В логове львов

Вторым вариантом был Борис.

Этот «Борис» слыл легендарной фигурой в тех кругах, в которых вращался теперь Эллис – среди революционно настроенных студентов, палестинцев в изгнании, временных политических агитаторов и лекторов, редакторов скверно издававшихся экстремистских газет, анархистов, маоистов, армян и даже воинствующих вегетарианцев. Говорили, что он русский, офицер КГБ, готовый финансировать любой левацкий демарш или теракт на Западе. Многие, тем не менее, вообще сомневались в его существовании. Прежде всего те, кто пытался получить деньги у русских, но ничего не получил. Однако Эллис порой подмечал важные детали. К примеру, какая-либо группировка, которая многие месяцы жаловалась, что у нее не хватает средств на простую копировальную машину, неожиданно переставала плакаться по поводу денег и становилась крайне озабоченной вопросами секретности и безопасности. А чуть позже следовало похищение, стрельба или взрыв бомбы.

Не приходилось сомневаться, рассуждал Эллис, что русские снабжали деньгами такие группы, как турецкие диссиденты. Им было бы трудно избежать искушения наделать шума, причинить противникам неприятности столь относительно низкой ценой и практически ничем не рискуя. А кроме того, ведь и сами спецслужбы США охотно финансировали похитителей людей и политических убийц в Центральной Америке, и трудно было представить, чтобы Советы проявляли больше щепетильности в подобных делах, чем его соотечественники. А поскольку при такого рода операциях деньги не снимались со счетов в банках и не поступали в виде почтовых или телеграфных переводов, кто-то должен был вручать наличные из рук в руки. Отсюда вытекала необходимость в темных и таинственных персонажах, каким был Борис.

Эллису отчаянно хотелось встретиться с ним.

Рахми прошел мимо ровно в половине одиннадцатого, одетый в розовую рубашку фирмы «Лакост» и в безукоризненно отглаженные коричневые брюки, но все же бросалась в глаза его некоторая нервозность.

Эллис последовал за ним, держась позади в десяти или пятнадцати ярдах, о чем они договорились заранее.

В следующем на их пути кафе расположилась мускулистая, хотя и чересчур полная фигура Пепе Гоцци в черном шелковом галстуке, словно он только что посетил церковную мессу (а это было более чем вероятно). На коленях он держал большой портфель типа «дипломат». Он поднялся с места и пошел почти рядом с Эллисом, но так, что сторонний наблюдатель мог только гадать, знакомы эти двое между собой или нет.

Рахми направился вверх по Елисейским Полям в сторону Триумфальной арки.

Краем глаза Эллис мог видеть Пепе. Корсиканец обладал почти животным инстинктом самосохранения. Он исподволь проверял, нет ли за ним слежки. При пересечении улицы ему удалось вполне естественным образом посмотреть назад, пока не загорелся зеленый сигнал светофора для пешеходов, а затем, минуя большой магазин на углу, он мог четко рассмотреть людей у себя за спиной в расположенной по диагонали витрине.

Эллису нравился Рахми, но уж точно не Пепе. Рахми был человеком искренних убеждений и имел четкие принципы, а люди, которых он убивал, вероятно, заслуживали смерти. Пепе принадлежал к совершенно иному типу. Он все делал исключительно ради денег, но тупость и необразованность помешали ему преуспеть в мире легального бизнеса.

В трех кварталах к востоку от Триумфальной арки Рахми свернул в один из узких переулков. Эллис и Пепе последовали за ним. Перейдя на противоположный тротуар, Рахми скоро открыл дверь отеля «Ланкастер».

Вот, стало быть, где состоится рандеву. Эллис надеялся, что встречу назначили в баре или ресторане при гостинице: он чувствовал бы себя увереннее в общественном месте.

После жары на улице мраморный вестибюль показался приятно прохладным. Даже холодным. Эллис слегка поежился. Официант, облаченный во фрак, пренебрежительно покосился на его потертые джинсы. Рахми уже втискивался в маленький и узкий лифт, находившийся в дальнем конце вестибюля. Значит, все произойдет в номере отеля. Что ж, чему быть, того не миновать. Эллис вошел в лифт за Рахми, а места для массивной туши Пепе едва хватило. Пока они поднимались, нервы Эллиса натянулись как струны. Из лифта они вышли на четвертом этаже, Рахми подвел их к номеру 41 и постучал в дверь.

Эллис постарался придать своему лицу спокойное, бесстрастное выражение.

Дверь медленно открылась.

Перед ними стоял Борис. Эллис понял это, как только увидел его, и почувствовал одновременно восторг триумфа и холодный укол страха. На лбу этого мужчины словно было написано слово «Москва». Его выдавало все – от дешевой стрижки до крепких и практичных ботинок. Безошибочно узнаваемый стиль офицера КГБ читался даже в жестком, оценивавшем тебя взгляде и в грубом абрисе рта. Этот человек не был похож ни на Рахми, ни на Пепе, не будучи ни пылким идеалистом, ни грязным мафиозо. Борис являл собой тип опытного и жестокого профессионального террориста, который без колебаний расправился бы с любым из возникших на пороге мужчин и со всеми тремя сразу, если бы потребовалось.

Долго же я искал встречи с тобой, подумал Эллис.

Борис некоторое время держал дверь не до конца открытой, отчасти прикрываясь ей, пока изучал визитеров, а затем сделал шаг назад и сказал по-французски:

– Заходите.

Они оказались в гостиной двухкомнатных апартаментов. Она была обставлена достаточно элегантно выглядевшим антиквариатом восемнадцатого столетия: столом, буфетом и стульями. Пачка сигарет «Мальборо» и литровая бутылка коньяка из магазина беспошлинной торговли в аэропорту занимали поверхность небольшого, но изящного журнального столика с гнутыми ножками. В дальнем углу за полуоткрытой дверью располагалась спальня.

Рахми нервно и кратко представил всех присутствующих:

– Пепе. Эллис. Мой друг.

Широкоплечий Борис носил белую сорочку, закатанные рукава которой обнажали мясистые и волосатые руки. Его синие брюки из саржи казались не по погоде слишком плотными. На спинке стула висел пиджак в черно-коричневую клетку, совершенно не подходивший к цвету брюк.

Эллис положил рюкзак на ковер и сел.

Борис жестом указал на коньячную бутылку.

– Не желаете выпить?

Но Эллису совсем не хотелось спиртного в одиннадцать утра.

– Для меня только кофе, пожалуйста, – сказал он.

Борис окинул его пристальным недобрым взглядом.

– Кофе и так подадут нам всем.

Затем Борис направился к телефону. Он привык, чтобы его боялись, промелькнула мысль у Эллиса. Ему не нравится мое обращение с ним на равных.

А вот Рахми откровенно трепетал перед Борисом и продолжал нервничать, инстинктивно расстегивая и снова застегивая верхнюю пуговицу своей розовой рубашки, пока русский общался с отделом обслуживания в номерах.

Борис положил трубку и обратился к Пепе:

– Рад познакомиться с вами. – Он продолжал говорить по-французски. – Думаю, мы можем быть полезны друг другу.

Пепе молча кивнул. Он сидел, немного подавшись вперед, в покрытом бархатной обивкой кресле, и в своем черном костюме казался до странности уязвимым на фоне старинной мебели, словно не он мог случайно сломать ее, а она – причинить вред ему. У Пепе с Борисом все же много общего, подумал Эллис. Оба были сильными, жестокими мужланами, не ведавшими границ дозволенного или чувства сострадания. Будь Пепе русским, он служил бы в КГБ. Родись Борис французом, он влился бы в ряды мафии.

– Покажите мне бомбу, – распорядился Борис.

Пепе открыл свой «дипломат». Он оказался плотно набит прямоугольными брикетами из какого-то желтого вещества, каждый примерно в фут длиной и сечением в пару дюймов. Борис встал на колени рядом с чемоданчиком и потрогал один из брикетов указательным пальцем. Вещество было мягким, как замазка. Борис принюхался.

– Предполагаю, что это Си-3, – сказал он.

Пепе снова кивнул.

– А где взрывное устройство?

– Эллис принес его в рюкзаке, – ответил Рахми.

– Нет, не принес, – сказал Эллис.

На мгновение в комнате воцарилась напряженная тишина. На привлекательном молодом лице Рахми отчетливо отобразился страх.