Страница 25 из 29
– Не могли бы вы уточнить, когда это и где было?
– Когда вы напали и ранили моего человека.
– Ну, что ж, я расскажу, как это было. Я снимаю комнату в харчевне, так как получил рану в стычке с дезертирами, в которой я участвовал по просьбе вашего коннетабля. И вот, возвращаясь от лекаря-монаха, я застаю в своей комнате вашего сержанта и еще двух людей, которые копаются в моих вещах. На мое законное требование покинуть комнату один из них заявляет, что сейчас они меня зарежут, и заберут все мое добро себе.
– Врет он, – рявкнул сержант. – Мы пришли забрать десятину мертвых, чтобы отдать бабам погибших наших людей. А он на нас напал.
– А почему вы пришли, когда меня не было?
– А что ж нам, ждать тебя что ли? Ты сбежать хотел, что бы деньги не отдавать.
– В отличие от вас, я не вор, и законы воинской корпорации чту неукоснительно.
– Кто вор? Я!? – Заорал сержант.
– Ну а кто еще в отсутствии хозяина копается в его вещах, а когда его ловят на месте, пытается его убить? Так делают воры.
– Ну… – Начал было сержант, но его перебил барон.
– Замолчи, – он сделал глоток из кубка и спросил у Волкова: – так что вы хотите сказать, что мои люди воры?
– Вы это сами должны решить, господин барон. Когда я в первый раз поймал вашего старосту на воровстве – я его предупредил…
– А что он у вас украл?
– Оружие. То, что я взял в бою у дезертиров. Он, не скрываясь, сложил его в телегу и хотел уехать. Я забрал оружие и предупредил его. Второй раз он пытался увести у меня коня стоимостью в двадцать талеров. Я остановил его, а он заявил, что это ему велел сделать сержант.
– Я ему такого не велел, врет он.
После этой фразы Волкову стало легче. Он понял, что сержант и староста действовали не по распоряжению барона, а сами по себе.
– То есть, – произнес барон, – вы утверждаете, что в моем феоде мои люди воруют у проезжих.
– Я думаю, что, в первую очередь, воруют они у вас. Ну, или что-то затевают против вас.
– Вот даже как? Вам придется подтвердить свои слова, – сурово сказал барон.
– Для этого я и пришел сюда, – смело ответил Волков.
Он достал из рукава пергамент, подошел и положил его на стол перед бароном. Тот взял лист бумаги, взглянул на него и швырнул рядом с кубком:
– Что это? Язык древних? Я не поп, чтобы читать на нем.
– Нет, это ламбрийский, – и подозвал Ёгана. – А ну ка скажи барону, где ты нашел эту бумагу.
– Ну, я снимал сапог, и там это было.
– Какой еще сапог? – С раздражением спросил барон.
– Ну, с дезертира, с мертвого, сапог стягивал, а она там была. Гляжу – на пол упала.
– И что здесь написано?
– Не знаю, – испуганно ответил Ёган.
– Замолчи, дурак, – рявкнул барон и кривым пальцем постучал по бумаге. – Что здесь написано? – Он смотрел на солдата.
– Здесь сказано: «Сопляк узнал про мельницу, предупредите господина с мельницы, а с сопляком разберитесь, иначе донесет. Но так, что бы никто не подумал чего».
– И что все это значит? Звучит как дурь какая-то.
– Звучит как дурь, если не знать, что под сопляком подразумевали вашего коннетабля, которого они заманили в харчевню и убили первым. Он очень мешал кому-то в вашем феоде, что-то знал.
– Да неужто мельнику? – Ехидно усмехнулся барон. – А может, обоим? У меня их двое.
– На вашем месте я бы проверил обоих. И еще бы выяснил, куда в вашем феоде люди деваются. Я, например, послал парня в монастырь за лекарствами, дал своего коня, только коня дохлого и нашли. А еще у вас по болоту ходит холерный уродец и на людей кидается.
– Какой еще холерный уродец? – Ехидство как рукой сняло, барон был серьезен. – По какому болоту?
– По тому болоту, что лежит вдоль дороги, которая ведёт к монастырю.
– А кто вам про него рассказал? – Спросил барон абсолютно серьёзно.
– Я его сам видел, так же, как и вас. Конь его почуял и понес, я сам чуть кости не переломал. А что, вам про него уже что-то говорили?
Барон не ответил, он уставился в стол перед собой. Все молчали. В огромном зале было тихо, только ветер завывал в камине, да громко треснуло палено, раскидав несколько иск.
– Садитесь, – вдруг произнес барон, указывая на стул рядом с собой.
Солдат попытался отодвинуть этот стул, но двигать одной рукой такую мебель было невозможно. Стул было неимоверно тяжел и массивен. Хорошо, что Ёган догадался, подбежал и помог. Солдат уселся.
– Что у вас с левой рукой? – Спросил барон.
– Старая рана. Моя первая. А в харчевне получил по ней еще раз, очень крепко получил. – Он чуть помолчал. – Монахи сказали, что б левой рукой не шевелил.
– Я вас понимаю. Старые раны.
– Я вижу, что сия учесть и вас не миновала.
– Вы про лицо или про руку? – Барон показал правую руку, она тоже была заметно искалечена. Пальцы были ломаны, а на указательном не было ногтя. – Лицо – это турнирные забавы молодости, а рука – это Вербург. Это барон де Шие. Мы с ним сшиблись, оба коня насмерть, я ему копьем в шлем, он мне в руку. Вечером мы с ним выпили, он оказался добрым малым. Добрым рыцарем.
– Я тоже был при Вербурге.
– Вы? – Барон посмотрел на солдата с недоверием. – Сколько ж лет вам тогда было?
– По-моему, пятнадцать уже исполнилось.
– А на чьей стороне вы были?
– Ну уж не на стороне еретиков.
– А кто был вашим капитаном?
– Не знаю, но платил мне тогда лейтенант Брюнхвальд.
– Брюнхвальд! – Радостно воскликнул фон Рютте. – Я ж его знал. Я пил с ним перед сражением, а где вы стояли?
– Слева.
– В низине?
– В самой низине. С рассвета и до полудня я простоял по щиколотку в воде.
Барон аж подпрыгнул. Он больше не был суров. Он был и радостен, и возбужден, и даже возмущен.
– Это ж вы, мерзавцы, побежали первыми, – кричал он, указывая на солдата кривым пальцем без ногтя.
– А где в это время были вы? – Спросил Волков.
– В это время я уже лежал в обозе с изуродованной рукой.
– Так вот, мы побежали, когда велийские ландскнехты ушли спасать свои шмотки после того, как кавалерия противника ворвалась в наш обоз. А с нами осталось только полторы сотни копейщиков, которых шесть сотен рейтар даже не заметили, когда кинулись нас топтать. Что может сделать тысяча лучников с шестью сотнями добрых рейтар, которые смяли полторы сотни копейщиков и несутся на них во весь опор. Я даже одного выстрела сделать не успел. Расскажите ка мне, барон, как кавалерия противника оказалась в нашем обозе?
– Ах-ха-ха! – Радостно засмеялся барон. – Дело то было веселое. Мы сшиблись с их рыцарями в центре, как положено, с хрустом и звоном. Сталь в сталь, мясо в мясо. Нас было чуть больше, но суть не в этом. Мы были лучше, и поэтому мы их опрокинули. Они откатились, а наши чуть увлеклись и решили немного порубить арбалетчиков, уж больно хорошо они стояли. Да уж…
– Да уж, а наемные кавалеристы противника смяли ваших оруженосцев и заехали в наш обоз.
– Ну, я то этого не помню, – сказал барон и заорал: – Ёган, Ёган!
Из сумрака зала шаркающей походкой старика пришел слуга.
– Кубок моему гостю, – сказал барон. – И давай ужин.
– Ужин, – удивился старый слуга. – Его еще не начали готовить, господин.
– Ну, тогда принеси нам вина и какой-нибудь еды. Вчерашний пирог, окорок, сыр. Неси, давай. – И он продолжил. – Я не помню, как все закончилось. У меня была раздроблена рука и надо мной колдовали лекари.
– Ну, их кавалерия заехала к нам в обоз, а пять сотен велийских , да хранит Господь императора, ландскнехтов, которые нас прикрывали, побежали спасать сове барахло, а рейтары нас просто смяли. Говорят, из наших только половина осталась, не считая полторы сотни копейщиков, которые, кстати, не успели даже в баталию построиться. Так и стояли в две линии. После этого весь левый фланг побежал.
– Да-а, – протянул барон, вспоминая и улыбаясь, – веселый был денёк.
Солдат почему-то не считал тот день особо веселым. После того, как огромный рыжий конь сбил его с ног, он очнулся уже в телеге. Был вечер. И уж никак ему не удалось бы выпить с рейтаром, как это случалось у благородных, но ничего этого вслух он говорить не стал. Слуга принес красивый кубок для него, кувшин с вином и блюдо с едой: хлеб, окорок, сыр.