Затерянные в океане

У мамы в желудке какие-то спазмы. Папа говорит ей, чтобы показалась врачу в Кейптауне, а она не хочет. Наверняка это всё фасоль из банок. Хорошо хоть она уже заканчивается. Но плохо, что на ужин у нас сардины. Фу-у-у!

7 февраля

Мы уже проделали сотни миль по Индийскому океану, а тут такое. Стелла, вообще-то, не выходит на палубу, если хоть самую чуточку штормит. Не знаю, чего её туда понесло. Что на неё вдруг нашло. Мы все были заняты. Папа на камбузе что-то делал, мама стояла у штурвала. Я учился навигации – как раз снимал показания с секстанта. Тут я смотрю: Стелла стоит на носу. И вдруг – раз! – больше не стоит.

Тревогу «человек за бортом» мы сто раз отрабатывали с Биллом-Прилипалой в Те-Соленте. Указывай и кричи. Всё время кричи. Всё время указывай. Поворот против ветра. Быстро спускай паруса. Заводи двигатель. Когда папа спустил грот и стаксель[8], мы уже вовсю мчались к Стелле. Я указывал и кричал. Стелла гребла лапами как ненормальная, старалась удержаться на страшных зелёных волнах. Папа наклонился через борт и потянулся к ней, но он не надел спасательный жилет, и мама просто чуть с ума не сходила. Она попробовала подойти поближе и помедленнее, но тут как раз Стеллу накрыло волной. Пришлось поворачивать и делать второй заход. Я не переставал кричать и указывать.

Мы сделали три захода, и всё впустую. То мы шли слишком быстро, то до Стеллы было не достать. А она уже устала. Еле-еле гребла. Ещё чуть-чуть – и она пойдёт ко дну. У нас оставался последний шанс. И в этот раз у нас получилось подойти близко, чтобы папа смог дотянуться и ухватить Стеллу. И мы все трое как давай тащить её – кто за шкирку, кто за хвост. И вытащили. Папа мне сказал тогда: «Молодец, Мартышкин», а мама ему сказала, чтобы он никогда-никогда не смел больше ходить без спасательного жилета. И ещё много чего сказала. Но в ответ папа её обнял, и она заплакала. А Стелла как ни в чём не бывало отряхнулась и убежала вниз.

С тех пор мама установила строгое правило: Стелла Артуа ни в какую погоду не выходит на палубу без спасательного жилета. У неё должен быть жилет, как у нас у всех. И пускай папа его смастерит.

Я до сих пор вижу во сне слонов из Южной Африки. Мне так понравилось, какие они неторопливые и задумчивые. И какие у них мудрые слезящиеся глаза. А ещё я так и вижу этих важных жирафов, как они смотрят на меня сверху вниз. И львёнок – он спал с кончиком львицыного хвоста в зубах. Я тогда много чего нарисовал и вот смотрю на эти рисунки и вспоминаю. Солнце в Африке большое-большое, красное-красное.

А впереди Австралия. Кенгуру, поссумы и вомбаты. Дядя Джон нас встретит в Перте[9]. Я видел дядю Джона на фотографиях, но мы с ним ещё не встречались. Папа вечером сказал, что дядя Джон нам не родной дядя, а дальний родственник.

– Ну о-о-очень дальний, – ответила мама, и они с папой оба засмеялись.

Я сначала не понял, чего это они, но потом на вахте я ещё подумал, и до меня дошло.

Звёзды такие яркие, и Стелла спасена. Сегодня счастливый день. Самый счастливый в моей жизни.

3 апреля

Перт, Австралия. До сегодняшнего дня перед нами был только пустынный океан – и так от самой Африки. Мне всё больше и больше это нравится, когда есть только мы, «Пегги Сью» и море. Нам всем, по-моему, так нравится. Но зато, когда вдали показывается суша, мы просто скачем от радости. Когда мы в первый раз увидели Австралию, мы все втроём обнялись и запрыгали. Как если бы мы вообще первыми её открыли. Стелла Артуа на нас лаяла, как на психов чокнутых, а мы и были чокнутые психи. Мы проделали путь от Англии до самой Австралии. Это же половина кругосветки! И мы сами справились, никто нам не помогал.

У мамы снова эти её спазмы в желудке. Ей точно надо к врачу. Она обещала нам, что в Австралии, честное слово, покажется доктору. Вот посмотрим, как она своё честное слово сдержит.

28 мая

Мы снова в море. А до этого полтора месяца прогостили у дяди Джона. Мы думали, поживём в Перте несколько деньков, но дядя Джон сказал, раз уж мы проделали такой путь в Австралию, то надо посмотреть её как следует. И мы жили с его семьёй на огроменной ферме. Там у него миллион овец. И лошадей тьма-тьмущая. Я ездил верхом с моими двоюродными сёстрами, Бет и Лизой. Одной семь, другой восемь, но они уже ездят на лошади будь здоров! Они звали меня Мики. Когда мы уезжали, обе собирались за меня замуж. А пока что мы решили переписываться.

Я как-то видел тут тигровую змею. Дядя Джон сказал, если бы я на такую наступил, мог бы и умереть от её укуса. Он ещё мне велел остерегаться в ванной чёрных вдов, это пауки. С тех пор я в ванную без особой нужды не ходил.

Они звали нас «английская родня» и каждый вечер устраивали барбекю. Нам у них очень здоровско гостилось. И всё-таки я был ужасно рад вернуться назад, на «Пегги Сью». Я по ней скучал, совсем как по Эдди. Эдди я слал открытки, обычно со смешными зверушками, если удавалось такие найти. Я послал ему открытку с вомбатом. И живого вомбата я видел, и сотни поссумов, и целую кучу кенгуру. У нас дома повсюду воробьи, а тут у них – белые какаду, целый миллион.

Но сейчас с нами только чайки. В какой части света мы ни оказывались, везде есть чайки. Мы идём в Сидней, остановимся там ненадолго посмотреть на Большой Барьерный риф, а потом через Коралловое море прямиком в Папуа – Новую Гвинею.

Маме с желудком вроде получше. Врач в Австралии сказал ей, что она просто съела что-то не то. В общем, ей полегчало.

Очень жарко и душно. Море совсем спокойное. Ветра нет. Мы движемся еле-еле. На небе ни облачка, но я знаю, что надвигается шторм. Я это чувствую.

28 июля

Я оглядываюсь по сторонам. Кругом ночь и темным-темно. Звёзд не видно. Но хотя бы шторм улёгся. Мне завтра стукнет 12, но, кажется, кроме меня, об этом никто не помнит.

Нам очень-очень тяжко пришлось. Гораздо хуже, чем в Бискайском заливе. С тех пор как мы вышли из Сиднея, шторм следовал за штормом, и каждый раз нас относило севернее по Коралловому морю. Рулевой трос лопнул. Папа кое-как его починил, но трос теперь плохо работает. Сама по себе яхта больше идти не может, нужно, чтобы обязательно кто-то стоял у штурвала. А это или папа, или я, потому что маме снова плохо. У неё опять эти спазмы, и в этот раз гораздо хуже. Она не хочет есть, только пьёт сладкую воду. Мама уже три дня не может сверять наш курс с картами. Папа говорит, надо дать сигнал бедствия, но мама ему не разрешает. Получится, что мы сдаёмся, а мама никогда не сдаётся. Мы с папой делали все навигационные измерения. Мы очень старались, правда, но, если честно, мы не очень понимаем, куда нас занесло.

Они оба спят в каюте. Папа совсем замучился. Я стою на палубе у штурвала. Со мной Эддин футбольный мяч. До сих пор он нам приносил удачу. А удача нужна нам, как никогда. Надо, чтобы мама поправилась, а то я не знаю, что нас ждёт. Следующий шторм нам не выстоять.

Слава богу, на море тихо. Мама хоть сможет поспать. А то попробуй поспи, когда тебя непрерывно болтает и кидает.

Вокруг так темно. Даже черно. Стелла лает. Она выскочила на нос. И спасательный жилет на ней не застёгнут.

Это было последнее, что я написал в своём судовом журнале. Дальше шли пустые страницы.

Сначала я несколько раз позвал Стеллу, но она не послушалась. Надо как-то её подманить, решил я, бросил штурвал и полез к ней. И мяч с собой прихватил, чтобы её завлечь, чтобы увести с носа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

8

Стаксель – передний парус на яхте.

9

Перт – четвёртый по величине город Австралии, расположен он на берегу Индийского океана.