Диагноз доктора Холмса

Неплохая речь, правильная и безопасная. Леону хотелось как можно быстрее произнести ее, преодолеть первый момент неловкости после долгой разлуки, заглушить в себе тоску по ней возможностью хотя бы видеть ее рядом. Тогда станет легче – по крайней мере, на это он надеялся.

В доме было холодно, как на улице. В серых комнатах были установлены батареи, но они то ли были отключены, то ли в принципе не работали, от здания-Франкенштейна можно было ждать чего угодно. Леон невольно вспомнил, что и в день их знакомства Анна встречала его такой же пустотой, но тогда хотя бы была музыка, направившая его к нужной комнате.

На этот раз музыки не было. Зато дверь в подвал оказалась открыта, а рядом с ней стояла глиняная фигурка белого кролика, испуганно сжимающего передними лапками большие карманные часы.

– Ты серьезно? – усмехнулся Леон. – Ладно, допустим…

Он шел туда, куда она указала, не зная, что его ждет. В этом было особое волнение – приятное, покалывающее острыми иголочками, заставляющее ускорить шаг, чтобы побыстрее узнать, что его ждет. Он не хотел поддаваться на ее трюки, но иначе не получалось, и Леону оставалось лишь мысленно повторять правильную, вежливую речь приветствия.

Подвал оказался таким же угрюмым и негостеприимным, как дом, но Леону и не полагалось там задерживаться. В другом конце зала его ожидала еще одна дверь, искусно замаскированная в иное время, а теперь распахнутая для него. Из-за двери лился бело-желтый свет, и, подойдя поближе, Леон обнаружил, что за ней скрывается короткий, хорошо освещенный коридор, упирающийся в другую металлическую дверь.

Похоже, ему предстояло войти в бункер. Леон не знал об этом месте, но догадывался: Анна не раз намекала ему во время прошлого расследования. Получается, она не просто ответила на его письмо, она пригласила его в свой настоящий дом, тот, о котором немногие знали? Она не затаила обиду и, возможно, тоже скучала по нему?

Леону пришлось остановиться, сделать глубокий вдох, повторить про себя правильную речь. Только после этого он постучал в дверь.

Ответа не было, хотя Анна наверняка его услышала: глухой звон металла, кажется, и до ближайшего леса долетел! Но Леон не был испуган, классический радушный прием был просто не в ее стиле. Поэтому он повернул ручку, и металлическая дверь, незапертая, легко поддалась.

Он словно попал в другой мир, но это не был мир низких потолков, серых бетонных стен и вечной сырости. Нет, бункер, в котором он оказался, был очевидно новым, напоминающим Леону те подземные дома, которым посвящали длинные статьи в интернете. Здесь все было сделано так, чтобы подземелье не выглядело подземельем. Высокие потолки, светлые цвета, самая обычная мебель и даже декоративные окна: тот, кто проектировал это место, постарался на славу, и Леону оставалось лишь догадываться, каких денег это стоило. Он не был удивлен, ему говорили, что Анна очень хорошо зарабатывает.

А еще она чего-то боится. Свое прошлое она хранила за семью печатями, и каждый факт о ней был драгоценным сокровищем, стоившим Леону немалых усилий. Но он подозревал, что настороженность Анны связана с жутким шрамом на ее правой руке. Что бы с ней ни произошло, оно навсегда наполнило ее подозрительностью и недоверием, поэтому ни одна городская квартира и ни один дом не подарили бы ей чувство безопасности. Но бункер, похоже, справлялся неплохо.

Дверь привела Леона в коридор, отсюда можно было увидеть библиотеку и гостиную. Пока ему было сложно определить размер этого места, однако он уже мог сказать, что Анна отлично устроилась. Знать бы только, где она сама! Ничего, появится…

Ему казалось, что все идет правильно, так, как и следовало ожидать. Но за очередной приоткрытой дверью его ожидало зрелище, к которому Леон оказался не готов.

Там находился небольшой уютный кабинет, теперь залитый кровью. Зловещая багровая лужа ртутью блестела на деревянном полу, алые брызги разлетелись по стенам, задели стол и книжные полки. Рядом с лужей были видны разводы, среди которых угадывались отпечатки рук: похоже, кто-то упал здесь и пытался встать. Но встал ли? Возможно ли это после такой потери крови?

Он не знал, что и думать, а собственное воображение уже работало против него. Что, если Анна, ожидая его, слишком рано открыла дверь? У нее хватало врагов, и многие из них могли выследить ее, узнать, где она живет! Открытый дом, открытый подвал, незапертый бункер… Идеальное убежище, которое она сама сделала бесполезным! И тот, кого послали за ней, не стал медлить. Он напал на нее, а она ведь такая хрупкая, тонкая… Да, она тренируется, но разве этого достаточно против рослого мужчины? У нее не было времени ни спрятаться, ни подготовиться, он застал ее врасплох и…

И что? Да что угодно! Перерезал горло, вскрыл живот, ударил ножом в сердце. Один чудовищный образ сменял другой. Леон в жизни не сталкивался с таким быстрым, захватывающим всю его душу страхом. Лесной пожар – и тот распространяется медленней! Когда он сам был ранен и истекал кровью, собственная смерть не пугала его так сильно, как ее смерть. Леон вдруг четко понял: если ее действительно убили здесь, за пару минут до его приезда, он просто не сможет жить.

Он был способен принять это решение вот так легко, да. Не будет силы, способной заставить его вернуться на поверхность. Потому что он мог оставить ее, отпустить, но ему все равно было важно знать, что она есть в этом мире, у нее все хорошо… Теперь она умерла, а он не успел ее спасти!

Его сердце билось все быстрее, напомнила о себе травма легкого, и ему становилось трудно дышать. Как во сне, он двинулся с места, подошел к багряной луже, протянул к ней руку…

– Да не трогай ты эту дрянь, дай я уберу!

Разряд электричества – и тот шокировал бы его меньше, чем голос Анны, прозвучавший совсем близко. Выпрямившись, Леон с удивлением обнаружил, что она стоит в арке, ведущей из кабинета в соседнюю комнату.

Она совсем не изменилась за эти месяцы – да и с чего бы ей меняться? Все такая же худощавая, подтянутая, светло-карие глаза наблюдают за ним с насмешкой, как и прежде, в них нет и тени затаенной обиды. Волосы на этот раз каштановые, но это ничего не значит – просто краска… Их общий знакомый, психотерапевт, как-то обмолвился, что на самом деле волосы у нее седые, однако Леон никогда не видел их такими.

Она была жива, но не невредима. Ее светлую кожу заливала свежая кровь, темные пятна пропитали ее короткие джинсовые шорты, светлую майку и даже эластичные бинты, которыми она закрывала травмированную правую руку. Такой она могла присниться ему только в страшном сне! Леон старался успокоиться, но не получалось, дышать становилось все сложнее, в груди появилась горячая острая боль.

Его правильная приветственная речь была забыта, дружелюбно-нейтральное выражение лица, которое он так долго репетировал перед зеркалом, – тоже. Он боялся за нее, она была важна для него, и он не мог это скрыть.

– Аня, что с тобой случилось? – с трудом произнес он.

– Это не со мной, это с ведром бутафорской крови, – тяжело вздохнула она. – Я его хотела переставить, а там крышка оказалась бракованная, и – пабам! – кровавый душ.

Облегчение, которое он почувствовал в этот момент, легко могло сравниться с недавним страхом. В этом чувствовалась горькая ирония: новость о том, что его жена беременна, не радовала его так, как сегодняшнее открытие. Он не удержался, подался вперед и обнял ее, ему нужно было почувствовать, что она действительно настоящая.

Плакало его стремление общаться с ней исключительно с профессиональной вежливостью.

– Дурик ты, – прошептала Анна ему на ухо. – Сейчас ведь сам в этой пакости будешь!

– Плевать. Она хоть отстирывается?

– Без проблем. Тут обидно не то, что бардак, а то, что это еще последнее ведро бутафорской крови. А все потому, что понабирали на работу криворуких где-то!

Он не стал даже спрашивать, зачем ей бутафорская кровь, да еще и в таком количестве. Подобные вещи нужно было просто принимать как логичную часть жизни Анны Солари. Потому что если уж пускаться в расспросы, спрашивать придется обо всем, начиная с этого бункера.