Страница 50 из 57
“Я увидела ее у той, маленькой тропинке, у ивы с двумя стволами. Они убили ее, как свидетеля”.
“Лишние глаза им ни к чему, - отозвался Соджи. - К тому же многим… если уж начинают убивать, остановиться трудно”.
Тело Хисы отнесли в комнату, и доктор Мацумото опустился перед ним на колени, сложив руки. Горе его было совершенно искренним, и молился он тоже совершенно искренне, хотя с круглой физиономии не сходил румянец, полные губы шевелились слишком старательно и оттого лицо доктора выглядело как маска загрустившего Хотэя. Об этом Ирен изо всех сил старалась не думать; в ней самой сейчас не было ни горя, ни страха, только мысль о необходимых действиях. Ни капли чувств - только великая сушь необходимых действий. Оставшись наедине с убитой девушкой, она долго всматривалась в ее лицо, застывшее испугом и страданием. Неблагородно отводить глаза, говорила себе Ирен. Пусть даже это лицо будет являться ей в кошмарах - она должна сейчас впитать его, чтобы запомнить и никогда-никогда не позабыть…
…как застывает между бровей складка, которой уже никогда не разгладиться, как приоткрылся рот, будто выпевая вечное теперь “о”, круглое и пустое в середине. Пустое, как Вечность.
Простую хлопковую юкату Хисы заменяет комон Ирен - тот самый, с веерами. Обручальное кольцо легко сходит с тонкого пальца, обнажая узенький светлый след - солнца она теперь не боится, и руки уже загорели. Обручальное кольцо надевается на палец мертвой девушки - примета, улика. И последний дар.
Доктор Мацумото и Джастин смотрели на нее с плохо скрываемым ужасом, когда она вышла на энгаву, уже переодетая в юкату убитой. Соджи стоял чуть в стороне, опустив голову.
- Теперь… удачное время, - потерянно пробормотал Мацумото-сан. Он смотрел теперь на дверь, откуда вышла девушка, и наблюдавшие за ним звериные глаза поняли без слов - доктор прощался. Потом он словно встряхнулся и сказал почти спокойным тоном: - Послезавтра праздник, большинство больных, кроме самых тяжелых, отправились на праздник домой. И сиделки тоже.
- Да, лечебница почти опустела, - в тон ему сказал Джастин. Он шевелил губами с натугой, будто это требовало неимоверных усилий.
- И сегодня нет жары, шел дождь. Огонь не перекинется на остальное здание, - заметила Ирен. Сказано это было сухо и слишком уж практично, и она кожей ощутила неприязнь и Мацумото, и Джастина. Но это не огорчило, не обидело и даже почти не осталось в ее сознании, скользнуло и ушло. Это было сейчас неважно.
***
…- За тобой все время горят усадьбы, - невесело и не слишком уместно пошутил Соджи. Из мельницы, где они укрылись, флигель был не виден, но запах гари долетал и сюда. Обгоревшие тела опознают разве что по остаткам одежды. И по ее кольцу. Пожар - вещь нередкая, да и время сейчас такое неспокойное, что особо доискиваться никто не будет. Тем более с иностранкой, которая ничего особо важного из себя не представляет. Она была убеждена, что Лоран, даже если и будет горевать о ней, все же не станет особенно настаивать на тщательном расследовании. Такие как Лоран живут ощущениями - человек-кожа, легко поранить, но быстро заживает. Но делают такие люди все с “холодным носом”, не вовлекая в дела какие-то чувства. Смерть сразу же перенесет жену в глазах Лорана из разряда ощущений в разряд всего лишь события, требующего действий.
- Скоро праздник, - глядя в маленькое окошко на медленно проплывающий обод вращающегося мельничного колеса, сказал Соджи. - День цветов… в храмах будут ставить алтарь, убранный цветами.
- Адзисаи(2)? - проследив за его взглядом, спросила Ирен. Колесо поскрипывало, за окошком уже почти стемнело. Хорошо бы дождь пока не начинался - пока, пусть еще погорит…
- Адзисаи, - повторил Соджи. - Чаем из адзисаи поливают изображение новорожденного Будды в его праздник. Будда родился в цветущем лесу…
…флигелек, наверное, уже горит вовсю. В маленькой комнатке, где жил Соджи, огненное безумие, мертвые тела лежащих чернеют, обугливаются… Освобождая путь им двоим, делая их свободными от имен, от прошлого, от самих себя…
- И два потока воды пролились на него, - продолжила Ирен.
- Нет. Когда я был маленький, сестра рассказывала - явился дракон и обмыл новорожденного чаем из адзисаи. А один врач в Киото говорил, что если чай приготовлен монахами, он обладает исцеляющей силой…
- Обыкновенно врачи не склонны верить монахам, - едва улыбнулась Ирен.
- А монахи - врачам, - ответил Соджи и устало прилег на тощий футон, который они притащили с собой из флигеля. Он выглядел неважно, Ирен положила руку на его влажный лоб. Хорошо бы тут был очаг или хотя бы жаровня с углями. Но им нужно перебыть тут, пока там, в лечебнице стоит суета, тушат пожар во флигеле, выносят останки тех, которые теперь будут носить их имена.
- Нужно перебыть тут, - словно подслушав ее мысли, сказал Соджи.
- Поспи, - тихонько ответила Ирен, осторожно ложась рядом с ним. Вместе им будет легче согреться, одеяло в этой халупке помощник плохой, хотя ночи теперь стали не слишком холодные. Только бы не было дождя…
Уже совсем стемнело, но светильник зажечь они не решались. Соджи не шевелился, но Ирен чувствовала, что он не спит.
- Значит, чай из адзисаи обладает целебной силой? - осторожно начала она.
- Так говорил врач… в Киото, - шепотом отозвался Соджи. “Киото” в его устах прозвучало почти как “рай”. И в том, как он сказал о враче, Ирен ощутила некий скрытый смысл, но решила не доискиваться. Это было неважно.
- Мне подумалось… В будущий год нужно непременно пойти в храм и попробовать этого чая.
- В Киёмидзу есть водопад Отова, - прошептал Соджи, - вода в нем, говорят, лучше всего подходит для чая.
- Если для чая - значит, и для сакэ? - тихо засмеялась Ирен и услышала рядом такой же тихий смех.
- Женщине не подобает этого знать, - Соджи едва успел договорить, как кашель оборвал его.
- На будущий год обязательно покажу тебе те места, - сказал он, отдышавшись.
- Не забудь, что обещал, - ответила Ирен, в темноте нащупывая и аккуратно убирая окровавленный бумажный платок.
“Ему осталось совсем недолго”, - прозвучал в ее сознании голос Джастина Локвуда. Это мы посмотрим, сказала себе Ирен. Теперь у нее развязаны руки. Теперь и им всем будет легче: доктору - потому что не нужно будет все время опасаться властей, укрывая неугодного им человека, Джастину - потому что честь его друга не пострадает, а ее мужу - потому что не нужно будет возиться с разводом. Да и вдовец в глазах общества куда более привлекательная фигура, нежели разведенный супруг.
- Этот… иностранный доктор, - прошептал Соджи, - все время высматривал что-то, будто не верил, что ты это ты.
- Он все время искал во мне злобного демона, делавшего несчастье его лучшему другу, - улыбнулась Ирен.
- И злился от того, что не находил, - закончил Соджи.
Комментарий к 19. “За тобой все время горят усадьбы…”
(1) - 1866г
(2) - гортензия
========== 20. …И Небо ничего не может с ним поделать ==========
Япония, неподалеку от Эдо, 1868г.
Окита
Благородный муж покорен даже невзгодам.
Он живет в покое и готов к превратностям судьбы.
И Небо ничего не может с ним поделать.
(Конфуций)
На излете ночи ему приснился тот день, когда они пытались накрыть роялистов и Кацуру Когоро в одном из веселых домов Киото. И ведь едва не накрыли. Был вечер, была осень, холодало, и вода Камогавы, на берег которой выходила гостиница, отливала масляно-черным, будто сырая нефть. Тьма тогда укрыла Кацуру. Тьма - и его женщина, стойко хранившая молчание несмотря на угрозы и занесенный меч.
“Хотелось бы мне, чтобы и со мной была такая женщина”, - сказал тогда Хиджиката. И он, Соджи, страшно удивился - Хи-сану, как правило, стоило пальцем поманить и все женщины Киото были бы у его ног. “Дурак, - фыркнул тогда Хиджиката, - такие на дороге не валяются”.
А о себе Соджи тогда подумал, что уж ему-то такой женщины не видать как своих ушей. И вот теперь женщина, о которой он и мечтать не смел, оставила все ради того, чтобы остаться с ним. И он даже не ощущал груза страшной неоплатной благодарности - она сделала это столько же для себя, сколько и для него.