Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 56

Не договорив, она вдруг замерла на месте, закрыв глаза и глубоко дыша.

— В крике беззвучном сойдутся враги,

Молнии вспышка ударит в ночи.

Карту наследник вернет,

Душу волшебник возьмет,

Горгулью обманет, но час настанет —

Ты времени ход поверни.

Элин успела подхватить тело профессора и помогла опуститься ей в кресло.

— Прости, дорогая, я, кажется, немного устала, — слабо произнесла та. — Со мной иногда такое бывает, когда вибрации из будущего особенно сильны.

— Бывает, — согласилась Элин. — Это называется «пророчествовать». Вы только что сказали, что...

— Нет! — Трелони вцепилась в руку девочки так сильно, что та вскрикнула от боли. — Ты не должна никому говорить, от этого будет только хуже! Всегда, всегда... — ее голос упал до шепота, — я всегда вижу только одно... смерть, страдания, маска смерти на всех, кто рядом... Я заперлась тут, чтобы... Ни одна живая душа... будущее можно изменить, понимаешь? Но если хоть кто-то услышит... неизбежно, и только хуже... Я старалась, много раз... В конце всегда одно и то же... всегда... снять напряжение... все без толку... Дамблдор не понимает... Он думает, что сильнее, но судьба... время... смерть...

Плохо понимая, что делает, Элин схватила тяжелый чайник, всунула носик в рот профессора и принялась вливать чай в горло Трелони, пока та не закашлялась.

Метод был не идеальный, но он сработал.

— Ох, я что-то разболталась, моя дорогая... — профессор часто заморгала, — а ты уже, должно быть, опаздываешь на следующий урок. Тебе лучше поспешить. И забудь, что я тут наговорила, тут очень душно... и испарения... Я все собираюсь попросить директора сделать вентиляцию, да вечно недосуг... Иди, девочка. И забудь все, что слышала.

Элин вышла. Некоторое время профессор смотрела ей вслед, словно надеясь, что она вернется, затем тяжело вздохнула и принялась собирать со столов грязные чашки. Ей не нужно было внутреннее око, чтобы понять, что ее усилия оказались напрасными, и пророчество выйдет в мир, став из вероятного неизбежным.

Она ведь и сама когда-то была такой же молодой и такой же наивной.

— Это, разумеется, неважно, — удивленно сказала профессор Макгонагалл, — но обычно превращение в кошку и обратно вызывает некоторую реакцию в классе. Что с вами такое?

— Извините, профессор, — подняла руку Гермиона, — просто мы только что с урока предсказаний, и во время гадания по чаинкам профессор Трелони предсказала мне и Гарри скорую смерть.

— О, — Макгонагалл нахмурилась. — Что ж, я никогда не осуждаю методы преподавания моих коллег... Но думаю, вас немного взбодрит тот факт, что профессор Трелони каждый год предсказывает ученикам и преподавателям одну-две смерти и множество иных несчастий. Однако до сих пор в школе никто не умер.

— Неправда, — тихо, но отчетливо произнесла Элин.

— Простите, что вы сказали, мисс Олсен? — повернулась к ней профессор.



— Я сказала, что это неправда, — повторила Элин. — Два года назад в школе умер один человек. Профессор Квиррелл.

Макгонагалл собралась было осадить дерзкую ученицу, но вдруг вспомнила, как Трелони в один из своих редких визитов в Большой зал заявила преподавателю защиты, что «его душе недолго осталось существовать в этом теле». Квиррелл тогда изобразил обморок, а остальные преподаватели лишь посмеялись, но если вдуматься, то предсказание и правда сбылось, причем самым что ни на есть буквальным образом.

А в прошлом году она предсказала скорую смерть самому Дамблдору. И снова все, включая и самого директора, не восприняли ее всерьез и не обратили внимания на то, что на самом деле Трелони не сказала ему «вы умрете». Она сказала... как же там было... «нам будет очень вас не хватать, когда ваше кресло опустеет». Но ведь это действительно оказалось правдой...

Профессор Макгонагалл откашлялась и постаралась выкинуть из головы Трелони со всеми ее пророчествами. В конце концов, она еще во время своей собственной учебы поняла, что для того, у кого нет природного дара, попытка разобраться в словах предсказателей — самый верный способ лишиться разума.

— Что ж, если кто-то из вас умрет, то экзамены по моему предмету он может не сдавать, — сказала она. — Но всем остальным придется немало потрудиться, чтобы освоить программу третьего курса. В этом году мы будем изучать превращение одних животных в других, что намного сложнее, чем превращение в неодушевленные предметы. Кто скажет, почему? Мисс Грейнджер, я не сомневаюсь в ваших знаниях, но может быть, еще кто-то может ответить? Да, мистер Томас?

— Простите, профессор, а сложно ли самому обращаться в животное? — спросил Дин Томас.

— Если бы вы потрудились открыть учебник, — ответила Макгонагалл, — то знали бы, что направить трансфигурацию на самого себя гораздо сложнее, чем на посторонний предмет или существо. Изучение анимагии требует постоянных упражнений на протяжении нескольких десятков лет, и даже в этом случае результат отнюдь не гарантирован. Именно поэтому за последние сто лет в Британии было зарегистрировано всего семь анимагов.

«Но в Министерстве не знают про Блэка и Петтигрю, — подумал Гарри. — Также как и про моего отца. И, наверное, про Люпина тоже, хотя Сириус про него и не говорил. Но раз они были такими друзьями, то, наверное, и анимагию осваивали вместе. И раз уж у них получилось, то может быть, у меня тоже получится? Было бы здорово стать львом... Или птицей, чтобы можно было летать без метлы... Обязательно спрошу Сириуса, как только смогу ему написать».

Едва узнав, что уход за магическими существами будет вести Хагрид, Гарри понял, что скучать на этих уроках не придется. Он лишь надеялся, что профессор не поведет их в лес знакомиться со своим «питомцем», акромантулом Арагогом, который обитал где-то в глубине Запретного леса.

К счастью, на первый раз новый профессор решил ограничиться существом всего лишь третьей категории опасности,[10] то есть, по меркам Хагрида, совершенно безобидным.

— Гиппогриф — зверь гордый, — рассказывал он стоящим у загона студентам. — Чтобы к нему подойти, надо сперва поклониться, вот так.

Он повернулся к ближайшему гиппогрифу и неловко поклонился. Стоящие позади лесничего девушки засмеялись.

— Ничего смешного! — серьезно произнес Хагрид. — Если почтение не проявить, то гиппогриф обидеться может, и ударить, а когти у него тверже стали и заточены, как бритва. Во-о-от, видите, он поклонился мне в ответ, теперь я к нему могу подойти ближе. А иначе надо отойти побыстрее. Понятно? Ну, кто хочет познакомиться с этим красавцем?

Не сговариваясь, все ученики одновременно отступили назад. Лишь замешкавшаяся на секунду Гермиона осталась на месте, слишком поздно сообразив, что теперь она стоит прямо перед всеми, как будто это она сделала шаг вперед.

— Молодец, Гермиона! — воскликнул Хагрид. — Давай, поклонись, как я показывал.

«Это ошибка, я не хочу приближаться к этому чудовищу, — подумала Гермиона. В следующую секунду она шагнула вперед и слегка согнулась в поклоне. — Господи, что я делаю? Я хочу назад! Пожалуйста, уважаемый гиппогриф, не кланяйся в ответ, дай мне уйти!»

Гиппогриф внимательно посмотрел ей в глаза и преклонил перед ней колени. Чувствуя, что ее ноги вот-вот подкосятся, Гермиона сделала шаг вперед и протянула руку, собираясь быстренько погладить гиппогрифа по холке и отойти назад, но зверь вдруг подался вперед и, прежде чем девочка успела испугаться, подставил ей под ладонь свой клюв.

— Смотри-ка, ты ему понравилась! — умилился Хагрид. — Почеши у него над клювом. Аккуратно, он очень чувствительный. Вот так, правильно... Хочешь полетать?

«Я не хочу летать, я хочу убежать... — подумала Гермиона. — Но Хагрид ведь не будет меня заставлять. Сейчас успокоюсь, скажу «нет» и пойду назад... Ой!»

Прежде, чем она успела опомниться, Хагрид подхватил ее под мышки и легко усадил на спину гиппогрифа. Гермиона сжалась в комок, крепко обхватила покрытую жесткими перьями шею и зажмурилась.