Страница 17 из 30
– С тебя хоть картину пиши, сын мой. Очень символично: «Юность, война и учение».
– Хотел спросить… Ты говорил, есть книжки, где можно найти всякую фигню.
– Какую именно фигню?
– Патриотическую фигню, для моего эссе.
– Ясно. Патриотическую фигню, значит. Как насчет такой фразы: «Неужели жизнь так дорога, а покой столь сладостен, чтобы покупать их ценой цепей и рабства? Не допусти этого, Господь всемогущий! Я не знаю, какой путь изберут другие, что же касается меня, то дайте мне свободу или дайте мне смерть!»[12]?
– Отлично! Круто.
– Еще бы. Вот какие гиганты населяли землю в прежние времена.
– Вот бы я жил тогда!.. Пиратские корабли! Подумать только! Бах-бах! Флаг спустить! Сундуки с золотом и дамочки в шелковых платьях, увешанные драгоценностями. Да, уж я бы пожил! Ведь наши предки занимались – ну, ты сам говорил…
– Промышляли благородным пиратством, оно же каперство. Пожалуй, им оно не казалось таким привлекательным, как тебе. Солонина и галеты. Вдобавок в те времена свирепствовала цинга.
– А, подумаешь! Я бы раздобыл золота и привез его домой. Наверное, теперь пиратствовать уже нельзя?
– Увы, теперь оно поставлено на широкую ногу. Называется дипломатия.
– У нас в школе один парень выиграл два приза по телику – пятьдесят и двести долларов! Как тебе?
– Полагаю, неглупый парень.
– Еще какой глупый! Зато хитрый. Он сказал, что нужно заиметь фишку.
– Фишку?
– Ну да. Вроде как ты мальчик-инвалид или помогаешь своей старенькой маме выращивать лягушек. Зрителю это интересно, и тебя пригласят на шоу. У него есть журнал, где написано про все американские конкурсы. Можно и мне такой, пап?
– Хм, пиратство осталось в прошлом, однако порыв неистребим.
– Что ты имеешь в виду?
– Кое-что задаром. Богатство без усилий.
– Можно и мне такой журнал?
– Я думал, после скандала со взятками на радиостанциях такие штуки не в чести.
– Черта с два! То есть нет, сэр. Они кое-что поменяли. Я просто хочу быть в курсе, как можно разжиться бабками.
– Значит, бабками?
– Ну, или баблом – какая разница, откуда у тебя деньги?
– Не верю, сынок. Деньгам-то ничего не сделается, а вот что будет с тем, кто получит их таким путем?
– Ничего с ним не будет. Закон-то не нарушается. В нашей стране многие известнейшие люди…
– Чарльз, сын мой, сын мой!
– При чем тут Чарльз?
– Неужели тебе так хочется разбогатеть, Аллен?
– Думаешь, легко мне живется без мопеда? Да у нас парней двадцать на них разъезжают! А каково жить в семье, где нет даже машины, не говоря уже о телевизоре?
– Я потрясен до глубины души.
– Ты не знаешь, каково мне, пап! Однажды в классе я сделал доклад про своего прапрадеда, который был капитаном китобойного судна.
– Было дело.
– Надо мною смеялся весь класс. Знаешь, как меня прозвали? Китенком. Как тебе?
– Погано.
– Все было бы не так погано, будь ты адвокатом, или банкиром, или еще кем. Знаешь, что я куплю, как только разживусь бабками?
– Нет, и что же?
– Я куплю тебе автомобиль, чтобы ты не чувствовал себя паршивее всех.
– Спасибо, Аллен, – ответил я. В горле пересохло.
– Не за что. Мне-то все равно права получать рано.
– Речи великих отцов-основателей нашей нации в том шкафу, Аллен. Надеюсь, ты прочтешь хотя бы несколько.
– Прочту. Они мне понадобятся.
– Это точно. Удачной охоты. – Я тихо спустился по лестнице, на ходу облизывая губы. И Аллен был прав. Я чувствовал себя паршиво.
Я сел в большее кресло под торшером, Мэри подала мне газету.
– До чего же ты заботливая, моя затейница!
– Костюм смотрится неплохо.
– Умеешь ты проигрывать, и готовишь прекрасно.
– Галстук идет к твоему цвету глаз.
– Ты что-то задумала. Я вижу. Предлагаю секрет за секрет.
– Нет у меня секрета, – ответила она.
– Тогда придумай!
– Не могу. Давай же, Итан, рассказывай!
– Дети уши не греют поблизости?
– Нет.
– Сегодня ко мне заходила Марджи Янг-Хант. Сказала, что у нее кончился кофе. Думаю, она по мне сохнет.
– Ну же, рассказывай!
– Мы поболтали про предсказание, и я подумал, что любопытно было бы снова сделать расклад и посмотреть, совпадет ли.
– Шутишь!
– Не шучу. Она согласилась, что это любопытно.
– Ты же не любишь такие штуки.
– Люблю, если предсказание хорошее.
– Думаешь, она погадает тебе сегодня?
– Готов поспорить, что ради этого она и придет.
– Нет, что ты! Я сама ее пригласила.
– Но сперва она тебя к этому подвела.
– Ты ее недолюбливаешь.
– Напротив – я начинаю ее очень любить и даже уважать.
– Хотела бы я знать, когда ты говоришь всерьез, а когда шутишь.
Эллен вошла так тихо, что было непонятно, подслушивала она или нет. Хотя я был уверен, что подслушивала. Эллен – типичная девочка, вдобавок ей тринадцать: милая и грустная, веселая и чувствительная, болезненно-слабая в нужный ей момент. Она подобна тесту, которое начало подходить. Может стать красавицей… Эллен любит на кого-нибудь опираться, особенно на меня: обопрется, дышит в ухо, дыхание сладкое, как у молодой телочки. И еще она любит все трогать.
Эллен оперлась на подлокотник кресла, коснулась меня узким плечиком. Она провела розовым пальчиком по рукаву пиджака до волос на запястье, и мне стало щекотно. Светлые волоски на ее руке при свете лампы казались золотыми. В ней полно притворства, но разве не таковы все девочки?
– Красишь ногти? – заметил я.
– Мама разрешила брать розовый лак. А у тебя ногти неухоженные.
– Да ты что?
– Зато чистые.
– Я помыл их щеткой.
– Ненавижу грязные ногти, как у Аллена.
– Может, ты ненавидишь в нем все без исключения – оптом, так сказать?
– Да.
– Молодец. Почему бы тебе его не убить?
– Выдумаешь же! – Она провела пальцами у меня за ухом. Вероятно, Эллен уже приводит своих ровесников-мальчишек в полное смятение.
– Слышал, ты занялась эссе.
– Тебе сказал этот гаденыш!
– Получается?
– Конечно! Еще как получается. Когда закончу, дам тебе почитать.
– Я польщен. Вижу, ты приоделась.
– Ты про это старье?! Нет, нарядное платье я берегу на завтра.
– Хорошая идея. Там будут мальчики.
– Ненавижу мальчиков! Терпеть их не могу!
– Знаю. Твой девиз – неприязнь. Я и сам их недолюбливаю. Пусти-ка на минутку. Хочу почитать газету.
Она вспорхнула с подлокотника, словно кинозвезда двадцатых годов, и мигом отомстила:
– Когда разбогатеешь?
Да уж, нелегко придется ее мужчине. Мне захотелось сгрести дочь в охапку и отшлепать, но именно этого она и добивалась. Кажется, Эллен накрасила глаза. Жалости в них было не больше, чем в глазах пантеры перед прыжком.
– В следующую пятницу, – небрежно ответил я.
– Лучше поторопись! Мне надоело быть бедной.
И она поспешно выскользнула вон. Хотя Эллен воплощает все, чего я терпеть не могу в остальных, я люблю ее – да что там, я ее просто обожаю.
Газету почитать не удалось. Не успел я ее развернуть, как прибыла Марджи Янг-Хант. Явилась при полном параде, даже парикмахерскую посетила. Пожалуй, описать прическу точнее смогла бы Мэри, но не я.
Утренняя Марджи, у которой закончился кофе, нацелилась на меня, как медвежий капкан. Вечерняя Марджи сделала ставку на Мэри. Если ее пятая точка и пружинила, мне этого было не видать. Если под ее аккуратным костюмчиком и было на что посмотреть, то оно надежно пряталось под одеждой. Идеальная гостья (для другой женщины) – услужливая, обаятельная, льстивая, чуткая, скромная. Со мной обращалась так, будто с утра я постарел лет на сорок. Женщины – удивительные создания. Я ими восхищаюсь, хотя и не понимаю, зачем они так перевоплощаются.
Пока Марджи и Мэри предавались приятному ритуалу: «Что ты сделала с волосами?», «Мне нравится», «Это твой цвет! Всегда его носи» – безобидные позывные сигналы, типичные для женщин, – я вспомнил самый женский анекдот из всех, что знаю. Встречаются две женщины. Одна восклицает: «Что ты сделала с волосами? Они стали похожи на парик». – «Это и есть парик». – «Ни за что бы ни подумала!»
12
Патрик Генри (1736–1799). Речь перед Законодательным собранием в Виргинии 23 марта 1775 года. Перевод, предположительно, Фурсенко А. А. «Свобода или смерть!» – Вопросы истории, 1976, № 2, с. 210–213.