Страница 1 из 4
Трагедия Айдара Хусаинова
(Роман «Культур-мультур», 2001-2012)
В недобрые годы границы ХХ – XXI веков республикой Башкортостан («малой родиной» автора этих строк) правил князь в высшей степени одиозный, сама память о котором не вызовет симпатии у нормального человека.
Именно при нем, отдавшем цветущий край – богатый и природой и нефтью и людьми – на откуп своей родне и проложившем за годы власти едва ли не единственную приличную дорогу (от Уфы до своей деревни) во всей республике, имеющей площадь 143 000 квадратных километров, здесь совершился поворот «все вдруг» на 180 градусов.
Вся жизнь пошла в пещерную эпоху.
На местных телеканалах не звучали фортепианные концерты учеников Михаила Акимовича Зайдентрегера, не сияли солнечные картины Александра Даниловича Бурзянцева – торчали юрты из гнилого войлока да качались долбленые зыбки, вонючие на вид.
И раздавались не вечные на все времена слова башкирского поэта Мустая Карима, а косноязыкий бред временщиков, каких всегда находится достаточно.
И сам собой возник анекдот – кажущийся веселым лишь тому, кто не жил тогда и здесь.
Однажды правителю задали вопрос:
– N.N., почему в Вашей республике даже писатели говорят, как питекантропы – «павлин-мавлин», «базар-вокзал» и т.д.?
– Почему?..
Владыка наморщил лоб.
– …Да вот такой у нас тут культур-мультур…
* * *
Именно этот анекдот всплыл из памяти, когда моя давняя подруга Светочка Смирнова дала почитать роман моего давнего друга Айдара Хусаинова, носящий название
«КУЛЬТУР-МУЛЬТУР»
* * *
Именно в мужском роде и именно с добавкой «мультур» видится ужасающая по своей достоверности «культура» города Уфы, которую показывает нам писатель через взгляд не слишком счастливого литератора Багрова – в котором до мельчайших черточек я узнаю самого автора.
Поначалу роман вызывает ассоциацию с «Мастером и Маргаритой».
Ведь даже магазин «Оптика» на перекрестке улиц Ленина и Октябрьской революции (в котором еще мама заказывала мне очки…) описан с той же детальностью, с какой в культовом романе нарисован «Грибоедов» (нынешнее главное здание Литинститута).
(В отличие от не описанного корпуса заочного отделения: в те времена даже Булгаков не мог знать, что спустя годы там будет жить всемирно известный Литинститутский дворник писатель Андрей Платонов…)
Но ассоциация приходит лишь в первых строчках, тает по мере чтения и полностью пропадает в конце.
Ведь роман Булгакова при всей сатиричности наполнен светлой силой, да и в финале раздается всем сестрам по серьгам: опереточные злодеи наказаны, опереточные добродетели вознаграждены.
А у Хусаинова все далеко не опереточно и безысходно с самого начала.
Роман «Культур-мультур» при внешней бесшабашности художественной ткани – это трагедия.
Трагедия не в античном смысле – не противоречие живых человеческих чувств и химерического «долга» – а конфликт куда более глубокий.
Трагедия неприятия бытия.
* * *
Как не может не быть трагедией жизнь художника, которого чорт догадал родиться в России с душою и талантом – о чем еще 200 лет назад говорил Александр Сергеич Пушкин.
* * *
С Айдаром Хусаиновым мы знакомы давно – как и со вторым моим другом тех времен Иосифом Гальпериным – года с 1987.
Увы, начало нашего знакомства никакой дружбы не предвещало.
В те времена я писал статьи да очерки, будучи внештатным корреспондентом городской газеты «Вечерняя Уфа», о чем рассказано в мемуаре «Юрий Федорович Дерфель поддержал под локоток».
Но все-таки уже начинал осмысленную литературную деятельность, хоть не думав еще ни о Литинституте, ни о чем-то дальнейшем.
Заглядывал в русскую секцию Башкирского отделения Союза писателей СССР – в старинный особняк на улице Коммунистической, бывшей Сталина – и участвовал в молодежных играх, поскольку сам был почти молодым.
В «Вечерней Уфе» литературной работы не велось, она кипела при другой газете, в том же редакционно-издательском комплексе, именуемом «Домом печати».
В нашем городе выделялись три русскоязычных периодических издания.
Моя «Вечорка» старалась оставаться в нейтралитете, не отклоняясь ни вправо, ни влево – чтобы быть понятой всеми кругами читателей.
Партийная «Советская Башкирия» (позже положившая партбилет и ставшая «Республикой Башкортостан») была официозной, то есть сухой и скучной. Она несла в массы регулярные постановления правительства, политические новости, нескончаемые вести с действительно бесконечных полей – ее выписывали по разнарядке, читали по необходимости.
Комсомольский по статуту «Ленинец» в те годы стал диссидентским, тон там задавала экзальтированная молодежь, следовавшая извечному российскому принципу:
«сперва разрушим все, что есть – затем подумаем, что будет».
Отношение нему в массах было диаметральным.
Одни вдыхали свежий ветер перемен, считали «Ленинец» Газетой и принимали его за истину в последней инстанции.
Другие полагали идеологический раскол вредным всегда и везде еще с эпохи Крестовых походов – видели в этом органе газетёнку и между собой именовали «Хренинцем».
При «Ленинце» с давних времен существовало сильнейшее русское литобъединение, руководимое по линии ВЛКСМ писателем Рамилем Гарафовичем Хакимовым.
Человек талантливый и цельный, он вывел в литературу немало моих земляков.
(Например, из года в год в местном «Башкнигоиздате» выходили составленные им сборники прозы молодых авторов, конструктивно именовавшиеся «Истоками».)
Я писал о том в своей юбилейной статье для «Вечерней Уфы».
Моя первая прозаическая публикация в 1991 году – рассказ «Место для года» в той же газете – произошла при содействии Рамиля Гарафовича и с его вступительным словом.
Но увы!.. В те времена Хакимов уже был нездоров, устал от подвижнической (и не всегда благодарной!) работы, насмерть перессорился с БО СП и – будучи умным – наверняка понимал как бесперспективность прежних методов, так и отсутствие новых.
И потому в те дни литобъединением при «Х***це» заправлял другой человек.
* * *
Его нет на этом свете, но я не могу писать с пиететом.
Он был литературным критиком при «Вечерней Уфе».
В позднейшие времена вел некий «Литальманах» уже там, выпускал какие-то окололитературные сборники под странноватым для творческого процесса названием «Сутолока».
(Сутолокой в Уфе именуется малый приток Агидели – вонючая речка, протекающая через старую часть города и исконно служившая сливом для отхожих мест частного сектора…)
Будучи (возможно) талантливым, критик не допускал в окружающих миллиметрового расхождения со своими взглядами. И, получив волю в те времена, которые без устали проклинал, всех инакомыслящих не то что загнал бы в лагеря, а расстрелял сразу и на месте.