Страница 45 из 139
Диего вновь разразился стремительным каскадом отборной испанской брани. Шими-бачи прервал его, положив ему руку на плечо:
- Погоди-ка, дай мне объяснить твою точку зрения господину эсэсовцу, и продолжал, обращаясь через забор к Лейтхольду. - Капо просит завернуть ее во что-нибудь. Хотя бы в бумажный мешок из-под цемента. Не годится хоронить женщину обнаженной...
- Мешок из-под цемента? - Лейтхольд почесал за ухом. - А где его взять?
"Ага, клюнуло!" - обрадовался доктор.
- Это очень просто, - продолжал он. - У нас в лазарете есть такие мешки. Мы их используем для перевязок.
Это было сказано так запросто, что эсэсовец подумал: за дурака они меня принимают, что ли?
- Бумажные мешки для перевязок? Что за чушь ты несешь, старый олух!
- Я врач, господин шарфюрер, старый врач, - закивал головой Шими-бачи. - В университете нас этому не учили, но здесь в самом деле приходится использовать для перевязок бумажные мешки вместо бинтов. Все-таки лучше, чем ничего.
Лейтхольд сдался. Эти люди говорят на непонятном языке и о неведомых ему вещах. Взглянув в горящие глаза человека за калиткой, стоявшего с трупом в руках, он не мог удержаться от жуткой мысли о хищниках в клетке.
- Мне все равно, - сказал он, - делайте как знаете. Капо пусть несет эту женщину в мертвецкую, а вы, доктор, сходите за мешком. И чтобы через пять минут одеяло было на месте, verstanden?
Он отпер калитку, и Диего прошел через нее со своей легкой ношей. Не обращая внимания на недоуменные взгляды со всех сторон, он медленно шел по апельплацу, засыпанному свежим снегом. Ветер трепал концы серого одеяла, и Диего прижал свою ношу теснее к груди.
* * *
Если не считать этого инцидента, то в лагере было все спокойно, и никто из эсэсовцев, кроме Лейтхольда, видимо, не собирался сегодня заходить в бараки. Дейбель уехал в Дахау - договориться о поставке обуви и верхней одежды, Копиц все еще уныло сидел в комендатуре. Писарь с папкой под мышкой постучал в дверь и подал ему суточную рапортичку численного состава заключенных: 1618 мужчин, 79 женщин, 19 мертвых, в том числе 1 женщина.
Копиц нахмурился. 18 мертвецов! А он ожидал лишь двенадцать. Это плохо. И всему причиной общий сбор - затея Дейбеля.
- Скажи Имре, чтобы немедля выломал золотые зубы, а Диего пусть приезжает с тотенкомандой. Девятнадцать трупов не войдут разом в тележку, придется им сделать два рейса.
- Jawohl, Herr Rapportfuhrer!
Писарь видел, что Копиц сегодня раскис, и потому рискнул изложить ему просьбу старшего врача.
- Старший врач предлагает отвести для больных восьмой и девятый бараки, что рядом с лазаретом. Он хочет поместить там тяжелобольных, это очень облегчило бы дело: не придется посылать их на сборы...
- Два барака? Значит, у него уже больше сотни тяжелобольных? нахмурился рапортфюрер.
- Он говорит, что даже больше. Сегодня ночью у многих был сильный жар. Сказать по правде, Оскар просил три барака. Я за то, чтобы дать ему хоть два. Герр рапортфюрер, конечно, помнит, что и в Варшаве у нас было несколько больничных бараков.
- Согласен, - сказал Копиц. - Что еще?
- Вы приказали начать сегодня стройку новых бараков. Поэтому прошу не устраивать общего сбора. С вашей помощью мы позавчера скомплектовали рабочие команды, теперь мы снова используем их. Арбейтдинст Фредо обязуется обеспечить бесперебойную работу.
- Ладно, ладно, - проворчал Копиц. - Уж это само собой разумеется. Только скорей начинайте. Снег мешает работать, я знаю... но вы скажите людям, что они строят бараки для себя и для своих же товарищей, которые приедут в воскресенье. Если бараков к этому времени не будет, новичков придется разместить прямо на снегу. Вы же не допустите этого?
- Не допустим! - гаркнул писарь, сердце его ликовало: Копиц заговорил по-иному. Значит, здесь будет рабочий лагерь и никто не станет нарочно истреблять заключенных!
- Да, вот еще о женщинах, - сказал Копиц, роясь в бумагах. - После обеда все мужчины, кроме Мотики и Фердла, прекращают работу в кухне. В лагерь приедет надзирательница, осмотрит девушек, назначит одну из них старостой и выделит людей для кухни. Остальные будут уборщицами в бараках охраны и подсобницами в столовой эсэс. Это даст возможность кое-кого из мужчин отправить на фронт. Пока что пусть женщины остаются на своих местах и отдыхают. А для мужчин главная задача - построить до вечера семь бараков. Если они с этим не справятся, то... - тон Копица вдруг стал прежним ...тогда завтра распоряжаться в лагере начнет обершарфюрер Дейбель. А Фредо получит двадцать пять горячих. Willst, daB im Lager der Deibel los ist? нем.)>
Это был многозначительный каламбур. В невнятном произношении рапортфюрера имя "Дейбель" прозвучало, как "Тейфель" - по-немецки "черт": "Хочешь, писарь, чтобы в лагере хозяйничал черт?"... В поросячьих глазках Копица мелькнуло былое ехидство. На этом разговор был окончен.
Вернувшись в контору, писарь застал за своим столом Хорста. Вооружившись красками, кисточкой и старой рубашкой, разрезанной на лоскутья, Хорст изготовлял нарукавные повязки для проминентов. Одна была уже почти готова: красивые буквы складывались в слово "Lageralteste" здесь: "Староста женского лагеря" (нем.)>.
- Глянь-ка! - с восхищением сказал Хорст, поглаживая усики. - Красота, а?
- Ты - взрослый ребенок, - пробурчал писарь. - Сразу видно, что ты был декоратором магазинных витрин. Так ты им и останешься до самой смерти. Неужто у тебя нет других забот?
- А что? - засмеялся Хорст и встал, все еще любуясь повязкой. - Ты, колбасник, ни за что не написал бы так красиво! Ничего ты не смыслишь в учтивом обхождении. Это же венгерки, приятель! С ними нужно быть кавалером! Вот я подойду к их старосте, преподнесу ей повязку и скажу: "Староста мужчин - старосте женщин". И больше ни слова. Может бытъ, она позволит мне надеть ей повязку на руку...
- Опять тебя забрало! - писарь покачал головой. - А я думал, что после того, как ты ночью увидел их, у тебя пропала охота...
- Видел, ну и что же? - Хорст покачался на носках. - Не всегда же они будут замученными и безволосыми. Волосы отрастут... черные или белокурые. Знаешь ты, что среди венгерок много блондинок? А потом: ведь и наголо обритая баба в платочке все равно остается бабой, а?