Страница 17 из 20
Тогда ничего не нашли, да и потом ничего не нашли.
Так и остался сепаратный мир и дворцовый переворот в пользу императрицы плодом глубокой внутренней убежденности тех, кто пользовался слухами об измене Распутина и императрицы в политических целях.
Мнение же юристов, совершенно незаинтересованных, между прочим, в обелении свергнутых монархов, но привыкших оперировать фактами, сводилось к утверждению, что «среди близких к царю людей было мало верноподданных, но не было изменников».
О Распутине вывод следователей тоже был вполне определенным: «Распутин, этот умный, с огромной волей мужик… не был ни шпионом, ни изменником».
Можем ли мы предположить, что Маленький Юсупов и царственный друг его, Дмитрий, убили Распутина по ошибке, доверчиво приняв слухи об измене их одиозной жертвы за чистую монету?
Нет!
Маленький Юсупов собственными устами разрушил это предположение, пространно рассказывая о планах Распутина, которые слышал от своей жертвы своими собственными ушами.
Странная выходит история!
Своими глазами Маленький видел то, чего видеть не мог и чего, кроме него, никто никогда не видел.
Видел, как Распутин с удовольствием поглощает пирожные.
Своими ушами слышал то, чего никто никогда от Распутина не слышал.
А из всех этих непонятных аберраций зрения и слуха маленького мистификатора проистекает только один разумный вывод – то, что Маленький и его друг, царственный юноша Дмитрий, называли мотивом убийства, в действительности было лишь прикрытием, театральным занавесом, за которым сиятельные заговорщики скрывали свой истинный мотив.
Они убили Распутина.
Почему? Чем провинился перед двумя друзьями Григорий Распутин?
Мы отправляемся на поиски мотива убийства.
Для этого мы покинем на время окутанный зимним саваном трагический Петроград и унылое хаки под свинцовым небом.
И отправимся прекрасное и мирное далеко, когда родилась крепкая дружба двух молодых, блестящих и легкомысленных повес, закончившаяся участием в убийстве.
Этот год был последним предъюбилейным годом. Страна готовилась к празднику. Династия Романовых, «отечества надежда», готовилась отметить свой 300-летний юбилей.
В стране поднималась волна любви к династии. Хмурились в задумчивости тысячи лбов, подыскивая торжественные и возвышенные слова для юбилейных адресов и приветствий.
Стучали машинки швей, сострачивая трехцветные бесики, черно-желтые полотнища имперских штандартов, порхали неутомимо иглы в ловких руках вышивальщиц, любовно выводящих золотом на ткани юбилейную цифру 300.
Вся страна в предпраздничном энтузиазме скупала открытки с изображением царствующей семьи. Царя, царевен, царицы и наследника Алексея. Он – будущее Отечества.
Всем нравится красивый, веселый мальчик – будущий правитель России. И никто не знает и не догадывается, как придирчиво и тщательно отбираются фотографические снимки. Эти красивые открытки скрывают от России ужасное горе отца и матери, скрывают ужасную трагедию страны.
Наследник престола, Алексей Николаевич Романов, единственный законный наследник, смертельно, неизлечимо болен. И это – одна часть величайшей государственной тайны Российской империи.
Вторая часть тайны, еще более ревниво укрытая от людских глаз – то, что единственное спасение жизни наследника престола, держит в своих руках тобольский крестьянин Григорий Распутин.
Страна жила, ничего не зная. Россия готовилась отметить 300-летний юбилей своих царей, Романовых – отечества надежду.
…и предъюбилейный год перевалил за середину.
В то время когда великий князь Дмитрий под руководством Маленького Феликса брал свои первые уроки по классу утонченных наслаждений, в семье государя произошли события, имеющие самое прямое отношение к убийству Распутина, события, которые сам государь называл не иначе как «двумя катастрофами».
Две катастрофы
При анализе событий 1912 года, эти два происшествия, буквально наслоившиеся друг на друга, оцениваются через запятую. Если между ними поставить плюс, то получившаяся сумма приведет нас к достаточно многозначительным выводам.
Осенью 1912 года царская семья, по обыкновению, переехала на отдых в Спалу. Это великолепное охотничье угодье находилось в русской части Польши.
Отдых проходит весело, вековой лес оглашается звуками охотничьих рожков, по вечерам под террасой охотничьего домика плещутся жаркими знаменами факела егерей, раскладываются охотничьи трофеи, трещат фейерверки магниевых вспышек.
Царская охота! Великолепная охота!
Вечерами воздух наполняется стрекотом поздних осенних кузнечиков и музыкой балов.
Восьмилетнему наследнику противопоказаны верховые поездки и шумные забавы.
Наследник скучно коротает время в обществе своего дядьки.
Однажды при спуске лодки Наследник ушибает колено.
На следующий же день он уже остается дома, ему ставят компрессы. Он нездоров.
Проходит еще несколько дней…
У Алексея начинаются сильные боли в ногах, желудке и спине. Ртутный столбик термометра ползет вверх…
Домашний врач Боткин недоволен и хмурится.
Он не может осмотреть своего пациента – из-за сильных болей мальчик не дает до себя дотрагиваться. Родители тайно посылают за специалистами из Петербурга. Консилиум прибывает через несколько дней. В Спалу, в которой продолжаются балы, развлечения и охота.
Прибывшие проводят осмотр и признают, что не в состоянии повлиять на ход болезни. Не может быть и речи о хирургическом вмешательстве, оно приведет только к сильнейшему кровоизлиянию со смертельным исходом. Им остается только ждать.
Состояние больного наследника стремительно ухудшается, температурные листы фиксируют медленное, но верное повышение температуры. Ребенок все больше слабеет. Желудок перестает работать, больной больше не может есть.
Боли достигают такой силы, что наследник молит: «Господи Боже! Смилуйся надо мной… и дай мне умереть!» В один из дней он просит родителей «похоронить его в хорошую погоду, в парке, под маленьким каменным памятником».
Скоро у него не остается сил говорить.
Все!
Доктор Федоров объявляет министру двора, что наследник может умереть в любой момент. Доктор Федоров просит довести до государя, что состояние наследника нельзя более скрывать от общественности, которую необходимо подготовить к известию о кончине наследника Российского престола.
И впервые государь, не произнося, впрочем, слова «гемофилия», вынужден сообщить стране о серьезном положении своего сына.
Да, это случилось впервые! Болезнь наследника была государственной тайной, в которую были посвящены самые близкие. И даже некоторые из тех, кого считали близкими, самые близкие родственники из числа Романовых, не подозревали ничего о болезни своего малолетнего родственника. (28)
И вот теперь, осенью 1912 года, круг посвященных помимо воли родителей стал расширяться. Камень был брошен и пошли круги.
Круг посвященных катастрофически расширился.
В те дни учитель, преподававший несколько лет французский императорским детям, впервые узнал о болезни своего ученика. Он был ошеломлен ужасом двойной жизни, которой жили родители больного ребенка. Он увидел императрицу в бальном наряде. Она улыбалась и кланялась гостям, беззаботно веселящимся в Спале, а через минуту она неслась по темному коридору, сминая бальный наряд, навстречу комнатке, в которой в страшных муках умирал ее сын.