Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 12

Конечно, накопление, капиталообразование – это, прежде всего, внутренняя проблема страны. У России сегодня имеется немало потенциальных возможностей увеличения ее нормы накопления (с нынешней недопустимо низкой около 20% до необходимых 30–35% ВВП) и более рационального использования уже имеющихся средств, которые она пока направляет на весьма сомнительные цели. Почему российские инвесторы при очевидной слабости отечественной кредитной системы не могут занимать из российских государственных резервов не под 8–10% годовых, как они вынуждены сегодня брать в иностранных частных банках, а под 1,5–2,0%, т.е. за столько же, за сколько Россия на деле дает взаймы своим зарубежным партнерам? Тем более что последний кризис показал: российское государство все равно было вынуждено массированным и по существу безвозвратным вбросом государственных средств спасать своих основных отечественных заемщиков за рубежом. А задолженность российских компаний и банков иностранным частным банкам почти равна нашим государственным резервам, хранимым «по дешевке» в иностранных ценных бумагах.

Нельзя не видеть и таких собственных возможностей увеличения инвестиционных ресурсов страны, как изменение неоправданного, не наблюдающегося больше нигде в мире соотношения (в пользу частных компаний) в распределении природной ренты на энергетические и другие сырьевые ресурсы; налаживание действенного контроля за перемещением валютных средств за рубеж; восстановление обязательной продажи валютной выручки за рубли; более широкое использование эмиссионных и кредитных возможностей Центробанка (в роли кредитора в последней инстанции); налоговые и амортизационные льготы инвесторам, особенно осуществляющим модернизацию производства; отказ от «плоской шкалы» налогообложения доходов; действенная система административного, бюджетного, налогового и кредитного стимулирования малого и среднего предпринимательства и пр.

Но все эти меры не уменьшают значения для России импорта иностранного капитала, особенно прямых иностранных инвестиций. Пока их доля относительно невелика: около 3% всего капиталообразования в стране. Иностранный капитал вкладывается преимущественно либо в финансовые спекуляции («горячие», краткосрочные деньги), либо в сверхприбыльные отрасли («длинные» деньги), что далеко не всегда оказывает значимый модернизационный эффект. В частности, в косметическую, пивоваренную, фармацевтическую, табачную промышленность, производство безалкогольных напитков, коммуникации, автосборку и др. Особенно активно иностранные инвестиции идут в топливно-энергетический комплекс – до 1/3 объема. В то же время, что показательно, в машиностроение – лишь 1%. Привлечение иностранного капитала, его взаимопереплетение с отечественным, экспансия ТНК (а таких компаний даже российского происхождения уже около 20) – это в целом благотворный процесс, содействующий экономическому подъему и росту благосостояния всех его участников. Важно только соблюдать и сохранять баланс интересов сторон. И если на каком-то отрезке времени партнеры считают необходимыми определенные ограничения в отношении привлекаемых из-за рубежа капиталов (например, в отраслях, имеющих оборонное значение в России, или по каким-то иным, по сути, тоже политическим соображениям, как на Западе), это надо спокойно принимать как данность. Но такую данность, которая со временем может быть урегулирована в обоюдных интересах путем взаимных уступок и компромиссов.

По мере роста открытости российская экономика становится все более органично связанной с мировой валютно-финансовой системой и во все большей мере зависимой от ее устойчивости. В частности, если, допустим, доллар и дальше будет ослабевать или даже вообще утрачивать свои до сих пор доминирующие позиции, то в интересах России, чтобы этот процесс растянулся на многие годы, а может, и десятилетия. Слишком велики долларовые активы у множества стран, в том числе таких, как Китай, Япония, Россия, и пока около 2/3 мировой торговли все еще обслуживается в долларах. В таких условиях крах доллара будет жесточайшим ударом по всей мировой экономике. Может быть, меньшим, но тоже жестоким ударом мирового значения станет крах евро и неизбежно следующий за ним распад еврозоны (как-никак, Россия сегодня держит в евро около 1/2 своих валютных резервов). А новая мировая валютно-финансовая система на базе, скажем, искусственной валюты МВФ, или китайского юаня, или какой-то новой «корзины» валют – это когда-то еще будет, а может, и не будет никогда. Модернизация для России сегодня – это в первую очередь реиндустриализация, или своего рода «вторая индустриализация». Азарт непродуманных, поспешных реформ стоил стране полного разрушения (уничтожения) не менее половины ее промышленного и технологического потенциала. При существующих тенденциях, т.е. при ускоряющемся устаревании основных фондов, возрастающем дефиците инвестиций и в целом неясной промышленной политике руководства, через 7–10 лет может быть окончательно разрушена и оставшаяся половина. К этому необходимо добавить вывод из оборота более 1/3 сельскохозяйственных земель России. И еще, по оценкам некоторых экспертов, утрату порядка 1/3 «мозгов» страны в результате разрушения ее науки (и фундаментальной, и особенно прикладной), эмиграции ученых, переходе их значительной части в другие, преимущественно коммерческие, сферы деятельности.

Реиндустриализация требует концентрации усилий на ряде основных направлений долгосрочной экономической политики.





Во-первых, это выбор основных стратегических приоритетов промышленного обновления (включая всю инфраструктуру). На рынках высокотехнологичной промышленной, информационной, аграрной и прочей продукции сегодня в мире не только существует, но непрерывно растет и обостряется жесткая международная конкуренция. Найти рыночные ниши на будущее – дело весьма нелегкое. В этом России могли бы быть полезны согласование и координация ее усилий с ведущими мировыми производителями подобной продукции. Можно было бы также ожидать от наших партнеров (в частности от Евросоюза) собственного, достаточно конкретного проекта поддержки и развития в России предприятий и даже отраслей, которые позволили бы ей вырваться из энергосырьевой зависимости и возродить обрабатывающую промышленность. О том, что подобный подход уже не кажется, например Европе, экзотикой, свидетельствует относительно недавнее подписание ЕС и Россией документа «Партнерство для модернизации».

Во-вторых, обновление еще сохранившихся производственных мощностей, а тем более строительство новых потребует (как это бывало в прошлом) массированного притока в страну техники и передовых технологий из-за рубежа. Все это в Европе, США, Японии (а теперь и в Китае) есть. И после вступления России в ВТО, достижения соответствующих двусторонних и многосторонних договоренностей, отмены уже отживших свой век ограничений российские потребности могут и должны стать одним из важнейших факторов поддержания устойчивого машиностроительного, электротехнического и другого экспорта из высокоразвитых индустриальных стран. При этом стабильные рынки для российской энергосырьевой продукции на Западе сохранятся, вероятно, даже при нынешних сдвигах в пользу различного рода энергетических и прочих альтернатив. Не следует забывать и про международные кредитные возможности.

В-третьих, перед Россией стоит сегодня, может быть, наиболее острая и сложная задача: демонополизация ее экономики и создание автоматического механизма (конечно, в определенном взаимодействии с административными рычагами) стимулирования инновационного процесса. При нынешнем заоблачном уровне прибыльности естественных и искусственных отечественных монополий у них в реальности нет или почти нет серьезных стимулов к модернизации старых, а тем более строительству новых, технологически продвинутых производственных мощностей. Конечно, это прежде всего внутренняя политическая, экономическая и институциональная проблема России, более того – вопрос решимости или нерешимости наших властей. Но сотрудничество и конкуренция с Западом как по импорту, так и по экспорту, а также поддержка и с той, и с другой стороны притока прямого иностранного капитала (особенно в малый и средний бизнес) могли бы дать заметный дополнительный толчок переходу российской экономики к подлинному рынку и новым структурным пропорциям в ее производственном потенциале.