Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 14



Сердце ухнуло о ребра, подскочило к горлу. Эльза отшвырнула буклет прочь, как змею, прижала руки к щекам. Случайно задетый флакон опрокинулся, духи растеклись маслянистой лужицей. Сладкий липкий запах ударил наотмашь. Эльза вскочила, развернулась, чтобы уйти, и увидела новенький блестящий шпингалет на двери.

Эльза вбежала в свою комнату, хватая воздух ртом, хлопнула дверью так, что хрустальная люстра мелодично звякнула. Она обшаривала взглядом знакомые вещи, пытаясь уцепиться за реальность.

Плюшевый мишка, подаренный папой на восемнадцатилетие, — он никак не мог смириться, что его девочка уже взрослая. В рамочке, усыпанной стразами, фотография — она стоит между родителями, мама смотрит не в объектив, а на нее, во взгляде любовь, от которой щемит сердце. Эльза прижала руку к груди. Сердце отбивало ритм медленно и спокойно, как будто это не ее жизнь только что окончательно разрушилась. Эльза схватила вазу с белыми пушистыми шарами гортензии и запустила ею в стену.

Через минуту в дверь постучали. Не дождавшись разрешения войти, в комнату заглянула горничная.

— У вас все в порядке? — спросила она у Эльзы, сидящей на кровати и буравящей стену взглядом. На розовых шелковых обоях расплывалось влажное бордовое пятно. — Я приберу, — сказала она, увидев осколки, усыпавшие паркет.

Она сновала по комнате, споро орудуя смешной зеленой метелкой. Рыжие волосы, заплетенные в тугую косу, выбивались непослушными вихрами надо лбом, завивались мягкими кольцами над ушами и шеей. В правом ухе болталась зеленая бирка, в левом — сережка с крупным зеленым камнем. Мама не любила эту горничную, она и взяла-то ее на работу только потому, что так было принято. Чтобы сберечь репутацию и не прослыть не толерантной среди своих подруг, мама готова была терпеть в своем доме оборотня.

Горничная быстро смела осколки, собрала цветы в пакет, протерла лужу. Она застыла перед обоями, явно в замешательстве.

— Сами высохнут, — сказала Эльза.

— Принести вам другие цветы? — спросила горничная. — Вам не понравился запах?

— Нет, все в порядке, — Эльза отвернулась, пряча навернувшиеся слезы.

Горничная вдруг подошла совсем близко, положила руку ей на плечо. Эльза вздрогнула от прикосновения, повернула голову. Рука, густо покрытая золотистым пушком, была теплой и мягкой.

— Мне так жаль, — выдохнула горничная, карие глаза, опушенные рыжими ресницами, смотрели с искренним участием. — Так жаль, что с вами это произошло. Если бы я могла чем-то помочь…

— Ты… — голос вдруг стал хриплым, и Эльза откашлялась. — Не боишься меня?

— А должна? — женщина усмехнулась. — Я ведь белка. У оборотней не бывает анафилактического шока на укус вампира. Мы не можем обратиться, да вы и не альфа. Вы вообще не вампир.

— Пока что.

— К тому же вампиры редко нападают на оборотней. Вы разве хотите меня укусить?

Эльза замерла, прислушиваясь к себе. Голод никуда не делся, сидел внутри как злобный пес, готовый сорваться с поводка. Но ей и вправду не хотелось впиться в теплую руку, хотя голубоватые венки были совсем близко.

— Нет, — сказала она наконец.

— Ну вот, — обрадовалась горничная. Она улыбнулась и вышла, забрав мусор.



Эльза сгребла к себе плюшевого медвежонка, сжала его в объятиях. Родители ее боятся. Все мелочи приобрели иной смысл. Новые духи, чтобы скрыть запах тела и не спровоцировать агрессию вампира, совместные ужины — она думала, что родители хотят ее поддержать, но, скорее, они боялись оставаться с ней наедине, нанятый ими психолог, который мягко подталкивал ее поскорее принять решение и даже выдал буклет с адресами пунктов крови.

Эльза уткнула лицо в макушку медвежонка, и вдруг вспомнила. Аня, одна из немногих подруг, которые не перестали с ней общаться, правда, по телефону, буквально на днях жаловалась на своего парня. Он сказал, что нашел работу с совместным проживанием у оборотня-медведя: выполнял мелкие поручения, сторожил сон лохматого, а по утрам будил его, чтобы тот не впал в спячку. Небось врал, а на самом деле ночевал у какой-то девки — по телефону голос подруги дрожал от возмущения. Аня была вне себя. Но Костя, так, кажется, его зовут, уволился. Сказал, что аллергия. Хорошо, если так, ведь Аня не хочет подхватить какую-нибудь заразу…

Оборотень-компаньон, чей запах не будет вызывать у нее приступов голода, и который не станет ее бояться… Она сжала медвежонка сильнее, и тот вдруг лопнул по шву, из спины вылез клок белой ваты. Эльза отбросила игрушку в сторону. Телефон Кости Аня не даст ей никогда. Слишком ревнивая. К тому же она бы подняла Эльзу на смех, узнай ее идею. Эльза взяла телефон, вышла в социальную сеть и тут же нашла Костю в друзьях Ани. Быстро набрала сообщение, боясь передумать. Она гипнотизировала экран взглядом, пока не пришел ответ. Телефон, адрес и совет: «Пусть твой знакомый сто раз подумает перед тем, как наниматься на эту работу». Эльза не стала отвечать. И думать не стала — у нее нет особого выбора. Звонить она тоже не будет. Она приедет к медведю сама, убедит его, покажет метку, если нужно. Ей просто нужен рядом тот, кто не будет ее бояться. Кто не станет смотреть на нее как на чудовище. Кто не станет запираться от нее в страхе. Эльза положила ладонь на плечо, все еще хранившее прикосновение горничной, имя которой она даже не удосужилась спросить. Родители не прикасались к ней уже больше месяца, с тех пор, как анализы показали, что у них обоих аллергия на слюну вампира, и, если вдруг та, что была их дочерью, сорвется, ее укус станет для них последним.

Эльза вышла из дома через полчаса, громыхая по гравийной дорожке чемоданом. Завидев плашку такси, прибавила шагу и едва не задела калиткой сухопарого мужчину, выскочившего прямо ей навстречу.

— Эльза?

— Да, — она глянула на мужчину пристальнее и сконфужено отвела взгляд. Глубокий квадратный вырез свитера, обнажающий выпирающие ключицы и костлявую грудь, усыпанную родинками, смотрелся особенно нарочито в конце ноября. Сектант, прихожанин церкви второго пришествия.

— Меня зовут Марк. Твой отец попросил меня зайти, — глаза невнятного болотного цвета жадно ощупывали ее, словно диковинку.

— Он на работе. Приходите вечером, мама тоже будет дома, они теперь не пропускают семейные ужины, — Эльза вручила чемодан таксисту, открыла заднюю дверку, но Марк захлопнул ее и положил руку на ладонь девушки.

— Он хотел, чтобы я поговорил с тобой. Я пастырь церкви второго пришествия, мне стало известно, что ты отвергаешь бесценный дар от одного из вечных…

— Я этого подарка не просила, — ответила Эльза, выдернув пальцы из-под липкой ладони пастыря.

Он придвинулся к ней совсем близко, она чувствовала кислый запах его пота, биение сердца, быстрое, как у птички.

— Ты не понимаешь его ценности, — изо рта пастыря пахнуло луком.

— Вы лучше шею шарфом замотайте, — огрызнулась Эльза, — чем лук жрать. Простудитесь, охрипнете — как будете пастве свою туфту толкать?

Она оттолкнула его и села в машину, а пастырь остался у калитки. Коротко стриженная седая голова на тощей шее, торчащей из расстегнутого пальто, повернулась вслед такси, и Эльза почти физически ощутила волну ярости, исходящую от этого тщедушного человечка.

Она могла смириться с психологом, на кушетке которого так удобно лежать, но зачем было подсылать к ней этого клоуна? До того, как проклятый вампир укусил ее, отец не называл сектантов иначе, чем голошеими идиотами. Теперь, выходит, они подходящая компания для его дочери. Или скорее для той, что была его дочерью. Ведь своего ребенка родители потеряли.

— Вам куда? — спросил водитель, глянув на нее в зеркало заднего вида.

Эльза нашла сообщение Кости в телефоне, назвала адрес.

Она сидела на заднем сиденье такси, глядя на пролетающие дома, мокрые снежинки таяли на стекле, сбегая вниз косыми ручейками. В машине пахло кожей, сигаретным дымом, едва уловимым запахом рвоты и звериным потом. В остром ухе таксиста болталась круглая зеленая бирка, похожая на мелкое дикое яблочко. Интересно, в какого зверя он превращается?