. Рассказывай, что помнишь.
— Оу… эм…
Он подступает ближе, и мой мозг плавится. Он собирается поцеловать меня?
— Здесь есть встроенные в стену полки для обуви, а сложенную одежду…
Его рот находит мою щеку, и я резко вдыхаю.
— А что со сложенной одеждой? — спрашивает он, и хоть я не вижу его лица, то насмешливый тон слышен безошибочно.
— Для нее есть множество ящиков…
Мой голос затихает. Я не могу сконцентрироваться, пока его рот так близко к моему. Ладонью он обнимает мой затылок и откидывает голову назад. Я содрогаюсь, когда его пальцы погружаются в мои волосы.
Ресницы дрожат, я закрываю глаза, а Адам делает шаг ближе, потираясь об меня, пока наши тела прилегают друг к другу, как два кусочка пазла. Когда я поднимаюсь на носочки, наши бедра соприкасаются, а его руки находят мою талию, удерживая меня напротив него. Грудью касаюсь его, и он захватывает мочку моего уха зубами. Впиваюсь ногтями в его рубашку, внезапно и с нетерпением желая большего.
— Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, Мэделин? — он шепчет у моего уха.
Я киваю, но он ничего не делает.
— Скажи мне, — произносит Адам.
Сжимаю его бицепсы.
— Поцелуй меня.
В тот же миг его губы находят мои, и Адам целует меня, словно намеревается оставить метку. Кусает, тянет, высасывает из меня жизнь. Он страстный и жаркий — поцелуй больше напоминает секс. Его имя звучит в воздухе, со стоном сорвавшееся от кого-то, чей голос похож на мой. Его рука в моих волосах, ни вежливого приглашения, ни барьеров, пересеченных за недели скромной прелюдии. Я чувствую себя сумасшедшей, но затем ощущаю его ладонь на своей груди, и это чувство пропадает. Я чувствую себя живой в темноте гардеробной, когда мы опускаемся на ковер.