Страница 8 из 15
Когда Ник покидал пределы города, три шрапнельных снаряда разорвались справа высоко над разрушенными домами, и с тех пор обстрел не возобновлялся ни разу. Но у этого младшего офицера было такое выражение лица, какое бывает у человека в разгар артобстрела, – такое же напряженное. И голос звучал неестественно. Его пистолет нервировал Ника.
– Уберите его, – повторил он. – Между ними и вами – целая река.
– Если бы я считал, что вы шпион, я бы уже давно вас пристрелил, – сказал младший лейтенант.
– Ну ладно, – сказал Ник. – Пошли в штаб батальона. – Этот офицер очень его нервировал.
В блиндаже, служившем штабом батальона, занимавший майорскую должность капитан Паравичини, еще более худой и еще больше похожий на англичанина, чем прежде, встал из-за стола, когда Ник с порога взял под козырек.
– Привет, – сказал он. – Тебя не узнать. Что ты делаешь в этой форме?
– Меня в нее обрядили.
– Я очень рад тебя видеть, Николо.
– Взаимно. Вы хорошо выглядите. Как прошло представление?
– Мы провели наступление отлично. Правда. Отличное наступление. Я тебе покажу. Смотри.
Он продемонстрировал по карте, как развивалось наступление.
– Я ехал из Форначи, – сказал Ник. – И видел, как оно проходило. Действительно здорово.
– Исключительно. Совершенно исключительно. Ты прикомандирован к нашему полку?
– Нет. Мне предписано объехать позиции и продемонстрировать форму.
– Ну и задание.
– Предполагается, что, увидев одного американца в форме, люди поверят, что другие на подходе.
– А откуда им знать, что эта форма американская?
– Вы им сообщите.
– А-а! Ну да, понятно. Я отряжу капрала, который будет тебя сопровождать, и ты проедешь с ним по всей передовой.
– Как какой-нибудь политик-трепач, – сказал Ник.
– В штатском ты бы выглядел гораздо солидней. Штатская одежда придает солидности.
– Особенно если в шляпе, – сказал Ник.
– В велюровой, с вмятиной на тулье, – подхватил капитан.
– Вообще-то карманы у меня должны быть набиты сигаретами, почтовыми открытками и прочей чепухой, – сказал Ник. – А вещмешок – шоколадом. И все это я должен раздавать, сопровождая добрым словом и дружеским похлопыванием по спине. Но ни сигарет, ни открыток, ни шоколада у них не оказалось. Поэтому мне велели просто послоняться тут.
– Уверен, твое появление и без того окажет воодушевляющее воздействие на войска.
– Не надо, – сказал Ник. – Меня и так воротит от всего этого. В принципе я должен был бы привезти вам бутылку коньяка.
– В принципе, – сказал Пара и в первый раз улыбнулся, обнажив желтые зубы. – Какое милое выражение. Хочешь стаканчик граппы?
– Нет, благодарю, – сказал Ник.
– Она совсем без эфира.
– У меня тот вкус до сих пор на языке стоит.
Ник вдруг все отчетливо вспомнил.
– Знаешь, у меня даже мысли не было о том, что ты пьян, пока ты не разболтался на обратном пути в грузовике.
– Я надирался тогда перед каждой атакой, – сказал Ник.
– А я вот не могу, – сказал Пара. – Напился было перед первым боем, перед самым первым, но от этого у меня только случилось расстройство желудка, а потом страшно мучила жажда.
– Вам это не нужно.
– В бою ты гораздо храбрей меня.
– Нет, – сказал Ник. – Я себя знаю и предпочитаю надираться. И не стыжусь этого.
– Я никогда не видел тебя пьяным.
– Разве? – сказал Ник. – Никогда? Даже в ту ночь, когда мы ехали из Местре в Портогранде и я захотел спать и принял велосипед за одеяло и натянул его на себя до самого подбородка?
– То было не на передовой.
– Давайте не будем обо мне, – сказал Ник. – Этот предмет я знаю слишком хорошо, чтобы у меня было желание обсуждать его дальше.
– Ты можешь немного здесь задержаться, – сказал Паравичини. – Поспи, если хочешь. Там, снаружи, еще слишком жарко. А эту берлогу даже бомбы не пробили.
– Да, думаю, особой спешки нет.
– Ну, а если откровенно, как ты?
– Прекрасно. У меня абсолютно все в порядке.
– Нет, я серьезно.
– У меня все в порядке. Разве что спать без света пока не могу. Но и только.
– Я же говорил, что нужна трепанация. Я не врач, но это знаю точно.
– Ну, они решили, что лучше подождать, пока само пройдет, вот я с этим и живу. А что? По-вашему, я выгляжу чокнутым?
– Выглядишь ты превосходно.
– Чертовски неприятно, когда тебя официально признают психом, – сказал Ник. – Никто больше в тебя не верит.
– Я бы на твоем месте поспал, Николо, – сказал Паравичини. – Тут, конечно, не такой штабной блиндаж, какой был у нас раньше. Но мы ждем, что нас скоро отсюда переведут. Я бы не советовал тебе пока выходить на солнцепек – это неразумно. Ложись вон на ту койку.
– Прилягу, пожалуй, ненадолго.
Ник лег на койку. Он был очень расстроен своим состоянием, а еще больше тем, что оно было очевидно капитану Паравичини. Этот блиндаж был не таким большим, как тот, в котором взвод новобранцев 1899 года рождения, только что прибывших на фронт, бился в истерике во время артиллерийской подготовки перед атакой, и Пара приказал ему выводить их парами наружу, чтобы показать, что ничего с ними не случится; Ник и сам тогда подтянул до упора подбородочный ремень каски, чтобы губы не дрожали. И вот, зная, что они не смогут удержать позицию, когда возьмут ее, зная, что все это – чертова мясорубка, и все же: если он не перестанет скулить, сверни ему нос, чтобы ему было о чем другом подумать. Я бы пристрелил одного для устрашения, да теперь уже поздно. Их еще хуже развезет. Сверни ему нос. Начало перенесено на пять двадцать. У нас осталось всего четыре минуты. Сверни нос тому тупому мерзавцу и вытолкай его отсюда коленкой под зад. Думаешь, они сами поднимутся? А если нет, пристрели парочку и, кровь из носа, вытолкай остальных. Держись позади, сержант. Какой толк, если ты пойдешь впереди и обнаружишь, что за тобой никого нет? Гони их перед собой. Чертова мясорубка. Ладно. Все нормально. Потом, посмотрев на часы, уже спокойным тоном, тем самым веским спокойным тоном: «Савойя». На трезвую голову, не успев приложиться – а потом где уж было искать, если и себя было не найти после обвала, когда обрушилось полблиндажа, это-то и выгнало их наружу и погнало по склону, – тогда он единственный раз шел в атаку не надравшись. А когда они вернулись, оказалось, что сгорела станция teleferica[7], и некоторых раненых удалось спустить вниз только через четыре дня, а некоторых и вовсе не удалось, но мы взбирались в гору и спускались вниз – мы всегда возвращались. И была там, как ни странно, Габи Делис[8], вся в перьях; куколкой своею ты звал меня год назад тра-ля-ля-ля, ласкать меня днем и ночью ты был бесконечно рад тра-ля-ля-ля, в перьях и без перьев прекрасна великая Габи, и меня тоже зовут Харри Пилсер[9], мы бывало выходили из такси, когда оно больше не могло ехать, потому что подъем становился слишком крутым, он каждую ночь видел этот крутой подъем во сне, а на вершине, как белый мыльный пузырь, вздувалась Сакре-Кер. Иногда его девушка была с ним, а иногда с кем-то другим, и он не мог этого понять, но это случалось в те ночи, когда река была гораздо шире и текла гораздо спокойней, чем должна была, а за Фоссальтой стоял невысокий дом, выкрашенный желтой краской и обсаженный со всех сторон ивами, и рядом была приземистая конюшня, и протекал канал, ведь он бывал там тысячу раз и никогда не видел всего этого, а теперь оно являлось ему каждую ночь так же отчетливо, как холм, только оно пугало его. Этот дом значил больше, чем что-либо другое, и снился ему каждую ночь. Именно это было ему нужно, но оно же и пугало его, особенно когда лодка тихо качалась на воде среди ив, а берега были не такими, как у этой реки, а еще более низкими, как в Портогранде, где они видели, как те переправлялись через затопленную низину, держа винтовки высоко над головами, пока не ушли вместе с ними под воду. Кто отдал такой приказ? Если бы, черт возьми, все так дьявольски не перепуталось, он бы во всем прекрасно разобрался. Вот почему он подмечал все в малейших подробностях и старался запечатлеть в памяти, чтобы знать, что и как, но иногда, безо всякой причины, все путалось, как вот сейчас, когда он, в дурацкой американской форме, лежит на койке в штабе батальона, которым командует Пара. Он сел и огляделся, все смотрели на него. Пара куда-то вышел. Он снова лег.
7
Teleferica (итал.) – подвесная канатная дорога.
8
Французская актриса и танцовщица.
9
Американский актер, муж Габи Делис.