Путь эйнхерия

- Что ж… - Зоя выпрямилась на постели, и в то же мгновение Ирина отделилась от стены и подошла к ним. – Я благодарю тебя, учитель.

Когда Никон, сопровождаемый Ириной, покинул ее покои, Зоя откинулась на подушки и задумалась. Она водила пальцем по краю кубка, и глаза ее то и дело вспыхивали густо-лиловым огоньком, какой бывает порой у кошек в темноте. Уже давно вернулась Ирина и застыла безгласной тенью у двери, привычно слилась с полутемным покоем.

- Позови плешивого, - сказала, наконец, Зоя.

Плешивый евнух-кубикуларий пробыл у Зои совсем недолго, но успел рассказать многое и еще больше успел услышать. На сказанные полушепотом слова Зои он послушно кивал, иногда задавал уточняющие вопросы, но ни разу не выразил удивления.

- Ты все понял? Господин Парда сегодня ночует в Западном крыле, – Зоя спустила ноги на пол и махнула рукой Ирине, которая метнулась к разложенному на краю кровати наряду.

- Все в точности передам ему, госпожа, - прошептал плешивый.

Он исчез почти незаметно, словно растаял в полутьме покоя.

А Зоя, одевшись и убрав волосы под покрывало из тонкого лилового виссона, села к столу и раскрыла первую попавшуюся книгу. Когда двери покоя открылись, пропуская императора, она казалась полностью погруженной в чтение и очень натурально вздрогнула, услышав его шаги.

- Прости, душа моя, я тебя отвлек? – Лев сел в кресло и по привычке потер руку другой, будто пытаясь смыть с них невидимую грязь.

- Ну что ты, государь! – Зоя легко поднялась и подошла к нему. – Я ждала тебя.

Она села на услужливо пододвинутую Ириной скамеечку, которая была ниже кресла, но не настолько низко, чтобы это бросалось в глаза, и взяла узкую слабую руку Льва в свои.

- Плохо мне, душа моя, - почти жалобно проговорил император. – Один я. Никому верить нельзя.

Зоя молчала, поглаживая его запястье, и Лев склонился, прижавшись щекой к ее руке.

- Никому нет веры. Патриарх волком смотрит, Андроник недоволен, того и гляди в спину ударит. И дочь… дочь…моя дочь.

- Твердым будь, - произнесла Зоя, поглаживая его мягкие волосы.

- Буду, - в голосе Льва послышалось рыдание. – Привезут ее… их – я отослал вчера человека к Пафению, он вышлет их на корабле в столицу… Судить. Эмундова щенка - на гиподром, а девчонку в монастырь сошлю.

- Государь, я не сомневаюсь в виновности августы, - спокойно проговорила Зоя. – Но кроме свидетельств косвенных и недостоверных, кроме бегства твоих варангов – что можешь ты предъявить на судилище, буде таковое?

Лев рывком поднял голову.

- А что народ скажет? – озабоченно продолжала Зоя. – Хорошо ли будет, если опорочено в глазах толпы семейство императора?

- Неужели ты просишь помиловать?

Зоя опустила голову.

- Совсем не обязательно им прибывать в столицу, - сказала она. – Варанга – в мешок и в воду. Тихо и без огласки. Принцессу – на Принцевы острова**, или куда подальше. И тоже без огласки. А в народе спустя время слух пустить, что принцесса была послана невестой Людовику Провансальскому, да по дороге приключилось с ней несчастье и кануло все посольство…

- Зоя! – император вскочил так быстро, что едва не опрокинул кресло. Собственная мысль, высказанная другим с безыскусной прямотой и неприкрытой жестокостью, поразила его. И сразу сделала сложное возмутительно простым, сняла все преграды.

- Правителю должно быть гибким, подобным молодому тростнику, - проговорила Зоя с расстановкой. - И порой должен мудрый правитель подражать повадкам зверя – стараясь придерживаться пути света, ежели это представляется возможным, также вступать и на путь тьмы, ежели в этом есть необходимость для пользы государства.

Лев часто закивал.

- Необходимость… для пользы… государства… - повторял он торопливо, будто свешивая слова на внутренних весах.

- Одна ты у меня осталась, - Лев бросился к сидевшей Зое. – Одна!

- Не одна, - прошептала та, поглаживая голову императора, который прижался к ее коленям как малое дитя. – Не забудь… о нем… кто растет в моем чреве.

- Не забуду! – покрывая поцелуями ее руки, колени и живот, шептал Лев. – Не забуду… Ради него… ради тебя… все…

- Если мне позволено будет дать тебе еще один совет… - сразу становясь из гордой царицы обычной покорной женщиной, проговорила Зоя с мягкой улыбкой.

- Разумеется, душа моя.

- Не стоит тебе, государь, самому заниматься этим делом. Тягостным и мучительным для сердца доброго правителя и отца. Положись на тех верных людей, кто уже доказал тебе свою преданность.

- Есть ли такие? – с тоской проговорил Лев. Вдруг глаза его загорелись.

- Николай, бывший этериарх? Да только стар он уже.

- У него есть сын, столь же верный тебе, как и его отец, - сказала Зоя. Она хорошо знала, что Николай, один из тех, кто открыл императору глаза на клан Заутца, был чуть не единственным, кого Лев считал своим другом. Но она хотела, чтобы Лев сам вспомнил о Николае, без каких-либо толчков с ее стороны.

- Парда! – вскричал император. Зоя легко кивнула.

Господь внял моим молитвам, с умилением подумал Лев, глядя на нее, и послал тебя, утешительницу, снимающую бремена невыносимо тяжкие с моих плеч. Как благодарить мне Его и как вознаградить тебя?

***

Через два дня на рассвете безо всякого шума, почти крадучись, из гавани Элефантерия вышла быстроходная хеландия и, миновав острова, пошла к юго-востоку, к берегам Мизии.

Комментарий к 18. Звериная тропа государя

*- один из пяти канонических греческих романов, написанный Гелиодором в III или IV веке н. э.

** - группа из девяти островов в Мраморном море. Во времена Византийской империи принцы и другие близкие к императорам особы ссылались на эти острова.

========== 19. Руки богов ==========

Второй раз за не слишком долгую ее жизнь окружающий мир словно схлопнулся и вывернулся наизнанку. И изнанка эта была страшнее и непригляднее прежней, страшнее рабства, продажи, клеймения – приехавший посланец императора показался ей посланником злобных сил, тех, присутствие которых она всегда ощущала в Священном дворце еще с самого детства. Это они шипели вслед ее матери, а потом и вслед самой Анне. Это они были виновны в смерти матери, в том, что Анна ощущала себя чужой в столице. Но пока она была любимой дочерью императора, чужесть эта давила не столь сильно. Любовь отца давала ей силы радоваться жизни и противостоять змеиному шипению. Что же ты наделал, отец? За что?..

Словно во сне, Анна видела, как Бьерн, сидящий напротив нее, покачнулся, теряя силы, как по невидимому знаку в покой ворвались воины, прибывшие вместе с императорским посланником, и заломили ему руки. Вино, подумала Анна, вино, привезенное в подарок от императора и так заботливо разлитое по кубкам собственноручно посланником во время беседы без посторонних ушей, где не было никого из членов семьи Парфения, не было и самого стратига – только августа, Бьерн, Стефан, Феодора и посланник государя. Посланник говорил о тревоге императора за судьбу дочери, о том, с какой радостью встретил государь известие о том, что Анна жива и невредима…

Вино лишало сил, она не могла подняться, не могла шевельнуть рукой. Она могла только смотреть, как на Бьерна надевают колодки, слушать слова посланника, железные, отдающие кровью и ржавчиной слова – «повеление императора… за измену…»

За измену… ее? Бьерна? Феодору? Стефана?

Парфений, растерянный и подавленный, послушно кивал, внимая посланнику. Стефана и Феодору посадить под замок до дальнейших распоряжений. Принцессу и варанга немедленно отправить в столицу вместе с посланником - это было последнее, что услышала Анна прежде, чем отравленное вино погасило ее сознание.

***

Хеландия неслась, рассекая потемневшие осенние воды Пропонтиды. Небо, низкое и угрюмое, словно бы грозилось сомкнуться с таким же угрюмым морем и раздавить и судно, и всех, кто был на нем. И несмотря на хороший ветер, все на корабле ощущали эту свинцовую тяжесть – не слышно было забористой ругани, соленых присказок и приговорок, обычных у рыбаков и моряков.