Страница 21 из 56
— Внутренний слизеринец говорит мне, что это безумие, и если вы захотите меня обмануть, то никакие клятвы вас не остановят, — задумчиво сказала Элин. — Когтевранец, разумеется, хочет узнать, как это устроено. Гриффиндорец ругается нехорошими словами и заявляет, что никакой надзор ему не нужен...
— А пуффендуец?
Элин вытянула руку и слегка покачала амулет на цепочке, любуясь игрой света на опале.
— Говорит спасибо, — сказала она, надевая цепочку на шею.
[11]«Вольные каменщики» — масоны, одним из символов которых является «всевидящее око», т.е. глаз, заключенный в треугольник. У изготовителя амулета (а проницательные читатели, несомненно, сразу догадались, кто и для кого его сделал) было своеобразное чувство юмора.
Светило колдомедицины и крупнейший в Британии специалист по магическим существам Алан Рикман внешне напоминал постаревшего Снейпа, только более ухоженного. Мертвенную бледность его лица еще больше подчеркивали длинные черные волосы и черная мантия. Образ мрачного доктора дополняли ужасные шрамы на шее и руках и тихий, чуть хрипловатый голос.
Тем не менее, он, видимо, пользовался большим уважением среди коллег. Во всяком случае, пришедшие вместе с ним врачи хоть и выглядели намного старше и солиднее, лишь почтительно наблюдали за его действиями, и даже Люциус Малфой не проронил ни звука и молча стоял в отдалении до тех пор, пока Рикман не закончил обследование.
— Значит, так, — произнес доктор, пряча палочку. — Когти гиппогрифа нанесли три продольных раны на правой стороне лица, от виска до щеки. Две из них совершенно не опасны, можно сказать, просто глубокие царапины. При должном уходе от них не останется и следа. Но вот третья рана действительно намного серьезнее. Не смертельна, но весьма болезненна, а шрам от нее останется до конца жизни. Насколько я понимаю, щека была порвана насквозь?
Драко кивнул.
— Могу констатировать, что первая помощь была оказана своевременно и качественно, — продолжал Рикман. — Заживление идет даже лучше, чем обычно... Что вы использовали, мадам Помфри? Экстракт бадьяна я вижу, а еще... Виггенвельд? Серьезно? Довольно нетрадиционное сочетание, но результат, безусловно, говорит сам за себя... Вот что значит опыт, господа! Три сотни подростков, каждый день изыскивающих все новые способы для развлечений, — это не шутка.
— Мой сын не развлекался, — не выдержал Люциус Малфой. — Он стал жертвой опасного зверя, которого так называемый «профессор» привел на урок, не потрудившись даже очистить его от паразитов. Мой сын вообще остался жив только чудом, но его лицо будет изуродовано шрамами до конца...
Доктор Рикман смотрел на Малфоя немигающими глазами, пока тот не сбился и не прервал свою речь на полуслове. Таким взглядом Снейп усмирял расшалившихся учеников, но Элин и в голову не могло прийти, что кто-то может заставить замолчать Люциуса Малфоя.
— Вероятно, вы не вполне знакомы с теорией, — произнес доктор в абсолютной тишине. — Раны, нанесенные волшебными существами, обладают не только физическим, но и магическим действием. Если бы это были следы от зубов магической змеи, — доктор коснулся страшного шрама на шее, — я сказал бы, что ваш сын изуродован. Но он защищал даму на глазах у гиппогрифа, животного, которое, как известно, является воплощенным символом благородства и в принципе не может «изуродовать» того, кто совершает перед ним столь благородный поступок. Это просто физически невозможно.
— То есть этой раны на самом деле нет? — поднял бровь Люциус. — Или я ослышался, и вы не говорили минуту назад, что шрам на щеке останется у Драко на всю жизнь?
— Вы слушаете, но не слышите, лорд Малфой, — ответил доктор. — Шрам действительно останется у вашего сына до конца жизни, но ни один человек в мире не сочтет его некрасивым. Скорее наоборот, девушки (уж коли шрам был заработан при спасении девицы) будут считать его чрезвычайно мужественным и привлекательным. Именно такое свойство было вложено гиппогрифом в этот шрам. И судя по количеству открыток и коробок конфет, полученных молодым человеком, он уже начал действовать.
— Я же говорила, девушки перед тобой штабелями ложиться будут, — торжествующе сказала Элин, когда комиссия покинула палату.
— Да больно надо, — пожал плечами Драко. — От такого внимания одни неприятности.
— Это звучало бы убедительнее, если бы ты не улыбался, как кот на сметану, — засмеялась Элин. — Хотя тебе и правда стоит запастись противоядием от амортеции и почаще проверяться на приворотные заклинания. Особенно перед выходом в Хогсмид.
— Кстати, о Хогсмиде. Не хочешь пойти со мной? Я мог бы тебе там все показать, — Малфой почувствовал, что краснеет, и с деланным равнодушием отвернулся в сторону.
— Драко, не надо, — спокойно ответила Элин. — Я бы с удовольствием, но я не хочу тебя обманывать и давать какую-то надежду, это просто нечестно. Я же тебе говорила. И потом, что станется с твоей репутацией, если тебя увидят в компании с нечистокровной?
— Да ничего не будет, — возразил Драко. — С маглорожденными в принципе можно иметь дело, если они...
Он запнулся.
— Ну же, продолжай, — елейным голосом произнесла Элин, демонстративно взвешивая на руке подушку. — Ты хотел сказать, «если они знают свое место», да? Давай, не стесняйся.
— Я хотел сказать, если они проявляют уважение к нашим традициям и не навязывают волшебникам магловские принципы, — вывернулся Драко. — Все эти «равенство перед законом», «терпимость к другим», «у маглов все намного лучше» и прочая чушь...
— Ну, кое-что у маглов и правда лучше. Книги, например, — засмеялась Элин.
— Я не про то, — отмахнулся Драко. — Вы все почему-то думаете, что магловское общество прогрессивнее волшебного. Но маглов в одной только Британии несколько миллионов, а во всем мире, наверное, целый миллиард. Понятно, что им приходится придумывать всякие законы, чтобы управляться с такой прорвой народа. Но нас-то всего тридцать тысяч,[12] и живем мы совсем иначе. Мы не сидим друг у друга на головах, как маглы, нам не нужно целыми днями ковыряться в земле, чтобы добыть еду. И самое главное, почти любой волшебник взмахом палочки может убить сотню человек, но мы тысячу лет приспосабливались к магии и научились жить так, чтобы не уничтожить друг друга.
— Да, я заметила, — кивнула Элин. — Особенно хорошо это было видно пару лет назад, во время урока полетов.
— Вот! — воскликнул Драко. — Отличный пример! Мы с тобой подрались... Ладно, признаю, я тогда вел себя как дурак, но мы же не убили друг друга, а решили вопрос дуэлью, как волшебники. А будь на нашем месте магловские дети?
— Они бы поступили точно так же, — хмыкнула Элин. — Собрались бы в школьном дворе и дрались бы до первой крови... Ну или до первого взрослого, который бы прекратил драку.
— А если бы у них вдруг появились палочки? — спросил Малфой.
Элин задумалась. В чем-то Драко был прав, любой ученик Хогвартса, освоивший режущие и огненные заклинания, был в принципе способен убить человека. Тем не менее, хотя стычки с использованием магии и были довольно частым явлением, они никогда не приводили к фатальным последствиям. В тех редких случаях, когда дуэль становилась по-настоящему опасной, в нее тут же вмешивались зрители, но обычно это не требовалось. Дуэлянты старались покрыть лицо соперника фурункулами, отрастить ему зубы до пола или наполнить его рот слизнями, но они не использовали что-то, что могло убить или покалечить.
До сих пор Элин списывала это на детское желание унизить соперника или похвастаться перед зрителями редким заклинанием, но слова Малфоя заставили ее по-другому взглянуть на царившие в Хогвартсе порядки. Кажущееся пренебрежение безопасностью теперь получило логичное объяснение — оно было вызвано не глупостью волшебников и не отсутствием у них здравого смысла, а желанием научить молодежь ответственности.