Серп (ЛП)

Посвящается Ольге Нёдтведт, далекой поклоннице и другу

От переводчика

Нил Шустерман написал утопию. Не «антиутопию», каких нынче в литературе для юношества развелось пруд пруди, а именно утопию. Он описал прекрасный, совершенный мир будущего. И управляет этим миром Великое Грозовое Облако — обретший сознание потомок наших нынешних виртуальных облаков — хранителей данных.

Но есть у этого мира одна ключевая проблема. Население планеты растет, и чтобы держать его хоть в каких-то рамках, человечество приходится «пропалывать». Этим делом и занимаются «серпы» — люди, в совершенстве владеющие искусством убивать.

Перевод этой книги, как обычно для книг Шустермана, был очень нелегким делом. Мало того, что в нем множество характерных для этого автора игр слов и каламбуров (не со всеми мы справились, приходится признать). Действие происходит в будущем, и это значит, что в языке появилось много новых слов, а старые обрели новый смысл. Книга насыщена терминами, над которыми нам пришлось очень здорово поломать голову.

Взять хотя бы название романа. По-английски он называется Scythe, то есть «коса». Не та, что на голове, а сельскохозяйственный инвентарь. Как всем известно, коса — это символ Смерти. И тут русский язык подсовывает нам ловушку. Ах если бы не было этого второго значения слова «коса»! Да и не очень хорошо звучит, когда мужчину (а среди профессиональных убийц в этом романе есть и женщины, и мужчины) называют «косой» — существительным женского рода (что поделаешь, русский язык гендерно шовинистичен). Уже не говоря о тех случаях, когда это слово можно принять за прилагательное, например «они с косой Кюри вышли из машины» — тут ассоциации, совсем уже уводящие в сторону. Поэтому, перебрав массу вариантов, мы остановились на слове «серп». Серп тоже иногда изображается как орудие Смерти, не так часто, как коса, но все же.

Постой, скажет читатель, а почему бы не назвать этих людей «жнецы»?

Да потому, ответим мы, что автор сам отказался от этого названия. Беседуя с Нилом Шустерманом, я задала ему этот вопрос. Он ответил: «Серпы — орудия смерти, которые держит в руках общество, тогда как жнецы — это люди, которые и составляют это общество». В самой книге эта концепция объясняется очень четко.

По всем этим причинам мы и взяли на вооружение термин «серп».

Было и еще одно слово, которое оказалось совершенно невозможно перевести напрямую. То, чем занимаются «серпы», то есть убийство, называется у автора gleaning. Собственно говоря, это красивое слово означает «подбирать колоски после жатвы». В былые времена все село выходило в поле и подбирало колоски с целью отдать их нуждающимся. Это была работа на благо общины. Автор придал этому слову абсолютно новый смысл. Но вот беда — в русском языке нет одного слова, которым обозначалось бы это действие, его можно только описать выражением из нескольких слов. И тогда мы решили употреблять понятие «прополка».

И, напоследок, много споров вызвало у нас и «Грозовое Облако». Дело в том, что по-английски оно называется Thunderhead — «голова грозы». Звучит красиво, внушительно, в сознании сразу возникает картина грозно вздымающейся тучи. И снова русский язык приходит в противоречие с замыслом англоязычного автора. Какие только слова мы ни выискивали! Вплоть до экзотичного и высоконаучного «кумулонимбус». Беда опять-таки в несовпадении родов. Я спросила у автора, какого рода его Thunderhead? Когда он писал книгу, как он его себе представлял — в мужском роде, женском или среднем? Нил ответил однозначно: «Я представляю его себе именно среднего рода, как сущность бесполую». Значит, решили мы, так тому и быть, великий искусственный интеллект будет называться Грозовое Облако. Само собой, в повседневной жизни люди сокращают это имя до Грозоблака.

А еще Нил поведал мне, что продюсеры готовящегося фильма предложили ему озвучивать Грозовое Облако!

В работе над книгой мне, как всегда, неоценимую помощь оказала мой давний друг и соавтор Li

Итак, друзья, отправляемся в путь.

Часть 1

МАНТИЯ И КОЛЬЦО

• • • • • • • • • • • • • • •

Согласно закону, мы должны вести учет невинным людям, которых убиваем.

Да, я считаю их всех невинными. Даже тех, кто виновен. Каждый повинен в чем-либо и каждый сохраняет в себе воспоминания о детской невинности — неважно, под сколькими слоями жизни она скрыта. Человечество невинно. Человечество виновно. Оба этих утверждения — безусловная правда.

Согласно закону, мы должны вести учет.

И начинается он в первый же день ученичества. Однако официально мы не зовем убийство убийством — это неправильно ни с социальной, ни с моральной точки зрения. Мы используем слово «прополка». Работа серпа — скрупулезно очищать поле. Каждому ребенку, как только он достаточно подрастет, рассказывают, что серпы несут безмерно важную для общества службу. Наша миссия в современном мире священна.

Возможно, поэтому мы и должны вести записи — публичный дневник, объясняющий тем, кто никогда не умрет, и тем, кому еще предстоит родиться, почему мы, человеческие существа, делаем то, что делаем. Нас обязывают отчитываться не только в своих деяниях, но и в чувствах. Потому что надо, чтобы люди знали — у нас есть чувства. Раскаяние. Угрызения совести. Невыносимая скорбь. Без этих переживаний мы были бы чудовищами.

— Из дневника почтенного серпа Кюри

1

Солнце не померкло

Серп заявился к ним холодным ноябрьским вечером. Цитра сидела в столовой и мучилась над сложной алгебраической задачей, тасуя переменные и так, и эдак, не в силах вычислить ни икса, ни игрека. И в этот момент в уравнение ее жизни вмешалась еще одна, фатальная, переменная.

Гости в квартире семьи Терранова бывали часто, поэтому, когда раздался звонок, никто не заподозрил ничего плохого. Солнце не померкло, тень смерти не упала на порог. Наверно, вселенной стоило бы завести привычку посылать в таких случаях предупреждения, но ведь в великой картине жизни серпы — явление не более сверхъестественное, чем сборщики налогов. Они приходят, делают свое неприятное дело и уходят.

Дверь открыла мама. Цитра не могла видеть гостя, потому что его загораживала открытая дверь. Зато она увидела, что мама внезапно застыла, как будто кровь в ее жилах превратилась в лед. Если бы ее сейчас кто-нибудь толкнул, она упала бы и разбилась.

— Можно войти, миссис Терранова?

Голос прибывшего выдал его. Глубокий, неотвратимый, словно набат, уверенный, что его услышат все, кому предназначено услышать. Еще не видя гостя, Цитра поняла, кто это. «О Господи! К нам пришел серп!»

— Да-да, конечно, входите. — Мама отступила в сторону, пропуская незнакомца внутрь. Она вела себя так, будто это она была гостем, а он хозяином.

Человек перешагнул порог. Его мягкие сандалии бесшумно ступали по паркету. Подол объемной складчатой мантии подметал пол, и при этом на льняной ткани цвета слоновой кости не было и намека на пыль. Цитра знала, что серпы могут выбирать для своего одеяния любой цвет, — любой, кроме черного, потому что он считался не подходящим для их профессии. Черный — это отсутствие света; серпы же, как раз наоборот, служили его воплощением. Просвещенные, лучезарные, по общему признанию, лучшие представители рода человеческого. Именно поэтому им и доверили такую работу.