Страница 18 из 29
– Господи, что ж за люди его сделали? Что за мастера? Видно не люди, а боги!
– Ты бы не богохульствовал, кузнец, при незнакомых людях, – беззлобно заметил Волков. – Бог у нас один, а арбалет сделали люди.
– Великие мастера, – произнес кузнец.
После этого солдат и Ёган поехали к себе в малую Рютте.
– Господин, – начал Ёган.
– Ну?
– Я тут подумал насчет рубахи…
– Какой еще рубахи? – Не понял Волков.
– Ну, вот этой, – Ёган хлопнул себя по груди, – кожаной.
– Ну и что надумал?
– Вот вы сказали, что отрабатывать мне ее три месяца, а вы тут у нас три месяца сидеть не собираетесь.
– Ну и? Вернешь рубаху?
– Нет. Не верну, я с вами поеду. Слуга вам нужен. Добра у вас много разного, а слуги нет, конюха нет, а вы ведь даже сейчас одеться не можете.
– Чтобы меня на первом кордоне схватили за укрывательство беглых крепостных?
– Так я ж не крепостной, я вольный! Мой отец с отцом барона договор заключал. Его земля – наши руки.
– А бабу свою, детей с собой возьмешь? А корову свою?
– А что, надо корову взять?
Волков не ответил, просто посмотрел на него.
– Корову не надо? Так оставлю ее детям.
– А детей?
– А детей брату.
– И жену брату?
– Не-е-е, жену не брату, хворая она у меня. У нее давно пальцы крючит. Она давно в монастырь хочет уйти. Да дети у нас, хозяйство.
– То есть ты все уже обдумал?
– Ага. Детей брату, он их любит, своих то у него всего двое, одна девочка и еще один дурачок. Он моих часто к себе берет, пряники им покупает, мед. А бабу в монастырь. И корову брату, и огород. А на детей я ему еще и с жалования деньгу давать буду. Всем хорошо будет. И вам хорошо. Вы без меня и огня сейчас не разведете.
– Болван! Я солдат, а не благородный. Большую часть жизни я прожил в палатке. Спал на земле, и даже на снегу, и в грязи. Половину своей жизни я провел в осадах. Либо ломал стены, либо сидел за стенами. Как ты думаешь, какое главное оружие солдата?
– Не знаю… Стрелы, наверное, или копье.
– Топор, мотыга и лопата. Мечом машешь редко, а лопатой каждый день. Я земли выкопал больше, чем ты. Я с утра приказы писал, днем копал, а вечером, когда другие солдаты отдыхали, я лейтенанту коней чистил, упряжь ремонтировал и за его доспехом следил, где к кузнецу ходил, где и сам делал. Понимаешь?
– Понимаю, – грустно вздохнул Ёган.
– У меня никогда не было слуг. Даже когда я попал в гвардию. Там у многих были слуги, они могли себе это позволить, но я все делал сам. Сам мыл свою лошадь, даже стирал, если не было прачек, да и денег у меня не было на слуг.
– А сейчас то у вас вон, сколько вещей, лошадей, седел, талеров на сто.
– Может, и на сто, только часть из них нужно отдать.
– Кому? Барону?
– Нет, при чем тут барон. По обычаю военных корпораций десятина – деньга мертвых.
– Мертвых?
– Да, это доля принадлежит родственникам погибших. Так и называется – десятина мертвых.
– Десятина… Прям как попам. И что ж, всегда по-честному отдавали?
– Как правило… Корпорации, роты, набираются в одной местности, там все друг друга знают, а зачастую еще и родственники. Ротмистры за этим следили, чтобы родственники всегда свое получали. Чтобы офицеры вели себя честно.
– А что, бывают нечестные?
– Бывало. Иногда не все отдают, а бывало и вообще ничего.
Ёган помолчал и спросил:
– Значит, не возьмете меня в работу?
– Некуда мне тебя брать. У меня ни кола, ни двора.
– Так двор тут можно купить, – оживился Ёган, – тут много пустых дворов, за дарма можно взять.
– Угомонись ты, – сказал Волков, – подумаю я.
За разговором они подъехали к харчевне.
У харчевни, с удивлением, солдат заметил, как местный мужик из конюшни выводят одного из двух оставшихся у него коня. Подъехав к мужику, Волков схватил его за волосы, запрокинул ему голову и зашипел прямо в лицо:
– Куда ты, смерд, повел моего коня?
– Староста… – мужик вылупил от страха глаза, махнул рукой. – Староста…
Волков бросил мужика, спрыгнул с коня и кинулся к старосте, которого сразу не заметил. Тот только успел злобно тявкнуть:
– Мне…?
Кулак солдата заткнул его, сбил с ног. Староста упал на спину возле лужи, схватившись за лицо рукам, заныл противно и фальшиво, Волков не остановился, пнул старосту сапогом в ребра, затем ещё раз, и ещё. Люди вокруг стояли и смотрели ужасом.
– Вор! – Орал солдат пиная старосту. – Крыса!
Староста пополз по грязи, пытаясь заползти под телегу, и визжал:
– Сказали мне, сказали коня взять
– Кто? – Орал Волков. – Кто сказал?
– Люди барона!
– Воровать тебе сказали?
Староста кряхтел, скулил, молчал. Солдат пнул его ещё раз в морду:
– Кто тебе сказал? Что сказали? Где они?
– Там! – Староста махнул рукой в сторону харчевни. – Там они!
Волков пошел туда, Ёган кинулся следом. Трактирщик, стоящий на пороге, кинулся в сторону, чтобы не попасть под горячую руку, но Волков схватил его за рукав:
– Где они? – Сухо спросил он.
Трактирщик сказать не смог, только указал пальцем на лестницу, что вела в его комнату. Солдат взлетел по лестнице, забыл про боль в ноге, толкнул дверь и увидел троих.
Это были люди барона, а именно: огромный сержант Удо Мюллер и два откормленных молодых детины. Они были в шлемах, в замызганных стеганках. У них в руках были копья, на поясах висели фальшионы. Морды наглые смотрели с издевкой. Один из них сидел на его кровати, разглядывал дорогую сбрую. Сержант стоял посреди комнат с кольчугой в руках, а третий присел у груды вещей, копался там.
– Сержант Удо, – сказал солдат, забирая из рук сержанта кольчугу, – а что ты делаешь в моей комнате, когда меня нет? Никак воруешь?
Тот, что сидел на кровати, встал, отбросил сбрую, взял в руки копье. Он был почти с сержанта ростом. Откормленный, румяный, морда наглая. Усмехаясь, сказал:
– Мы своё берем.
– Уходите, – сказал Волков, – иначе завтра расскажу барону.
– А, может, нам барон разрешил? – Сказал сержант Удо.
– Вот я завтра у него и спрошу.
– А, может, и не спросишь, – загадочно произнес мордатый стражник.
– Так значит, грабите постояльцев на земле барона, – солдат улыбнулся.
– Никого мы не грабим, – ответил стражник, – за своим пришли.
– За каким своим? Что-то я тебя тут не видел, в харчевне, когда тут ламбрийцы живые были.
– Тут были мои люди, – сказал сержант.
– А, так вы за деньгами мертвых пришли? – Догадайся Волков
– Да, за деньгой мертвых, я их офицер и должен отследить, что бы родственники погибших получили свою долю добычи
– Я им занесу, – произнес солдат.
– Мы сами им принесем, – сказал мордатый стражник, – и сами посчитаем, сколько с тебя взять.
«А что им будет, если они меня сейчас убьют? – Подумал Волков. – Кто их будет судить? Барон будет? Не будет. Никто не будет. Убьют и всё. Для них эти вещи – огромное богатство».
Солдат четко понял, что по-хорошему эта встреча уже не закончится. Но он попытался ещё раз:
– Завтра я принесу ваши деньги, здесь добра талеров на сто. Семьям ваших людей причитается десятина.
– Никому ты ничего не принесешь, – сказал мордатый стражник уже без ухмылки, – мы всё заберем и всё сами посчитаем.
Волков, как бы невзначай, взялся за эфес, но ни как обычно, а как бы наоборот: большим пальцем от гарды, а не к ней.
– А ну не тронь железо! – Зарычал мордатый.
Тот, что копался в куче добра, тоже встал на ноги. Он тоже бы рослый и тоже был крупный.
–А ну-ка стойте, – вдруг заорал Ёган, хватая от стены ламбрийское копье.
Лучше бы он этого не делал. Держал он его, как крестьянин грабли.
– Стойте, – продолжал орать Ёган, – сейчас к Барону побегу. Доложу, что вы разбойничаете.
Сержант и стражники повернулись к нему, глядели на него, смеялись, один из них спросил:
– А не зарезать ли нам тебя, смерд?
Стражник, скорее всего, шутил, но Волков не стал выяснять, шутит он или нет. Зашипел меч, вылетая из ножен, и по ходу руки со всей силы солдат ударил в нос мордатого, снизу вверх, через зубы. Удар запрокинул стражнику голову. Он выронил копье, схватился за лицо руками, заорал.