Очарованная жизнь (ЛП)

Обнаружив, что мисс Ларкинс понятия не имеет о том, что сказала, Кот покрылся мурашками. Всё, чего он хотел – убежать отсюда. Он бросился к двери.

Мисс Ларкинс погналась за ним, снова схватила за руки и встряхнула его.

– Скажи мне! Скажи мне! Что я говорила?

От того, как сильно она трясла, ее рыжие волосы прядями выпадали из прически. Корсеты издавали звук сгибающихся досок. Она ужасала.

– Какой голос я использовала? – вопросила она.

– Му… мужской, – запинаясь, ответил Кот. – Приятный, без шуток.

Мисс Ларкинс посмотрела ошеломленно:

– Мужской? Не Бобби или Доддо – то есть не детский голос?

– Нет, – ответил Кот.

– Как необычно! Я никогда не использовала мужчину. Что он сказал?

Кот повторил то, что сказал голос. Он думал, что никогда не забудет этого, даже если доживет до девяноста лет.

Было некоторым утешением обнаружить, что мисс Ларкинс озадачена не меньше него.

– Что ж, полагаю, это было предупреждение, – с сомнением произнесла она, выглядя разочарованной. – А больше ничего? Ничего насчет твоей сестры?

– Нет, ничего.

– Ну что ж, ничего не поделаешь, – с досадой произнесла мисс Ларкинс и отпустила Кота, чтобы снова заколоть волосы.

Как только обе ее руки оказались надежно заняты закалыванием пучка, Кот побежал. Он выскочил на улицу, чувствуя, что его трясет.

И почти тут же его поймали двое других людей.

– А, вот и юный Эрик Чант, – произнес мистер Нострум, идя к нему по мостовой. – Ты же знаком с моим братом Уильямом, не так ли, Юный Чант?

Кота снова схватили за руку. Он попытался улыбнулся. Не то чтобы ему не нравился мистер Нострум. Просто мистер Нострум всегда разговаривал в шутливой манере и через каждые несколько слов называл его Юным Чантом, из-за чего разговаривать с ним было ужасно сложно. Мистер Нострум был маленьким и полноватым, а его седеющие волосы спускались двумя крыльями. А еще левый глаз у него косил и всё время смотрел в сторону. Кот находил, что это делает разговор с мистером Нострумом еще сложнее. Никогда не поймешь, он смотрит и слушает или его мысли потерялись где-то вместе с этим блуждающим глазом?

– Да… да, я встречал вашего брата, – напомнил Кот мистеру Ноструму.

Мистер Уильям Нострум регулярно приходил навещать своего брата. Кот видел его почти каждый месяц. Он был довольно-таки зажиточным магом с практикой в Истборне. Миссис Шарп утверждала, что мистер Генри Нострум вытягивал из более состоятельного брата как деньги, так и действующие чары. Какова бы ни была правда, Кот находил, что с мистером Уильямом Нострумом разговаривать еще сложнее, чем с его братом. В полтора раза толще, чем мистер Генри, он всегда был одет в визитку с серебряной цепочкой от часов на бочкообразном жилете. В остальном он был копией мистера Генри Нострума, за исключением того, что у него косили оба глаза. Кот никогда не мог понять, как мистер Уильям вообще что-то видит.

– Как поживаете, сэр? – вежливо произнес он.

– Прекрасно, – ответил мистер Уильям глубоким голосом с таким мрачным выражением, словно всё было как раз наоборот.

Мистер Генри Нострум поднял на него извиняющийся взгляд.

– Дело в том, Юный Чант, – объяснил он, – что мы встретились с небольшим препятствием. Мой брат расстроен, – он понизил голос, а взгляд его блуждающего глаза бродил где-то справа от Кота. – Речь идет о тех письмах от… Сам Знаешь Кого. Мы не смогли ничего разузнать. Похоже, Гвендолен ничего не знает. А ты, Юный Чант, случайно не знаешь, каким образом твой уважаемый и оплакиваемый отец мог быть знаком с… с… назовем его Августейшей Особой, которая подписала их?

– Боюсь, не имею ни малейшего понятия, – ответил Кот.

– Может здесь быть какое-то родство? – предположил мистер Генри Нострум. – Чант – Хорошая Фамилия.

– Думаю, она может быть и плохой фамилией тоже, – ответил Кот. – У нас нет никаких родственников.

– Но что насчет твоей дорогой матери? – упорствовал мистер Нострум, его странный глаз блуждал вдали, в то время как его брат умудрялся с мрачным видом одновременно смотреть на мостовую и на крыши.

– Ты же видишь, Генри, бедный мальчик ничего не знает, – сказал мистер Уильям. – Сомневаюсь, что он мог бы назвать нам девичью фамилию своей дорогой матери.

– О, это я знаю, – ответил Кот. – Она стоит на их брачном свидетельстве. Мама тоже была Чант.

– Странно, – произнес мистер Нострум, поворачивая глаз к брату.

– Странно и, главное, бесполезно, – согласился мистер Уильям.

Кот хотел убраться отсюда. Он чувствовал, что получил достаточно странных вопросов, чтобы хватило до Рождества.

– Ну, если вы так хотите это знать, – сказал он, – почему вам не написать и не спросить мистера… э… мистера Крес…

– Тише! – свирепо велел мистер Генри Нострум.

– Гм! – почти столь же свирепо произнес его брат.

– Августейшую Особу, я имел в виду, – поправился Кот, встревоженно глядя на мистера Уильяма.

Глаза мистера Уильяма смотрели прямо по бокам его лица. Кот боялся, что он может войти в транс, как мисс Ларкинс.

– То, что нужно, Генри, то, что нужно! – вскричал мистер Уильям и с величайшим триумфом поднял с живота серебряную цепочку от часов и потряс ею. – Значит, серебро!

– Я очень рад, – вежливо произнес Кот. – А теперь мне пора идти.

Он бросился бежать по улице изо всех сил. Выходя в тот день после обеда из дома, он позаботился повернуть направо и выйти с улицы Шабаша мимо дома Старательного Чародея. Это было довольно-таки неудобно, поскольку так идти к друзьям было гораздо дольше и приходилось делать крюк, но что угодно лучше, чем снова встретить мисс Ларкинс или мистеров Нострумов. Почти достаточно, чтобы Кот пожелал начала школьных занятий.

Когда Кот тем вечером вернулся домой, Гвендолен как раз пришла с урока от мистера Нострума. Как обычно, она выглядела сияющей и ликующей, но кроме того – таинственной и важной.

– У тебя возникла хорошая идея написать Крестоманси, – сказала она Коту. – Не понимаю, почему я сама не подумала об этом. В общем, я только что написала.

– Почему это сделала ты? Разве мистер Нострум не мог? – спросил Кот.

– С моей стороны выглядит более естественно. И, полагаю, не столь важно, если он получит мою подпись. Мистер Нострум сказал мне, что написать.

– Зачем ему вообще знать?

– Будто тебе не хочется узнать! – ликующе произнесла Гвендолен.

– Нет, – ответил Кот. – Не хочется, – поскольку это напомнило ему о том, что произошло утром, по-прежнему почти заставляя желать начала осенних занятий, он добавил: – Я хочу, чтобы созрел конский каштан.

– Конский каштан! – в величайшем отвращении воскликнула Гвендолен. – Какой же у тебя скудный ум! Он не созреет еще добрых шесть недель!

– Знаю, – ответил Кот и следующие два дня, выходя из дома, старательно поворачивал направо.

Стояли чудесные золотые дни, которые случаются, когда август переходит в сентябрь. Кот с друзьями гулял вдоль реки. На второй день они нашли стену и забрались по ней. За стеной обнаружился сад, и там им посчастливилось увидеть дерево, увешанное сладкими белыми яблоками – того сорта, который рано созревает. Они наполнили карманы, а потом шапки. А потом за ними погнался разъяренный садовник с граблями. Они убежали. Кот был счастлив, принеся домой заполненную, раздувшуюся шапку. Миссис Шарп любила яблоки. Он только надеялся, что она не решит отблагодарить его, сделав пряничных человечков. Как правило, пряничные человечки были забавными. Они выпрыгивали с блюда и убегали, так что когда, наконец, их удавалось поймать, возникало чувство, что имеешь право их съесть. Это была честная борьба, и некоторым удавалось сбежать. Но пряничные человечки миссис Шарп никогда так не делали. Они просто лежали, слабо дергая руками, и у Кота никогда не хватало духу их съесть.

Кот был так занят мыслями обо всем этом, что, повернув за угол возле дома Старательного Чародея, хотя и заметил стоявший на дороге четырехколесный кеб, не обратил на него внимания. Кот бросился прямиком к черному ходу и ворвался на кухню с полной шапкой яблок, крича: