Страница 21 из 22
«Может быть, он сам опустил ее перед выстрелом? – снова и снова внимательно осматривая тело, размышлял Лев. – Может, так ему было удобнее? Но если бы перед самоубийством он сидел, свесив левую руку, то, учитывая такую тесноту пространства, это дало бы разворот корпуса, и тело сейчас лежало бы с некоторым наклоном влево. А оно лежит совершенно прямо, и рука с пистолетом находится гораздо дальше, чем находилась бы при развороте корпуса».
Этот факт действительно выглядел довольно странно и наводил на разные дополнительные размышления.
Кроме того, ощущая сильный запах алкогольного перегара, казалось, насквозь пропитавший комнату, Гуров нигде не находил ни бутылок, ни закуски, которые свидетельствовали бы о «празднике». Еще раз окинув комнату взглядом, он вдруг поймал себя на мысли, что само по себе помещение, прибранное и довольно аккуратное, как-то совсем не сочетается с тезисом о роковой ошибке, совершенной в пылу алкогольной истерики. Разве что неопрятная кровать с измятыми и лежавшими как попало простынями и подушками вписывалась в эту схему. Все же остальное являло собой довольно заметное противоречие.
– Я так понял, наш товарищ на момент смерти находился в изрядном подпитии? – обратился он к худощавому эксперту.
– Да, если бы был за рулем, права бы точно отняли, – усмехнулся тот.
– А где же это он так нализался? Тут вроде все чисто.
– Ресторан у них в соседней комнате, – улыбаясь, пояснил эксперт. – Здесь дальше по коридору выход на террасу, что-то вроде летней веранды. И там же кухонька пристроена. Вот там весь арсенал. И бутылки, и закуски, целая батарея выстроена.
– Вот оно что. Но сводить счеты с жизнью он именно сюда пришел. Не захотел среди бардака совершать это важное дело?
– Наверное. Или среди бардака не захотел, или в присутствии свидетелей. Вчера вечером, как я понял, к нему сюда какой-то друг приходил. Похоже, вместе праздновали.
– Что за друг? – сразу насторожился Лев.
– Да не знаю я. Это вон у ребят надо спросить, которые допросы ведут. У меня специализация узкая, я в эти дела не лезу. Вроде бы жена его что-то упоминала про друга. Хотя она сейчас в таком состоянии… Могла и напутать.
– А где она, кстати? Что-то ее не видно. И остальных, – добавил Гуров, вспомнив, что в доме должен был находиться Стрелков, которого командир части послал «на разведку».
– Они в другой половине. И жена, и соседей еще вызвали. Там у нас ребята допросы ведут. А здесь только мы и понятые.
– Понятно, – кивнул Лев, вспомнив семейную пару в соседней комнате. – Когда будет готово заключение по трупу?
– Не знаю… – как-то призадумался эксперт. – Вообще-то, работа здесь есть…
– Но и время у вас есть. До завтра справитесь? Дело не терпит отлагательства.
– До завтра?.. – снова медлил с ответом высокий парень. – Не знаю… Как думаешь, Леня? – обратился он к своему товарищу, пристроившемуся за тем же письменным столом, где сидел сейчас Рыбаков, и заполнявшему бумаги.
– Попробовать можно, – подумав, ответил тот. – Но тогда все текущее отложить придется.
– Значит, нужно будет отложить, Леня, – твердо произнес Гуров. – Сейчас это самоубийство – главный вопрос повестки дня.
– Понял, – открыто улыбнулся Леня. – Значит, постараемся справиться до завтра.
– Постарайтесь, ребята. Кстати, предсмертная записка была?
– Нет, не было, – ответил высокий.
– Интересно… Тогда почему же он решил покончить с собой именно за столом? Судя по тому, что постель разобрана, он уже собирался ложиться спать. А может, даже уже спал. Выспался, потом встал с кровати, сел за стол и застрелился? Очень интересно.
– Может быть, он спал раньше, еще до того, как приходил этот друг, и они надрались в стельку? – предположил Леня.
– Может быть. Нужно знать время смерти. Поторопитесь, ребята, сами видите, дело не терпит отлагательств.
Вновь получив твердое обещание «постараться», Гуров вышел из комнаты. Он намеревался осмотреть террасу, где, по утверждению худощавого эксперта, «праздновали» вчера вечером Рыбаков и его неизвестный друг.
Дверь из коридорчика с окном вела в небольшое помещение вроде сеней, откуда имелся выход на улицу, а также еще одна дверь, ведущая на ту самую террасу. Она оказалась довольно просторной, с четырьмя большими оконными проемами. Застеклен был только один из них, в остальные три свободно проникал свежий воздух.
На веранде стоял стол, а на столе расположился действительно целый арсенал всевозможных бутылок, стаканов и тарелок с закусками. Судя по неопрятному виду, «праздник» здесь начался задолго до вчерашнего вечера.
С веранды можно было попасть во внутреннее помещение, где располагалась кухня. Дверь была открыта, и, заглянув в нее, Лев увидел газовую плиту и прочие необходимые хозяйственные атрибуты. Все это тоже выглядело довольно непрезентабельно и наводило на мысль, что супруга Рыбакова заглядывает сюда нечасто.
Отсеком с кухней и верандой дом заканчивался, и Гуров вышел на улицу, чтобы осмотреться во дворе.
С первого взгляда было понятно, что обитатели дома не были завзятыми садоводами. Участок зарос травой, и неухоженные деревья представляли собой непроходимые джунгли, совершенно закрывавшие перспективный обзор. Территория возле самого дома тоже не поражала образцовым порядком. Единственным более-менее «обжитым» местом была небольшая площадка для барбекю, но и она содержалась в чистоте, очевидно, лишь потому, что из-за разбросанных как попало предметов мог возникнуть пожар. Территория вокруг мангала была очищена от всего лишнего, и это создавало иллюзию ухоженности.
Перспектива углубиться в непроходимые заросли плодовых деревьев и кустарника у любого вызывала бы отторжение, но отважный полковник смело ринулся в самую гущу. Когда он дошел до противоположной границы участка, то обнаружил, что за изгородью располагается не соседний дом, как он предполагал, а пустырь. Глубокий овраг, давно превращенный жителями Сосновки в мусорную свалку, делал невозможным строительство, и ряд домов, выходящих на противоположную улицу, начинался несколько дальше.
Установив, что при желании пробраться в дом Рыбаковых совсем нетрудно, Гуров вернулся к строению. Обойдя его по периметру, снова вошел в «парадную» дверь, но в этот раз повернул уже не налево, а направо.
На половине жены было гораздо шумнее и оживленнее, чем в унылом обиталище мужа. Расположение комнат там было таким же и в каждой из них шла оживленная беседа.
– О! Лев Иванович! А я уже вас потерял, – проговорил Артем, неожиданно, как лист перед травой, возникший перед Гуровым.
– Не волнуйся за меня, – усмехнулся тот, – я уже большой мальчик. Что здесь? Все на месте? С тех, кто обнаружил труп, сняли показания?
– Да, майора и водителя, который его привез, сейчас допрашивают, жену пытаемся привести в чувство. У нее была настоящая истерика, не знаю, можно ли вообще будет сегодня с ней поговорить.
– Она заходила в ту комнату?
– Как я понял, да. Зрелище, конечно, удручающее.
– А остальные что говорят? Стрелков и этот водитель. Как его нашли?
– Да очень просто. Заехали за женой, она открыла дверь, прошли на мужнюю половину. Ну и… обнаружили.
– Что-то примечательное было?
– Да нет, кажется, ничего. Рыбаков лежал на столе с пистолетом в руке, работал телевизор. Им жена по дороге рассказывала, что он обыкновенно «под аккомпанемент» напивался, в тишине ему скучно было.
– А что насчет приятеля? Эксперты сказали, что вечером к нему какой-то друг приходил.
– Да, прапорщик, дружбан его закадычный. Они частенько вместе гудели. Это тоже жена по дороге рассказала. В общем-то, этот с ней разговор и дал основные сведения о ситуации. Подробности узнать уже не удалось.
– Истерика? – с пониманием спросил Гуров.
– Она самая.
– Но, по крайней мере, как зовут друга, она успела сказать?
– Да. Виктором зовут. Виктор Зыбин.
Услышав это имя, Гуров сразу же вспомнил разговор в кафе, подслушанный накануне вечером. Сообщая пузатому мужику, что Рыбаков держится только на коньяке, бармен сказал, что эти ценные сведения сообщил ему некий Витек. И теперь, узнав, что близкого друга и постоянного собутыльника Рыбакова зовут Виктор, Лев сделал соответствующие выводы.