Страница 24 из 139
Маленький Рач был психиатром. Уже это само по себе раздражало военного дантиста: психиатрию он считал таким же смешным и ненужным занятием, как, например, египтологию. Но что особенно выводило из себя большого Рача - это любовь его однофамильца к мужчине. Когда некоторые капо "занимались с мальчиками", Имре только пожимал плечами: мол, что поделаешь, такова лагерная действительность. Но тот факт, что его однофамилец-врач, интеллигент, вы только подумайте! - связан с другим врачом узами преданности, дружбы, - это Имре считал явным преступлением, достойным кары. Ему было безразлично, что в отношениях этих двух врачей нет ничего скрытого, что они, эти отношения, вполне невинны и не переходят границ обычной студенческой дружбы. Когда речь заходила о маленьком Раче, Имре честил его грубейшими словечками, которыми в лагере называли извращенных людей.
Неразлучным другом маленького Рача был румын Константин Антонеску, атлет со светлыми, коротко остриженными кудрями, обрамлявшими классический лоб. Маленький венгр был старше и, очевидно, умнее, но рядом с рослым другом он выглядел мальчиком. Однако Рач заботился об Антонеску, как мать о ребенке. Румын тихо улыбался и мирился с этим, поглядывая на немного нервозного Рача, как сенбернар на своего дружка - фокстерьера.
На другой стороне стола сидел Шими-бачи, самый пожилой и самый почтенный врач лазарета. Все любили этого старомодного деревенского доктора, никто на него никогда не сердился, но относились к нему как-то не совсем всерьез.
Между ним и всегда немного барственно-холодным н натянутым большим Рачем сидел санитар, прозванный дурачком Пепи, медик-недоучка, судетский немец, попавший в концлагерь за какие-то фантастические растраты. Пепи был непоседливый пройдоха, вечно искавший случая спекульнуть, выгодно обменять или перепродать что-нибудь. Он ужасно скучал, когда обед, как сегодня, проходил в общем молчании.
Войдя в лазарет и увидев людей за столом, в глубине барака, Феликс и Зденек робко уселись у дверей, в части барака, отведенной для пациентов. Но большой Рач заметил их.
- В чем дело? И сюда к нам лезут!
Оба "мусульманина" оробели и хотели было выйти, но Шими-бачи встал из-за стола и остановил их. С неизменной улыбкой на розовых щеках он укоризненным тоном сказал что-то по-венгерски своему соотечественнику. Тот сердито огрызнулся и продолжал есть картошку.
- В чем там дело, Имре? - спросил старший врач Оскар, который все еще смотрел в окно, не обращая внимания на то, что происходит за его спиной.
- Это тот больной со сломанной челюстью, - ответил Шими-бачи.
Имре слегка приподнял свою миску и с выразительным стуком поставил ее на стол.
- Врачи обедают, - сказал он.
- Тебе мешает, что вошли больные? - удивился Оскар. - Разве ты дома терял аппетит из-за того, что в приемной сидели пациенты?
- Попробуй пошли мусульманина в контору, когда там обедают, рассердился Имре. - Попробуй!
- Слушай-ка, - сказал Оскар, и в его грустных глазах мелькнула улыбка. - Если тебе так нравится в конторе, переселился бы ты туда совсем. Инструмент твой все равно хранится там, да и к воротам оттуда ближе... Ты сам недавно упомянул, что там освободилась койка Фрица.
- Что это значит? - Имре выпрямился и отодвинул миску. - Ты хочешь выжить меня отсюда? И как надо понимать твой намек о воротах?
Шими-бачи опять сказал что-то по-венгерски, а Оскар поднял руку и усмехнулся.
- Я принципиально против дуэлей, герр майор. Говоря "ближе к воротам", я имел в виду лишь тот факт, что в случае счастливого конца ты раньше многих других выйдешь из лагеря и скорее попадешь домой. Сигарету? - он вытащил пачку - и дантист не устоял.
- Благодарю, - сказал он по-венгерски и поклонился, коснувшись двумя пальцами виска.
- Ну, а как же с пациентами? - спросил Оскар по-чешски веселым тоном, потому что сигареты снова напомнили ему о падении ненавистного Фрица. За спинами Рача и Антонеску он перебрался через постель, на которой они сидели, соскочил в проход и пошел к двери.
Зденек и Феликс стоя.ли с шапками в руках.
- Ну, как дела, пражане?
Оба чеха, тощие, остриженные наголо и грязные, улыбались из последних сил, но глаза у них слезились от боли, и Оскар сразу заметил это.
- У пианиста сломана челюсть, - сказал он. - Но ты-то почему скалишься, как голова на колу?
Зденек рассказал об инциденте при раздаче еды.
- Ты голоден? - небрежно спросил врач и быстро ощупал лицо Зденека. Серьезных ожогов у тебя нет.
- Нет, не голоден, - соврал Зденек и сразу пожалел об этом, почуяв доносившийся из глубины барака аппетитный запах вареной картошки. - Феликс утром почти не мог есть хлеб и отдал его мне.
- Немного картошки у нас тут останется, а лицо мы тебе смажем вазелином, - заметил Оскар словно бы про себя. - А теперь займемся другим пациентом. Для тебя нужны сахар и маргарин, верно? - обратился он к Феликсу.
Сидевший за столом Имре уловил в разговоре чехов только слова "вазелин", "сахар" и "маргарин". "Ну конечно, - проворчал он по-венгерские - для чехов у него все найдется!.."
Оскар заметил, что Шими-бачи снова успокаивает дантиста.
- Видите, ребята, - понизив голос, сказал он по-чешски. - Вот так мы тут все время ссоримся, вечно ссоримся, все до единого.
- Вы этому удивляетесь? - спросил Зденек. Он не мог молчать, невысказанные горькие слова прямо-таки душили его. - Человек человеку волк. Феликс все твердит: "За что меня искалечили?" А меня вот ошпарил этот хам в кухне... Ну, скажите сами, разве люди не волки?
Оскар грустно улыбнулся.
- А ну тебя! Может быть, тебе и душу ошпарили этой порцией картошки? Люди всегда остаются людьми, но, когда на них так давят, они подчас очень странно сгибаются, тут уж ничего не поделаешь. Я вот тоже иногда злюсь на людей, да еще как, но мне достаточно изругать кого-нибудь. А другой не может обойтись без палки.
- Феликс не понимает, за что ему сломали челюсть, я хочу знать, почему у меня отняли эту жалкую порцию жратвы. Эсэсовца рядом не было, никто этим сволочам не приказывал так поступать. Почему же они так обошлись со мной?
Сигарета за столом прошла по кругу: Шими-бачи, Пепи, маленький Рач и Антонеску - все затянулись по разу. Имре подошел к Оскару и отдал ему окурок. "Спасибо", - сказал тот и похлопал дантиста по плечу. Имре кивнул и вышел из барака. Оскар снова повернулся к Зденеку.