Любовь насмерть

– Так я для этого к тебе и пришел!

Конечно, мне неприятно было все это выслушивать, хотя я понимал, что ему, человеку постороннему, уж точно нет никакого дела до Ольги. К тому же он профессионал, а потому ему по штату было положено подозревать всех и каждого.

Конечно, я рассказал ему о том, что какую-то девушку видели его соседи и что они недоумевают по этому поводу – зачем было ее скрывать? Откуда им было знать, что девушка сама этого хотела. Что ей важно было скрыться так глубоко, чтобы ее никто не узнал, не нашел.

– Конечно, надо проверить ее мужа, Туманова, жив ли он, – осторожно предположил Фима, стараясь не смотреть мне в глаза. – Да, жаль, что ты не знаешь, как его зовут. Знаешь, сколько в Москве Тумановых?!

– У него еще имя редкое, не то Оскар, не то Осип, точно не помню… Ты что, думаешь, она и его убила? – не выдержал я, повысив голос, да так, что на меня обернулось несколько посетителей кафе.

– Говорю же – все надо проверить.

Он сказал, чтобы я перезвонил ему через три часа, возможно, тогда будет какая-то информация. Пока что ему надо было выяснить все, что было известно следствию по убийству Селиванова, и навести справки о, возможно, пропавшем Туманове и Ольге Тумановой.

– Думаю, ты понимаешь, что в случае чего ты будешь отвечать за сокрытие преступницы, – добил меня Фима.

С одной стороны, я злился на него, с другой – как это ни странно, был ему даже благодарен – ведь он был все же моим другом, а потому должен был предотвратить все риски, связанные с этим делом. Словом, я решил полностью ему довериться и все три часа ездил по Москве, убивая время и беспрестанно размышляя о том, какие последствия меня ждут в случае, если Ольга, мягко говоря, не жертва. Так, измаявшись, я вдруг решил вернуться в поселок и проверить, все ли в порядке.

Я въехал в лес и покатил по дорожке прямо к моему дому. Погода была изумительная, солнце дробилось в стволах гигантских елей, я вдыхал чудесный воздух через открытое окно. Музыку я в тот день не включал – всецело был погружен в свои мысли и не желал, чтобы меня хотя бы что-то отвлекало. Ведь музыка – весьма ассоциативная штука, слушая определенную мелодию, начинаешь вспоминать все то, что с ней было связано. Но теперь-то у меня началась новая полоса в жизни, а потому я не желал оглядываться на свое еще вчерашнее прошлое, вполне себе, так сказать, спокойное.

Как бы мне хотелось, чтобы убийство моего друга доктора Селиванова было плодом моего воспаленного воображения! Но настоящее прочно держало меня на привязи и рисовало картины ночного кошмара – трупы, кровь, полицейские, следователь, перепуганные и заспанные лица моих друзей и приятелей. Неужели я никогда не увижу больше Макса, не переброшусь с ним парой слов? И как вообще могло такое случиться, что я, плотно общаясь с ним, ни разу не заподозрил в нем какую-то недосказанность, тайну? Возможно, в приливе откровенности, он, придя в мой бар, и хотел поделиться со мной всем тем, что мучило его и волновало, и только необъяснимая преданность девушке, которой он покровительствовал, сдерживала его.

Ольга была прекрасна, и я вполне допускал, что Макс мог влюбиться в нее. Тем более что он прожил с ней под одной крышей целых два года! Но опять же, испытывая к ней чувства и одновременно сдерживаясь, чтобы не травмировать ее, и без того раненую и запуганную, он попал в эмоциональную зависимость от нее и, безусловно, чувствовал какую-то ненормальную ответственность. Конечно, я слышал, да и знал, в каком состоянии бывают люди, испытывающие депрессию. Возможно, пребывание так называемой пациентки в лесу, в тихом доме, подальше от людских глаз, было, по мнению Селиванова, самым оптимальным вариантом терапии, способной восстановить ее душевное здоровье. Но не слишком ли долго длилось это так называемое лечение? А что, если, поправившись, Ольга стала его любовницей, но, поскольку она скрывалась и не могла показаться на людях, их отношения, развивавшиеся в тесном пространстве и в очень странных обстоятельствах, просто зашли в тупик? Возможно, в доме доктора появилась другая девушка… Кем она могла ему приходиться? Родственницей? Вряд ли… Скорее всего, возлюбленной, причем новой возлюбленной, роман с которой развивался прямо на глазах Ольги. Моя фантазия разыгралась настолько, что я предположил, что это не Макс влюбился в Ольгу, а наоборот. И что появление в его жизни новой девушки спровоцировало ее на новый виток неконтролируемого поведения, и она убила?… Обоих? А потом практически ворвалась ко мне ночью в надежде, что и я поведусь как дурак и спрячу ее в своем доме, спасая ее тем самым?

Я достал ключи и открыл дом, взлетел на второй этаж и в дверях спальни остановился, замер, слушая лишь биение своего сумасшедшего сердца – постель была аккуратно заправлена, Ольги не было.

Я обошел весь дом, заглядывая даже под барную стойку, но все было бесполезно – ее нигде не было. Что вообще происходит? Куда она подевалась? Уж не приснилась ли она мне?

Я искал по дому ее следы, ну хотя бы крошку от пончиков на покрывале – но нет. Ничего не было. Она исчезла. Прошла через запертую дверь? Но как?

Балкон! Я выбежал на балкон, конечно же, я оставлял его открытым. Стало быть, никакое она не привидение, а живой реальный человек, и выбралась из дома через балкон. Там невысоко, легко можно перебраться на ветку яблони и оттуда спрыгнуть на пол террасы и убежать в лес. Но зачем? Испугалась, что я поехал в Москву, чтобы сдать ее полиции? Неужели? Но тогда почему же я не сделал этого раньше?

Мне было неприятно, горько и обидно. И что я скажу теперь Фиме? Да и поверит ли он мне, что она вообще была? Еще сочтет меня чокнутым… Хотя нет, он-то как раз первый и уцепится за это и решит, что был прав, когда ее подозревал.

Услышав внизу шум, я почему-то улыбнулся – в голове сразу возникла картинка: Ольга, решившая прогуляться по моему садику, возвращается в дом через дверь. Сейчас будет извиняться… Глупо улыбаться.

Я сорвался вниз, в бар, но вместо Ольги увидел Илью Безобразова, нашего художника-акварелиста. Он был в своей неизменной куртке неопределенного цвета и потертых джинсах. Ему бы еще берет на голову и кисть в руку, подумалось почему-то мне, и получится хрестоматийный образ свободного художника.

– Привет, Марк, – сказал он мне, и я почувствовал, как от него несет перегаром. Они все пили, мои творческие друзья, Илья не был исключением. Возможно, алкоголь пробуждал в них вдохновение, не знаю.

– Привет. Извини, мне некогда, я уезжаю, – произнес я, демонстративно поглядывая на старинные настенные часы.

– Да я на минутку. Посоветоваться надо бы.

– Ладно, садись, – кивнул я, откуда-то зная, что услышу сейчас нечто о ночном убийстве.

– Мне кажется, я знаю, кто эта девушка.

– Какая именно? – чуть не проговорился я.

– Как какая? Которую застрелили. Ее же никто из наших не опознал, но на самом деле личность она известная. Это Зоя, я думаю. Моя натурщица. Зоя Храменкова.

– Ты серьезно?

– Точно сказать не могу, я же не видел ее вблизи, просто побоялся.

– Так я же тебе, кажется, ее фото на своем телефоне показал.

– Я не смотрел. Боюсь трупов.

– Тогда с чего ты решил, что это именно она?

– Да потому, что она ночевала у него несколько раз, у нашего доктора. Я сам лично видел, как она от меня, вместо того, чтобы отправиться на автобус, пошла по направлению к его дому. Там одна дорога, за его домом – лес.

– Так, постой. Давай с самого начала. Кто такая Зоя и что она делала в первую очередь у тебя?

– Моя натурщица. Ты же знаешь, я в основном натюрморты пишу. А тут объявили конкурс для таких, как я, нарисовать обнаженку. Собираются устроить осенью выставку. Ну я и позвонил Зое. Мне ее телефон Влад Сучков дал, ну знаешь его. Когда жена в отъезде, он вроде бы работает, натурщиц к себе приглашает, а сам вот уже целый год пишет один и тот же женский портрет, причем без головы.

– В смысле? – не понял я.