Страница 13 из 22
И заговорила она раньше, чем я. Причем – на какую именно тему!
– Вы пришли меня убить?
Упс… Хотя зачем нам эти английские слова, когда есть наше русское «бля!»
– Нет, наоборот – я пришел освободить вас!
Блин, обмен репликами: как из исторического романа…
– А моих родителей?! Брата? Мадам Елизавету? Где они?!
Еще раз упс… Международное, все-таки, слово… Ну что еще можно сказать цензурного, когда попадаешь под такой вопрос?!
Я посмотрел на тюремщика. Но тот замер с окаменевшим лицом и остекленевшими глазами. Мне очень сильно захотелось дать ему в морду. Но в принципе, он тут не был ни в чем виноват, только это меня и остановило. Работа такая, ага… Пусть не всегда на свежем воздухе, но то что с людьми – это точно!..
А мне, нлять, теперь значит, выступать в роли просветителя… Всю жизнь только об этом и мечтал, тудыть и растудыть по всем направлениям, вдоль и поперек, с присвистом во все Национальное Собрание народных представителей! Чтоб им всем ихними мандатами насмерть подавиться с полной депутатской неприкосновенностью!
– Вы… не знаете? Они казнены два года назад. Мадам Елизавета – год назад.
Эта-то тетка совсем уж ни за что под раздачу попала. Только за то, что была сестрой Людовика XVI-го. И ведь осталась с ним совершенно добровольно – отказалась уезжать! Сидела с самого начала здесь, в Тампле. Потом переведена была в Консьержери и там гильотинирована в мае девяносто четвертого. Суд был, всех оповестили о справедливом возмездии, елки-палки… В жизни даже мухи не обидела. Среди роялистов за святую почитается… Да, история – вещь для веселья мало приспособленная…
Не переспросила. Только глаза потемнели.
– А… Луи?
Это еще кто?? Идиот: это и есть ее брат! Луи-Шарль, он же Людовик-Карл, номер семнадцатый по очереди!
– Он здесь. Собственною за этим я и пришел к вам! Он болен и пугается чужих. Я подумал, что знакомое лицо, (блин, да узнает ли он ее? Три года назад она была еще ребенком, а он совсем карапузом…) может быть, не так его встревожит…
– Так идемте же скорей!!
Выходим в коридор.
Там сразу же натыкаемся на исполненного служебного рвения Мюрата. Который никому не доверяет охрану моей персоны.
Вот и сейчас топал за мной с десятком своих ухорезов (С удовольствием отмечаю, что тюремщик при взгляде на их фейсы может удавиться от зависти. А чего – и у нас имеются впечатляющие морды…)
Принцесса, увидев солдат, тоже впечатляется: на секунду останавливается, смотрит, поворачивается ко мне… Да, перестарались, однако… Делаю отмашку рукой и конвой мухой исчезает с дороги, (блин, и когда только научились?) при этом еще успев щелкнуть каблуками! И состроив такие умильные рожи, что от одного их вида честного человека должен хватить кондратий… Да уж, имея такую роту почетного караула, можно даже армию распустить – все соседние короли сами разбегутся… Воистину, кто в армии служил, тот в цирке не смеется! Ну, блин, служаки уставные… Ребенка бы пожалели!
Но тем не менее движение удается возобновить.
Порядок получается следующий. Впереди тюремщик возглавляет шествие (все так же не произнося ни слова, что он думает – я даже гадать не возьмусь, надеюсь, что хоть умом не тронется), мы с принцессой (блин, еще раз!..) идем второй парой, следом пристраивается охрана. Топаем по коридору. Принцесса вертит во все стороны головой (как только у нее чепец не сваливается?), какое-то время буравит с недобрым выражением спину тюремщика, оглядывается вопросительно на Мюрата с егерями, потом устремляет взгляд на меня.
– Кто вы такой, месье?
Ну чо? Согласитесь – логичный вопрос! А главное – совершенно своевременный. Еще бы я хоть что-то помнил кроме того, что я попаданец… Как выразился в свое время Эмиль Боев: «Иногда я и сам задаю себе этот вопрос…» Вот только «Господином Никто» не представишься…
– Бригадный генерал Бонапарт. Командующий Вторым Воздухоплавательным отрядом Шале-Медон. И по совместительству в настоящий момент высшая власть в этом самом городе…
Морщит сосредоточенно лоб (очень потешно при этом выглядит) Молчит. Смотрит внимательно. И тут до меня доходит, что последних три года (а если приплюсовать домашний арест в Тюильри – так и больше) она провела едва ли не в полной изоляции. А попала в эту изоляцию лет в двенадцать… А если приплюсовать к этому, что и раньше-то жила во дворце… Господи! Да она ведь вряд ли вообще хоть что-то поняла, кроме моего звания! Но – черт побери! – видно, что не дура: думает сосредоточенно, а не гадает вслух, задавая идиотские вопросы! Ну как мне себя с ней вести?!
Да чем проще и естественнее – тем лучше!
Беру девчонку за руку и кладу ее кисть себе на сгиб левого локтя (кто не знает: военные дам слева «под руку водят» – потому что правая должна свободной оставаться), приноравливаю шаг. Говорю:
– Не волнуйтесь! Я отвечу на все ваши вопросы… На какие захотите. Но не все же сразу? Давайте сперва встретимся с вашим братом, а потом уже будем решать другие задачи…
– Давайте, – соглашается она неожиданно. Взгляд, вроде изменился… Не такой напряженный стал? Да и за локоть мой ухватилась крепче… Подействовало? И тут же внезапно спрашивает: – А вы ведь… не роялист?
– Нет, – мотаю головой. – Республиканец в чистом виде. И… – совсем было собираюсь развить мысль, но вспоминаю, с кем говорю. И заканчиваю нарочито нейтрально: – Но мы что-нибудь с этим придумаем!
– А что такое «Второй Воздухоплавательный отряд»?
Пока спускались на первый этаж, я успел вкратце ввести девчонку в курс дела.
Причем – что характерно – заслуга была не столько моя, сколько ее собственная. Она практически не задала ни одного вопроса не по существу. Все, что она хотела знать, сводилось к трем вещам: чья власть? грозит ли что-нибудь им с братом? действительно ли они свободны? Интересный феномен, однако…
Тем временем мы достигли, наконец, уровня земли, гремя шпорами протопали по коридору в другой конец башни (ну здоровенная же дура!) и тюремщик, все так же не говоря ни слова, принялся снова греметь ключами. И так же молча («Это что – бунт?» (с)) отворил дверь и встал у косяка.
Н-да…
Как-то наверху обстановка получше смотрелась – и обои и штукатурка. А здесь… Пожалуй что как раз то самое классическое средневековье: голый камень и мебель стиля «полный аскетизм». Они его что, нарочно в таких спартанских условиях держали – как Ихтиандра в бочке? (Других сравнений эта сырая и душная каморка у меня не вызвала, да к тому же заметный запах болезни, витавший в комнате… Что-то не похоже, что у его величества банальная простуда… Так что дальше мне стало не до шуток)
– Луи! – вскрикнула Мария-Терезия (блин, ну вот как эту пигалицу называть?) и с порога бросилась к дальней стене. Где на грубо сколоченной кровати, накрытая одеялом, скорчилась маленькая фигурка. От которой в нашу сторону видны были только глаза. Заполненные испугом. И… темные пятна на подушке… Очень нехорошего вида пятна.
Первым побуждением у меня было схватить девчонку и оттащить – поскольку туберкулез болезнь инфекционная. Но было уже поздно: принцесса обнимала и целовала брата, говоря ему что-то успокаивающее, а мальчишка вцепился в нее тонкой рукой и тоже в ответ что-то бормотал, с явным трудом и прерывисто дыша… Да и не поднялась бы у меня рука разлучить их сейчас, честно говоря…
Ступор у меня, в общем, приключился. Натуральный.
Порка мадонна! Черт бы подрал все эти эпохи войн и революций! И что тут можно сделать, если в этом времени эта штука не лечится?! Да и тем более я понятия не имею, чем его лечить вообще! Там сложный комплекс какой-то, многопрепаратный. Который, понятное дело, в этом времени взять не откуда…
Развернувшись, я шагнул к замершему у косяка тюремщику (ведь не пошел дальше двери, зараза!) и с наслаждением сгреб его за грудки:
– Когда это началось?!
– С фе… враля… – просипел вертухай, с перепугу позабыв про революционный календарь. – Господин генерал!.. Мы докладывали Конвенту! Но никто никаких мер не принял!