Однажды в Риме

Он отвернулся. «Ладно, – подумал Аллейн. – Но если тебе так все это ненавистно, какого черта ты в этом участвуешь?»

Он перешел к Софи Джейсон, стоявшей в сторонке и, похоже, обрадовавшейся его компании. Мы все слишком стары для нее, подумал Аллейн. Возможно, нужным требованиям удовлетворит племянник леди Брейсли, но сомнительно. Он вовлек Софи в разговор и отметил, что это милая, умная девушка, щедро наделенная обаянием. Она отлично смотрелась на фоне азалий, Рима и великолепного неба.

Очень скоро Софи уже рассказывала Аллейну о своей подруге, внезапно потерявшей отца, о том, что она впервые в Риме, о счастливой случайности с освободившимся местом и, наконец, о своей работе. Просто поразительно, вдруг подумала Софи, как много она поверяет этому спокойному и внимательному незнакомцу. И почувствовала, что краснеет.

– Не представляю, почему я все вам выкладываю! – воскликнула она.

– Это вы делаете мне одолжение, беседуя со мной, – успокоил ее Аллейн. – Только что меня не сказать чтобы оттолкнул, но слегка отодвинул почетный гость.

– Не сравнить с тем, как он меня отшил! – одними губами проговорила Софи. – Мне до сих пор не по себе.

– Но… разве он не один из авторов вашего издателя?

– Он наша большая двустволка. Глупо было напоминать ему, что мой начальник нас знакомил. Можно подумать, я ему яду предложила.

– Как это странно с его стороны.

– Очень похоже на пощечину. Раньше он казался таким мягким и приветливым, и в нашей конторе его считают милым человеком. А мы не запаздываем с началом? Мистер Мейлер поглядывает на часы.

– Майор Свит опаздывает на двадцать минут, и леди Брейсли, и достопочтенный Кеннет Дорн тоже. Они живут в… – Он замолчал. – А вот, по-моему, и они.

И действительно, они подошли, и мистер Мейлер, сняв берет, с торжественным видом шагнул им навстречу.

Аллейну стало интересно первое впечатление о них Софи Джейсон. Несмотря на всю ее манеру держаться и очевидный ум, он сомневался, что она когда-либо встречалась с людьми, подобными Соне Брейсли. О Соне Брейсли Аллейн знал очень многое. Свою жизнь она начала как достопочтенная Соня Дорн и была дочерью пивного магната, дети которого в общем и целом закончили катастрофически. Много лет назад Аллейну довелось встретиться с ней, когда он навещал своего старшего брата Джорджа, посла, в одной из его служебных резиденций. Уже тогда эта женщина обладала, по выражению брата Аллейна, которого тот снисходительно считал тем еще ослом, «определенной репутацией». С течением времени репутация эта упрочилась.

– Она испытала все, – важно съязвил сэр Джордж, – кроме нужды.

При взгляде на нее теперь в это легко было поверить. Ее выдают ноги, подумал Аллейн. Больше, чем ненадежная маска лица, или дряблые подмышки, или предательская шея. Все дело в ногах. Хотя чулки обтягивали их плотно, как кожа, казалось, что они сейчас обвиснут на этих хрупких, длинных и тощих ногах, а уж как неуверенно держала она равновесие, вышагивая в золотистых сандалиях из лайки. Все дело в ногах.

Но и лицо не слишком радовало. Даже если отвлечься от кругов под глазами и самих глаз, оставался ужасно вялый рот. Накрашенный модной бледной помадой, он с таким же успехом мог быть алым: рот престарелой менады[17].

Племянник обладал отдаленным сходством с ней. Аллейн вспомнил, что его отец, второй лорд Дорн, быстро развелся с двумя первыми женами и что третью – мать Кеннета, – как выразился Джордж, «изолировали». Не очень-то веселое начало, с сочувствием подумал Аллейн и прикинул: могло бы хоть сколько-то помочь Кеннету Дорну старое средство – «живи на фунт в день и заработай его»?

Пока они приближались, Аллейн заметил, что молодой человек смотрел на Мейлера со смесью, кажется, тревоги, хитрости и, возможно, подобострастия. Он был беспокойным, изжелта-бледным, лоб покрыт испариной. Когда Мейлер представил Дорна и тот протянул, здороваясь, руку, ладонь оказалась холодной, влажной и дрожащей. На плече у него, довольно неожиданно, висела фотокамера.

Его тетка тоже пожала Аллейну руку. Ее обтянутые замшевыми перчатками пальцы сжались, мгновение оставались в этом положении и медленно разомкнулись. Леди Брейсли пристально посмотрела Аллейну в глаза. Значит, она по-прежнему, ужаснулся он, пытается соблазнять мужчин.

– Как весело, не правда ли? – произнесла она. Голос у нее был красивый.

Рядом с ней возник Мейлер, ведущий за собой Гранта.

– Леди Брейсли, могу я вам представить? Наш почетный гость – мистер Барнаби Грант.

Она улыбнулась:

– Вам известно, что вы – единственная причина, по которой я попала в эту компанию? Даже с помощью табуна диких лошадей Кеннет не затащил бы меня осматривать достопримечательности в такой отвратительный час. Вы моя «достопримечательность».

– Не знаю, что на это и ответить, – быстро произнес Грант. – Разве что, я уверен, церковь Сан-Томмазо в Палларии вознаградит вас гораздо больше.

– Мы туда едем? На руины? – осведомилась она, широко распахнув глаза и растягивая слова. – Не могу выразить, как я ненавижу ру-и-ны.

Последовала, возможно, секундная пауза, а затем Грант пояснил:

– Это не совсем руины. Это… что ж, вы увидите, когда мы туда доберемся.

– Они фигурируют в вашей книге? Я прочла вашу книгу – ту, про Саймона, – а это большой комплимент, если бы вы только знали, потому что вы пишете книги совсем не в моем вкусе. Не обижайтесь. Эта мне очень понравилась, хотя я так и не поняла, о чем она. Вы мне объясните. Кеннет пытался, правда, дорогой, но у него получилось еще более запутанно, чем в книге. Мистер Аллейн, идите сюда и скажите мне… вы читали последнюю вещь Барнаби Гранта, и если читали, поняли, о чем она?

От необходимости ответить Аллейна спасло вмешательство Себастьяна Мейлера, который с лихорадочным возбуждением попытался пошутить, но его стараний не оценили. Когда он игриво проговорил: «Леди Брейсли, как это нехорошо с вашей стороны. Я совершенно уверен, что от вас не ускользнула последняя деликатная подробность “Саймона в Лации”», она лишь откликнулась: «Что?» – и отошла, прежде чем Мейлер успел ответить ей.

К знакомству с бароном и баронессой леди Брейсли отнеслась рассеянно.

– Разве не пора ехать? – обратилась она к Аллейну и Гранту. – Вам что, нравится здесь торчать? Какая скука, вы не находите? Кого нет?

В ответ на этот холодно заданный вопрос Себастьян Мейлер объяснил, что майор Свит присоединится к ним в базилике, и далее изложил программу на вечер. Они объедут вокруг Колизея и Форума, а затем посетят базилику Сан-Томмазо в Палларии, где, как все они знают, разворачивается действие главной сцены чрезвычайно успешного романа мистера Барнаби Гранта «Саймон в Лации». Он уговорил знаменитого писателя сказать несколько слов о базилике в связи с его книгой, на создание которой эта церковь во многом его вдохновила.

Во время этой речи Барнаби Грант, как заметил Аллейн, испытывал самую мучительную неловкость. Он уставился в землю, ссутулился, порывался уйти, но по ему одному известной причине с самым несчастным видом оставался на месте.

Мистер Мейлер закончил на том, что, поскольку день восхитительно мягкий, завершат они его чайным пикником на Палатинском холме. Затем гостей развезут по гостиницам, чтобы они отдохнули и переоделись к ужину, и заберут в девять часов.

Теперь он распределил гостей по машинам. Он, леди Брейсли, Аллейн и Барнаби Грант поедут в одном автомобиле, Ван дер Вегели, Софи Джейсон и Кеннет Дорн – в другом. Представил водителя второй машины.

– Джованни хорошо говорит по-английски, – сообщил мистер Мейлер, – и знаток истории. По дороге он расскажет вам о достопримечательностях. Итак, дамы и господа, – пригласил мистер Мейлер, – пора в дорогу. Pronto![18]

Четыре арки крыльца церкви Сан-Томмазо в Палларии имеют скромные пропорции, их стройные колонны, украшавшие в античные времена какой-нибудь языческий храм, несут на себе следы времени. Завитки, которыми покрыл их ваятель, во многих местах отвалились, но они настолько нежны и изящны, что кажется, будто камень трепещет. В самом затененном уголке крыльца сидела женщина с лотком открыток: надвинутый на лицо черный головной платок, сама одета в черное хлопчатобумажное платье. Она что-то выкрикнула – очень резко, кажется, мистеру Мейлеру. Хотя ее слова походили на брань, Мейлер не обратил на нее никакого внимания.

17

В древнеримской мифологии – жрица Вакха, в переносном значении чувственная, сладострастная женщина.

18

Здесь: не будем мешкать! (итал.)