Страница 5 из 11
В XXI в. социальный фактор все более влияет на политические процессы, усиливая зависимость легитимности и эффективности власти. Динамичное социальное развитие выступает важнейшим фактором и показателем конкурентоспособности стран, компаний, фирм и отраслей. Практика свидетельствует о том, что эффективность коммерческого использования научно-технических достижений определяется не только уровнем научных исследований и разработок, но и комплексом социальных показателей, составляющих инновационный социальный процесс и являющихся его неотъемлемыми элементами. Достойная жизнь, обеспеченная старость, стабильность, постоянно растущий интеллектуальный, образовательный, нравственный потенциал населения, уровень развитости социального мышления личности и общества, социальная ответственность лидеров, элиты и граждан обусловливают высокую результативность любой общественной системы.
Общая культурно-цивилизационная основа – фактор реинтеграции постсоветского сообщества
Экономические, политические, военные катаклизмы, переживаемые человечеством с учащающейся периодичностью, свидетельствуют о том, что мир стоит накануне системных трансформаций. Нет оснований для уверенности в безболезненном протекании грядущей метаморфозы, по крайней мере ни у кого не вызывает сомнений, что мировое сообщество будет вынуждено пересмотреть многие, казалось бы незыблемые, установки и ценности.
В этих условиях для России, потерявшей в последние два десятилетия ориентиры социальной перспективы, было бы наименее продуктивным стремиться воспроизвести на национальной почве привлеченный извне проект общественного развития. Тем более бесперспективно обращение нашей страны в ряды трансляторов «прогрессивных» ценностей в сообщество постсоветских стран, культурно-исторически связанных с Россией, претендующей на роль нового интеграционного центpа. Хотя именно такая роль России наиболее приемлема для Запада, переживающего не лучшие времена.
Кризис либеральной демократии, обусловленный сигнатурой осязаемых границ эффективности капитализма аберрацией буржуазной инициативы в финансовую сферу, где деньги, минуя общественное производство, порождают себе подобные вымыванием ее социальной основы «среднего класса», инициирует попытку обрести импульс жизненного потенциала за счет культурно-политической и экономической экспансии в пространства ранее «неосвоенных» территорий.
Так было не раз в истории, когда стагнирующая система, стремясь к регенерации, прибегала к факторам экстенсивного роста. Россиянам, как никому другому, известно влияние расширяющегося пространства («деспотии пространства») на устойчивость политического режима.
Необходимость продвижения идей «Большого Запада» с целью роста «привлекательности главных ценностей» «для других культур» и постепенного возникновения «всеобщей демократической культуры» очевидна не только с точки зрения геополитической, но и в связи с поиском механизмов обретения внутренней устойчивости странами «золотого миллиарда». В предложенном проекте «Большого Запада» «вовлеченная демократизирующаяся Россия» должна занять место периферии западного сообщества. При этом Евразийский союз, в оценке авторов перспективы «всеобщей культуры», «является новой эксцентричной идеей Владимира Путина»1.
Будущее истории, по мнению западных аналитиков, безальтернативно связано с либерально-демократическими ценностями (кстати заметить, понимаемыми однобоко, «по-вашингтонски», так же, как в свое время социализм в иной, небольшевистской, интерпретации был неприемлем для советской партноменклатуры). Китайская или индийская системы культурных ценностей в качестве, по крайней мере, равноправных парадигм культурно-цивилизационного развития не рассматриваются. В лучшем случае им отводится место сегментарного «очага» культуры, представляющей интерес для узких территориальных или национальных локализаций. Такая позиция далеко не бесспорна.
Главное, что следует отметить, какой бы отчетливой ни была идеологическая альтернатива культурного плюрализма, она не будет признана Западом, так как цивилизационный модус, основанный на традиции, укорененной многовековой историей того же Китая или Индии, для либерального рационализма всего лишь рудимент, форматируемый в дихотомии: отсталый – прогрессивный, анахронизм – современный. Исторически сложилось так, что главным рудиментом проекта «Большого Запада» является страна, по воле судьбы не генерировавшая собственных традиционных ценностей.
Формат статьи не позволяет подробно остановиться на сюжете, раскрывающем значение традиции в планетарной цивилизации. Заметим только, что в общественное сознание человечества приходит понимание «самоценности» традиции, продолжающей развиваться в индустриальную и постиндустриальную эпохи. Находясь в состоянии интеракции с модерном, традиция создает синергетический потенциал, позволяющий обществу достигать кумулятивного эффекта развития с положительной флуктуацией результата. Именно сохранение традиции и опора на нее в модернизации позволили Японии во второй половине XX в. совершить экономическое чудо. Указание на органическую встроенность традиции в проект советской цивилизации как основной ресурс устойчивости и высокой эффективности системы содержится во многих работах современных авторов.
В указанном смысле капитализм, лишенный опоры на традицию, не является самодостаточным в морально-этическом и культурном отношении. Взяв когда-то на вооружение в качестве главного идеологического постулата сентенцию Т. Гоббса Bellum omnium contraomnim (война каждого против всех), капитализм нуждается в компенсации, доведенной до совершенства правовой системы и традиционного нравственного базиса. Однако в таком случае неразрешимое противоречие между центральной фигурой, олицетворяющей всю систему буржуазных отношений – Homo economicus, и Homo sapiens, человеком разумным, а следовательно, нравственным, лежит в основе непреодолимого препятствия на пути выхода западной цивилизации из системного кризиса.
В контексте современных западных ценностей любое социальное агрегирование, в том числе формирование государственной культурной, этнической идентичности, должно основываться на принципах рационально устроенных сетей, выполняющих функции коммуникатора взаимовыгодного обмена информационными, материальными, политическими (если это касается государственных образований) ресурсами. Любые другие мотивы интеграционных процессов выходят за рамки целесообразности, диктуемой западным образом мироустройства. Доказательством сказанного являются события, происходящие в Европейском союзе. В связи с кризисом в дилемме укрепления национальных интересов или прагматических соображений при определении мер его преодоления верх всегда берут последние.
Не выдержала испытания общественной практикой идеология мультикультурализма, направленная на формирование «особого вида толерантности», в связи с притоком жителей мировой периферии в крупные европейские города. При этом «обратная глобализация» (именно так определяют это явление) стала следствием «подавления культурной уникальности через экономическую модернизацию», активно насаждаемую Западом начиная с 60-х годов в странах третьего мира.
Безусловно, рекомендации использовать накопленный в Европе процессуальный опыт и технологии адаптации эмигрантов при реализации программ интеграции в российский социум приезжающих на работу в Россию представителей ближнего зарубежья могут быть реализованы только в плане заимствования технических наработок организации комплементарных условий для гастарбайтеров, но только не по существу, разделившемуся по смысловым ориентирам: мультикультурализм как средство ассимиляции «культурного модерна» или мультикультурализм как основа «общежития».
1
Бжезинский Зб. Уравновесить Восток, обновить Запад / Россия в глобальной политике. – М., 2012. – № 1. – С. 35, 37.