Страница 23 из 26
Рой залез в шкаф и едва успел прикрыть за собой дверцу, когда в мою дверь настойчиво постучали.
- Прошу прощения, что врываюсь среди ночи, - Шейла начала именно с этого; мысленно я с удовольствием отметил, что Батти обошелся без куртуазностей.
- Вы пришли за пропусками, мисс Роузен? – любезно начал я. Она быстро закивала. Почти радостно.
- К сожалению, у меня есть пропуск только на вас, - сказал я, внимательно наблюдая за ее лицом. - Он в порядке, там стоит ваше имя, «Шейла Роузен», не достает лишь визы шерифа, но с этим проблем возникнуть не должно.
Ее лицо словно застыло, и темные глаза погасли.
– Сожалею, - произнесла она и повернулась, чтобы уходить, - но я не могу воспользоваться им.
- Если вам желательно проставить другое имя, то, я думаю, это тоже можно устроить, - поспешил я исправить оплошность, вспомнив, что в ее актуальных документах стояли другие имя и фамилия.
- Дело не в имени. Мне нужно два пропуска или не нужно вовсе.
- Подумайте, мисс Роузен, - попытался я ее переубедить, но она, не слушая меня больше, пошла к выходу.
- Зачем вам такая обуза? – спросил я ее уже у самых входных дверей. Шейла смерила меня взглядом с головы до ног и проговорила, не поднимая глаз:
- Теперь ясно, отчего Рэйчел от вас сбежала. Не смогла быть… со слабаком.
Когда я вернулся в комнату, Роя тоже уже не было. Никогда прежде я не чувствовал себя таким ничтожеством. Завтра поговорю с Себастианом, мысленно пообещал я себе… мне обязательно надо было еще раз поговорить с ним.
…Но я не успел. В следующий раз я увидел Себастиана только во время похорон. Он был такой маленький в гробу, который Вождь и Брайантов помощник Смайк собрали для него из старых ящиков. Не знаю, кто упросил Брайанта не звонить похоронщикам, но это было хорошо. Я смотрел на мертвого Себастиана и вспоминал все, что рассказал ему в тот наш единственный разговор. Этот человек-черепашка с печальными глазами заставил меня сказать это, словно вылущив из меня запрятанные чувства – я рассказал ему тогда, как Рой тащил меня на крышу, и как гвоздь, пронзивший его ладонь, впивался в мою плоть, пригвождая меня к нему, как к кресту. Я думал, что рассказывал это по пьяни, из-за того расслабляющего язык действия, которое на меня всегда оказывал виски. Но глядя на спокойное и, черт бы меня побрал, такое красивое лицо Себастиана, я осознавал, что виски был тут не при чем. Этот маленький и не слишком, наверное, счастливый человечек заставил меня отбросить всю ту шелуху страха и мелкой зависти, которую я принимал за ненависть.
Я смотрел на Роя и Шейлу, которые тоже пришли на похороны, я смотрел на их серьезные, почти суровые лица, на то, как они держались за руки - и думал о всех этих проповедниках, помогавших подвести идеологическую базу под работу блейдраннеров. Человека, говорили проповедники, мог создать лишь бог. Тот или иной. То, что создано людьми, человеком быть не может. Я думал обо всем этом и чувствовал себя мягким, как моллюск без раковины.
Себастиана зарыли на опушке под большой сосной, и каждый бросил в могилу по горсти земли, как это было принято в старину, когда еще не было колумбариев и крематориев. Стараясь не смотреть в глаза ни им, ни даже трущемуся у ноги Батти ротвейлеру, я сказал Шейле и Рою придти ко мне завтра. Но я снова опоздал… я опоздал. Потому что назавтра ко мне вернулась Рэйчел.
К ее возвращению я уже знал, что Рой счел людей не ценящими себе подобных, когда во время его самого первого задания руководитель экспедиции оставил людей погибать в открытом космосе, потому что промедление грозило его кораблю столкновением с кометой и потерей ценного груза. И после этого ему было легко убивать. Легко - до того момента, как он увидел мертвой того андроида женского рода, с которой его связывали близкие отношения. Я вспомнил ее - жуткую Прис, которая едва не вырвала мне ноздри, и вспомнил также, что ее приютил у себя никто иной, как Джей Эф Себастиан. Снова Себастиан…
- Если уже берешь на себя смелость решать, кому жить, а кому умирать – будь готов, что кто-то другой тоже возьмет на себя эту смелость, - говорил Рой. Я слушал его и думал о том, что девять из десяти человек услышали бы в этой фразе первым делом «кому умирать». Что-то странное вложили в Роя его создатели, если он вдруг захотел оставить меня в живых безо всякой причины, даже вопреки всем причинам. А не убить кого-либо безо всякой причины.
Я не стал выспрашивать у Шейлы, как именно ей удалось вернуть Роя к жизни – она лишь упомянула вскользь об экспериментах с «эмпатическим полем», как она его назвала. Но добавила, что никто бы не стал массово возвращать к жизни репликантов таким способом, так как это – тут они с Роем переглянулись, - опасно, требует использования невосполнимых ресурсов и снижает коммерческие качества «анди».
- Впрочем, я сделала все зависящее от меня, чтобы проект «Нексус» не был возобновлен, - добавила Шейла.
Я слушал ее в пол-у́ха, больше смотрел на нее и Роя, на них обоих и понимал, что вот этого мне и Рэйчел не хватало – такого «вместе». Мне начинало казаться, что они были в каком-то смысле одним существом, словно их связывал очень чувствительный канал, по которому полученный одним сигнал тут же транслировался другому. Они были настроены на волну друг друга. Этого мне не хватало с Рэйчел. Этого мне не хватало и с Айрен. И неважно, что одна была андроидом, а вторая человеком – я одинаково фолил с обеими. Они были для меня лишь объектами.
Рэйчел появилась как раз тогда, когда я готов был уже достать пропуска. С порога она заговорила со мной деревянным, скованным тоном, который я помнил так хорошо – так она говорила со мной в первый раз, когда я пришел в Тайрел Инкорпорейтед.
«Гроцци», услышал я.
Что-то говорила Рэйчел – говорила не мне, а мимо меня, Шейле и Рою. Что-то отвечала ей Шейла – холодно и почти зло.
- Рэйчел… - я чувствовал себя слабым и жалким, но я должен был попытаться… – Останься со мной, Рэйчел. Мне так плохо без тебя. Я обещаю… что угодно… только скажи…
И она изумленно взглянула на меня, словно видела впервые.
А потом я услышал музыку – Шейла Роузен села за мое фортепиано. То самое, за которым Рэйчел играла мне Шопена… Я увидел, как холодная маска на лице Рэйчел сменилась почти детской растерянностью. Эта же растерянность была, верно, и на моем лице – Шейла заиграла старую-престарую песню, которую я всегда любил.
Who wants to live forever,
Who dares to love forever?
- тихо пела Шейла. И я смотрел на Рэйчел, думая о том, что сколько бы ей не осталось – я не имею права терять ни одну секунду из этого срока.
У них с Роем та же история, что и у нас с Рэйчел, думал я, глядя на Шейлу и не сознавая, что она уже прекратила играть; все остальное было неважным – Рэйчел что-то говорила Рою, глупое и ненужное, и он отвечал ей, тоже что-то глупое и ненужное. Может, Себастиан оставил пропуска именно мне, чтобы я изменился? Как Брайант, как Дейв… Как Рой. Может, Себастиан был святым нашего несвятого времени? Я улыбался, найдя в себе наконец ту мягкость и теплоту, которой мне всегда не доставало. Кто бы ни создал меня – он не был более искусным, чем создавшие Рэйчел.
И когда Рэйчел выскочила из дома, я почти не поверил этому. Как не поверил сразу ударившему в нее лучу бластера. Лицо Фила Реша будто приблизилось ко мне и, будто наяву, я услышал «как насчет моей белочки?» Фил Реш был в своем праве, уничтожив Любу Люфт, ту… певицу-«анди», от «Волшебной флейты» которой у меня до сих пор щемило сердце. И он был в своем праве блейдраннера, уничтожив Рэйчел… И ему нравилось убивать.
Я заорал ему что-то нечленораздельное и бросился к Рэйчел. Я не видел, как он презрительно улыбнулся – но знал, что эта улыбка была. Я хорошо его знал. И выстрелы, срезавшие его и женщину с ним рядом – я едва успел заметить, что она была адски похожа на Рэйчел, - выстрелы бластеров, пронзившие их показались мне карающими молниями грозных архангелов.
Словно в замедренном повторе, я увидел Т-8, старых-престарых «восьмерок» производства Гроцци, в их обычных черно-серых комбинезонах – они подошли к Решу и женщине. Я метнулся к дому, и скорее ощутил, чем услышал, как за мной свистнули выстрелы. И в ответ заговорил бластер из моего дома – Рой, давая мне возможность добежать, стрелял, почти не целясь. Он выпустил четыре оставшихся заряда, а я, петляя как заяц, влетел в дом.