Тизер 3

Я поставил статуэтку на стол и положил рядом нож. Кривоватое подобие Питбуля смотрело на меня асимметричными дырочками глаз.

- Мне кажется, что я просто зря теряю время.

Витя раскрыл рот, а ФТХ ещё ниже опустил голову. В шатре воцарилась тишина.

- Почему? - встрепенулся Виктор. - Ты отлично справляешься! Ещё не всё потеряно! Небольшая оплеуха нас не сломает! Мирон...

- Я поставил на этот турнир всё, но каковы шансы, что у нас получится?

- Подожди...

- Мне кажется, что сейчас я должен быть в другом месте. Там, где во мне нуждаются.

- Мирон, не горячись! - Витя встал и раскинул руки. - Сходи в реал, отдохни, приведи мысли в порядок. Следующий бой стартует только послезавтра. Не делай поспешных выводов.

- Я снимусь с турнира.

- Да о чём ты вообще?! Мы такой путь прошли, а сейчас ты хочешь сняться с турнира?!

- А ты серьёзно думаешь, что мы победим? Витя, открой глаза! Этот Питбуль и рядом не стоит с парнем, что попадёт в финал! Мы можем сидеть, разглагольствовать, кушать баффающие плиточки и делать вид, что ничего не замечаем, но тот мужик с кувалдой прикончит меня, даже сидя на заднице! И ему плевать, буду я вооружён супермечом или ручным гранатомётом.

- И ты готов сдаться?! - Виктор почти кричал. - Вот так, безо всяких причин? Испугался козыряющего мышцами амбала?!

- СДАТЬСЯ?! А может всё наоборот? - я заглянул Виктору в глаза. - Может быть прямо сейчас я наконец-то понял, что важнее победить в реальной жизни и остаться человеком, чем тешить себя мыслями, что эти игрульки могут кого-то спасти?!

- Ясно, - Виктора отвернулся. - Не на того Мирона я ставил.

- Плевать. Я ухожу.

Я открыл глаза в настоящем мире. Услышал, как крышка капсулы ползёт вверх, но едва мог рассмотреть что-то кроме тонкой полоски света у ворот. Вставать не торопился. Уже наученный опытом долгого пребывания в игре, я знал, что лучше выждать минут пятнадцать и постепенно разогреть мышцы, чем сразу выпрыгивать из капсулы.

Выждав положенное время, я добрался до выключателя. Желтые плафоны осветили знакомый интерьер: потрёпанный диван, зеркало с наклейками из прошлого, старый велик и заваленный чем угодно, но только не инструментами, верстак.

С каждым следующим моим появлениям здесь, увеличивался слой пыли на предметах и полках, а мебель будто всё глубже врастала в бетонный пол. С тех самых пор, как Димон узнал о своём заболевании, гараж превратился в заброшенный и никому не нужный жестяной ящик площадью двадцать квадратных метров.

Одевшись и закинув в карман разряженный телефон, я покинул гараж. На улице крапало, дул ветер. Быстрым шагом я добрался до съемной квартиры, завалился на кухню и включил чайник.

Облицованные серой плиткой стены показались чужими. Сахарницу, кружку и столовые приборы не хотелось брать в руки. В квартире, что снимал уже около полугода, я чувствовал себя гостем, и дело было не в том, что она мне не принадлежала.

Любое жильё, где приходилось ютиться больше месяца, становились ближе. Одно больше, другое меньше, но каждый раз, поворачивая в замочной скважине ключ, я чувствовал, что возвращаюсь домой. Впечатление не портили старая мебель, грязная посуда и пустые бутылки из-под пива. Внутри царила дружелюбная атмосфера и какой-никакой уют, чего не скажешь про эту квартиру. Не удивительно. Стены видели меня всего пару раз в месяц. Я прибегал, заряжал телефон, забивал мусорное ведро упаковками от заказной еды, спал и уходил. Здесь не оставалось ни моего запаха, ни настроения, ни воспоминаний...

Пискнул подключенный к розетке телефон. Димон больше не писал, а вот от Полины было одно. Лаконичное и грустное: «Я скучаю...». К горлу подступил ком. Что же я делаю, чёрт подери?! Мучаю себя и их! Ради чего?!

Пальцы пробежались по цифровой клавиатуре телефона: «Я скоро приеду...». Мне захотелось написать, что я люблю её и, что хочу быть всё время рядом, что теперь я готов завести детей и считаю её идеальной матерью. Сказать, что, всё что мне сейчас нужно - это прикоснуться носом к её плечу и втянуть родной запах. Но пальцы остановились, текст замер на трёх написанных словах, а вскоре и те исчезли.

Мне стало противно от себя самого. Появился через месяц, написал, что скоро приеду, получил секс, оставил утренний поцелуй и словно одержимый побежал к капсуле. Нет, хватит!

Я по памяти набрал номер Димона и поднёс телефон к уху:

- Оу, Мирон, кхе-кхе! Привет! - привычный оптимизм в голосе исчез.

- Привет, дружище, ты как?

- Нормально..., подожди секунду, - из динамика донёсся скрип кроватных пружин. - Устал я немного в последнее время. Пришло время отдохнуть.

- Что случилось? Ты где?

- Да всё нормально, мужик! Кхе-кхе-кхе! В больничку залёг ненадолго.

- Где лежишь? Я могу приехать?

- Слушай, Мирон, я не могу долго говорить. Меня на процедуру сейчас поведут..., - речь оборвалась на полуслове, и где-то вдали послышался затяжной кашель. Димон прижал трубку к одеялу, чтобы я не слышал надрывов его лёгких. - Созвонимся как-нибудь. Привет нашим... если увидишь...

Трубка булькнула, оповещая об окончании разговора. Внутри всё сжалось так сильно, что я едва смог дышать, по щеке что-то скатилось...

Я ходил туда-сюда по квартире в поисках своего места. Кровать оказалась слишком мягкой, диван неудобным, а стул на кухне холодным. Вода в чайнике вскипела пятый раз подряд, но желание пить чай так и появилось. Чувство одиночества пожирало изнутри, давили стены чужой квартиры.

Я накинул куртку и выскочил на улицу. За спиной хлопнула металлическая дверь, я остановился на крыльце. Дождь усилился, тысячи мелких капель разбивались об асфальт и крыши машин, питали землю двора и пополняли образующиеся лужи. На улице не было ни одного человека. Подсвеченные желтым цветом окна говорили о том, что люди укрываются от непогоды дома. Дома, которого у меня нет.

Порыв ветра принёс под козырёк подъезда дождливую массу, меня обдало будто холодным душем. Капли стекали по щекам, кистям рук, впитывались в штаны. Стало прохладно, но возвращаться в бездушную квартиру не хотелось, я вышел из-под крыши.

Подушка густых волос какое-то время впитывала капли, а сам я старался перепрыгивать мелкие лужицы и обходить по бордюру большие, но уже через десять минут это потеряло всякий смысл. Я шлёпал кедами по лужам, опустив промокшую голову.

Позади оставались дворы, перекрёстки, улицы и магазины. Помню, как я жалел себя, но больше не плакал, стекающие по щекам капли дождя вполне сошли за слёзы. Ноги несли сквозь подворотни и гаражи, вбивались по косточку в грязь и застревали в размокшей до болотного состояния траве.

Я осознал, что пришёл к Полине, когда уже стоял у её подъезда. Палец по привычке набрал код от домофона, и я заскочил внутрь. Подниматься не спешил, и даже наоборот отговаривал себя, искал причины чтобы вернуться. Подумал о том, что можно спрятаться в капсуле, и от этого снова почувствовал себя предателем.

Промокшие насквозь кеды чавкали и оставляли на пыльном бетоне следы. Ноги волоклись от ступеньки до ступеньки будто поднимался не я, а семидесятилетний старик. Перед глазами возникла её дверь, желтая плитка на площадке, узор из незаконченных прямоугольников и электрический щиток, замок которого был давно сломан, а створки крепились проволокой.

Я сделал три глубоких вздоха и протянул палец к звонку, но духу нажать так и не хватило. Поднялся на лестничную площадку выше, упёрся головой в стену и сполз на корточки.

Перед глазами мерцали отрывки воспоминаний из жизни до Тизера. Начало отношений, влюблённые взгляды, касание и поцелуй, а потом - первая ссора, обида, молчание и недопонимание, которые вылились в расставание. И вот спустя несколько лет мы снова встречаемся, но я опять всё порчу...

- Мирон... Милый..., - кто-то тряс меня за плечо. - Малыш, ты чего здесь сидишь?! Вставай!