Яд его сердца

Моран нехотя отвёл взгляд от зачарованной глади зеркала. И то лишь потому, что девица ле Фиенн вдруг вспомнила, что прогуливается по купальне нагишом, и поспешила накинуть на плечи лёгкое струящееся одеяние — один из многочисленных подарков жениха к их грядущей свадьбе.

Теперь рассматривать Александрин было уже неинтересно.

Только сейчас де Шалон вдруг осознал, насколько соскучился по женскому телу. Чувственным поцелуям. Мгновениям страсти. Редкие встречи с Опаль были не в счёт. Близость с ней не доставляла радости, не приносила эмоциональной разрядки, не притупляла боль.

Сделав себе пометку в памяти — по приезду в Валь-де-Манн переговорить с любовницей и выставить её из своей жизни раз и навсегда, — маркиз положил на колченогий стол завёрнутый в батистовый платок локон жены. Рядом лёг кулон из турмалина, оправленный изящной золотой каймой.

— Это всё?

— Пока да. — Ведьма развернула платок, поднесла локон к оплавленному огарку свечи, и потускневшая прядь, словно напитавшись пламенем, засверкала.

Время и запретные чары не пощадили старуху Берзэ. Высохшая, словно мумия, сгорбленная, с лицом, изборождённым глубокими морщинами, и уродливыми крючковатыми пальцами, она напоминала злую ведьму из детских сказок. Впрочем, таковой она и являлась — тёмной чародейкой, не гнушавшейся любой магии и бравшейся даже за самое грязное дело.

Прознай прислужники Единой, где обитает Берзэ, с радостью сожгли бы её лачугу вместе с богоотступницей. Или чего похуже выдумали бы. На счастье старой колдуньи, у неё имелось немало могущественных покровителей. Поговаривали, что даже сама королева, долгие годы тщетно пытавшаяся зачать, не брезговала обращаться к Берзэ за помощью. Тайные свидания с ведьмой приносили свои плоды: её величество уже третий раз была на сносях.

Правда, королевский первенец бесследно исчез сразу же после своего рождения, и монарх даже не пытался его отыскать.

Бросив в глубокую глиняную посудину локон, кулон маркизы и нечто, очень смахивавшее на высушенные лягушачьи лапки, Берзэ окропила подношения Стража кровью (Моран предпочёл не интересоваться, чьей именно), зачем-то от души плюнула в миску и, поднеся её к бесцветным губам, принялась шептать слова заклятия.

Мгновения складывались в минуты напряжённого ожидания. Вот над сосудом всколыхнулся дым, чтобы уже в следующую секунду бесследно рассеяться.

— Теперь наберись терпения и жди, — протянула Стражу кулон ведьма. Камень померк, из ярко-изумрудно превратившись в тёмно-багровый, напитанный чарами и жертвенной кровью. — Девчонка должна созреть для ритуала. И вы с ней должны быть едины. Сейчас, погоди. — Старуха прошаркала в дальний угол комнаты, утопавший во тьме, которую было не в силах рассеять пламя одинокой свечи, и принялась греметь какими-то склянками.

— Что значит едины? — нахмурился де Шалон.

— То и значит, — донёсся до него глухой, дребезжащий голос. — Хорошо бы ей в тебя влюбиться. Да и ты не вздумай отбрыкиваться от её ласк. Чем крепче будет ваша связь, тем проще будет осуществить задуманное, Страж. Пусть носит кулон, не снимая. А это, — вернулась к гостю чародейка и сунула ему в руку небольшой пузырёк, наполненный чернильного цвета жидкостью, — чтобы не тратили время на притирания. Велишь служанке добавлять ей по капле в еду. И тогда она сама будет искать твоего внимания. Ни о чём, кроме близости с тобой, не сможет думать.

Моран безропотно принял совет и зелье, хоть и считал, что в приворотном пойле нет нужды. Девчонка наверняка и так без ума от счастья и с радостью упадёт в его объятиях в первую брачную ночь.

А он… Что ж, бегать от будущей жёнушки точно не станет. Пойдёт на всё, даже на близость с пустышкой.

Лишь бы получить то, о чём так долго мечтал.

Глава 3

— Это моё ожерелье!

— Нет, мама разрешила надеть его мне! Отдай! Сейчас же отдай!!! — истерично взвизгнула Лоиз и для пущего эффекта топнула ножкой. Потянула на себя несчастное украшение, которое вот-вот готово было рассыпаться аметистовыми горошинами по ковру.

Ожерелье это досталось нам от бабушки. Вернее, покойная баронесса завещала его Маржери, но сестре пришлось пожертвовать фамильной ценностью, так сказать, отделаться малой кровью. Иначе бы близняшки её живьём слопали.

— Ну полно вам! — всплеснула руками нарисовавшаяся на пороге маменька. — Не дай Единая, ещё испортите.

Увы, малолетние склочницы в данный момент не слышали никого, кроме себя, ни одна не хотела уступить столь желанный трофей.

— Оно больше подходит к моим глазам! — решила на сей раз проявить твёрдость Соланж. Правда, аргумент, как по мне, привела так себе. Глаза-то у них одинаковые, светло-карие, и уж если на то пошло, сёстрам больше бы подошли серёжки и бусы из янтаря, что я обнаружила в одном из многочисленных ларчиков, щедро пожалованных мне маркизом.

Хвастаться перед сёстрами подарками от будущего мужа благоразумно не стала. Иначе точно бы передрались. Да и я пока считала себя не вправе распоряжаться всеми этими богатствами. Мало ли, как всё сложится.

Вот если бы его непонятная светлость был здесь и соизволил унять моё любопытство, быть может, я бы и успокоилась.

Тяжко вздохнула. Ответы — роскошь, которую, по-видимому, я пока не заслужила.

Близняшки тем временем продолжали собачиться. Почему-то полем боя они выбрали именно мою спальню. Спасибо хоть дали возможность спокойно искупаться и осмотреться.

Интересно, эти покои раньше принадлежали Серен? Чудесная купальня, в которой я едва не потеряла счёт времени, небольшая гостиная в мрачно-пурпурных тонах и так контрастировавшая с ней светлая спальня с неимоверно широкой кроватью, изголовье которой пряталось в алькове. Тяжёлый полог отливал золотом, скрывая от любопытных глаз поистине королевское ложе.

Наверное, одной на таком будет одиноко спать …

До боли закусив губу, отругала себя за непозволительные для воспитанной девицы желания. Картина, на короткий миг мелькнувшая в сознании, сулила что угодно, но только не одиночество. В последнее время образ мессира Стража, которого видела лишь однажды и который почему-то прочно поселился в моих мыслях, будоражил, заставлял сердце учащённо биться, странным томлением наполнял каждую клеточку моего неискушённого ласками тела.

И самовнушение, что замуж за напыщенного вдовца мне совсем не хочется и делаю я это только по доброте душевной, ради сестёр, больше не помогало.

— Угомонитесь! Обе! — в кои-то веки прикрикнула на своих любимиц баронесса, спугнув взявшие в осаду мой разум видения, и отобрала-таки чудом уцелевшее ожерелье. — Не у вас же сегодня помолвка. Оно идеально подойдёт к бальному платью Александрин. Я его уже видела. Чудесный наряд!

Близняшки надулись, недобро покосились в мою сторону и завистливо завздыхали, рисуя в воображении чужое платье.

Вскоре явилась служанка с тем самым чудесным нарядом.

Баронесса не солгала, ожерелье вписывалось в образ невесты идеально. Верхнее распашное платье оказалось насыщенного сиреневого цвета, навеявшего мне мысли о лавандовых, оттенённых закатом полях. Эх, жаль, что сейчас не лето… Расшитая золотом ткань мягко переливалась в лучах неяркого солнца, проникавшего в спальню сквозь высокие стрельчатые окна. Тончайшая паутинка кружев украшала лиф, пышными волнами обрамляла рукава, удачно сочетаясь цветом с фрепоном, богато расшитым по подолу.

Отпустив служанку, её милость лично помогла мне собраться, после чего под обиженное сопение близняшек, тоже жаждущих материнского участия, занялась моей прической. Расчесала волосы на прямой пробор, пышно взбила над висками. После чего скрепила тяжёлые локоны изящной заколкой, оставив несколько завитков свободно струиться по спине и плечам.

— Жаль, что его светлость так неожиданно вызвали в Навенну, — удовлетворённо осматривая результаты своих стараний, сказала баронесса. — Он бы дара речи лишился, увидев тебя.

Я грустно улыбнулась. Вечер обещал быть… странным. Прежде мне не доводилось слышать о помолвке без жениха, тем более на ней присутствовать. Да ещё и в качестве невесты.