Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 17



Это было в Санкт-Петербурге. Не в том, который во Флориде, и не в том придуманном, что у Марка Твена, а в том самом, где Зимний дворец и белые ночи. В моем свидетельстве о рождении стояло имя «Сяргей Филиппенко», но родители переехали из Минска в тогда еще Ленинград, когда мне было два, так произошла первая смена моего имени – я стал Сергеем. В Ленинграде папа преподавал математику в университете, в одной из таких аудиторий, которые часто показывают в кино, похожей на амфитеатр. Мы жили в коммуналке в центре города, пару минут хода от Невского, под арку, во внутреннем дворе внутреннего двора, с высокими потолками и длинным темным коридором. Я плохо помню то время, только какие-то обрывки. Соседка в едва запахнутом коротеньком халате ругается с матерью, и мать называет ее проституткой, вполне вероятно, заслуженно. Запах капусты и куриного бульона. Отец курит «Лаки Страйк» на лестничной площадке. Протечки, сжирающие заживо ветхую лепнину на потолке. Собака, огромная черная дворняга Брут, которая лежит у меня в ногах, поскуливая и перебирая лапами во сне. Окно в световой колодец, откуда просачивается мутный серый луч. Скрип паркета. «Led Zeppelin» и «Боуи». Папа учит меня играть на гитаре. Мы с папой едем на электричке гулять на залив в лютый мороз с какой-то смеющейся девушкой в красном берете, и Брут то и дело убегает от нас по льду. Сигаретный дым в воздухе. Я помню, у нас всегда были гости, люди из университета, они пели, пили, курили, разговаривали о свободе и справедливости.

Когда мне было двенадцать, папа влюбился в аспирантку, ту самую в красном берете, и ушел жить к ней, в спальный район. Моя мама не умела ничего, она всегда была просто при папе, как ассистент или музейный смотритель. Полгода она только и делала, что плакала, а потом познакомилась с какими-то людьми в темно-серых костюмах, стала приносить домой разноцветные брошюры, напечатанные на приятно пахнущей глянцевой бумаге, и ходить в комнату в старом доме культуры, которую она называла «церковь». Она и меня брала с собой, пока папа не запретил ей делать это. Вскоре в нашей жизни появился человек по имени Юкка Веналайнен. Высокий, бесцветный, с жирными щеками. Он был проповедником. Мама влюбилась в него, по крайней мере, так я думал. Она подала на развод, и через семь месяцев мы переехали жить в маленький город у моря в Финляндии. Меня забрали из школы с середины недели. Гитару и магнитофон мать продала соседке-проститутке, а собаку усыпила, потому что никто не хотел брать – слишком черный и слишком страшный. Она, конечно, врала мне, что отдала его подруге, и правда всплыла только много лет спустя, когда рассказал Иде Линн о том, что Брут уехал жить к егерю в Гатчину, а она начала смеяться и плакать над моей наивностью. Тогда, тем вечером, я спросил мать, и она призналась мне. Я назвал ее сукой, она ударила меня по лицу.

Переезд был шоком. Я не знал финского языка, и меня отправили в вечернюю гимназию. Именно там, год спустя, на автобусной остановке, я впервые увидел Иду Линн. У нее были черные волосы, розовый рюкзак и неправильный прикус.

Над головой с резким тревожным криком проносится чайка, чуть не сбросив с моей головы капюшон размахом своего крыла и прервав мои мысли. Голуби разлетаются в стороны, как брызги, с этим особым чмокающим звуком голубиных крыльев. Чайка приземляется, склоняет голову набок и смотрит на меня своим выпуклым желтым глазом. Я бросаю ей остатки сэндвича и гляжу на часы – перерыв закончится через семь минут. Пора возвращаться на работу. Еще каких-то четыре часа, и можно будет ехать домой. Домой…

Я захожу в чат чуть раньше, но Трон уже онлайн. Я не знаю, эксклюзивны ли наши отношения с его стороны, но я точно не играю ни с кем другим. Мне это просто не интересно.

– Мистер Андерсон, я тут подумал, в продолжение нашего разговора позавчера, – говорит Трон, пока мы ждем загрузки миссии. – Знаешь, кто еще параноик?

– Ты?

Он добродушно ржет. Я улыбаюсь.

– Эд Сноуден. Он думал, что на него смотрят через веб-камеру, и оказался прав.

– Прекращай смотреть «Мистера Робота».

– Я серьезно. Это же чистая паранойя, то, что он заметил это. Нормальному человеку никогда не пришло бы в голову, что это все всерьез и что… можно их разоблачить, – в его голосе звучат резкие тревожные ноты.

– Трон, я начинаю за тебя волноваться, правда…

«Гоу гоу гоу!» – слышится в наушниках. Миссия загрузилась. Мы кидаемся вперед по темному коридору, Трон приотстает, потом догоняет меня. Мы бежим по лестнице на второй этаж невысокого здания и занимаем позицию у окна, оглядывая серые крыши нарисованного Багдада. Мимо моей головы свистит выстрел, но Трон прикрывает, как всегда.

– Ты видел, что сделали эти русские? – спрашивает он, перезаряжаясь.

– Атомную бомбу?

– Лучше! Знаешь, есть такой сайт знакомств, «Лавер»?

– Не знаю.

– Да ладно, живешь в большом городе и не пользуешься?

– Не-а.



– Ну не суть, в общем, это сайт для женатых людей, которые ищут интрижку на стороне, ну и просто для всех, кого романтика интересует в меньшей степени.

– Типа «Тиндера»?

– Не совсем. «Тиндер» не отрицает романтику, просто они понимают, что в сети ее вряд ли найдешь. А эти ребята, они с самого начала объявили, что их сайт – для развлечений, а не для поиска любви. – Трон замолкает на минуту, сосредоточенно зачищая нам проход между домами. – Так вот, помнишь ту утечку, когда какие-то хакеры взломали айклауд кучи знаменитостей и слили в сеть их личные фотографии?

– Ну да, было что-то такое.

– Во-первых, не прикидывайся, что не знаешь! Все видели Джен Ло!

– Может, я не видел, может, я постеснялся… или она не в моем вкусе?

Я видел Джен Ло, все ее видели. А еще ту малышку из «Аббатства Даунтон», не помню ее имя. Просто я никогда не признаю этого.

– Ты меня удивляешь. Но я не об этом. Я хочу сказать, что, несмотря на то что фотографии принадлежали знаменитостям, это было грубейшее вторжение в частную жизнь, Андерсон! Значит, за ними следили, подбирали их пароли… А сейчас эти стартаперы собрали все эти фотографии на одном сайте, в открытом доступе, и весьма удобно поместили туда рекламу своего сервиса знакомств. Конечно, доказать никто ничего не может, но, блин, это так мерзко. Впрочем, я от них ничего другого и не ждал.

– Мерзко? Почему же? Если для них это работает, то почему же нет, особенно если они не нарушают закона. Тем более у этого преступления, я имею в виду взлом, особо не было жертв. Подумаешь, фото задницы какой-то там актрисы оказалось онлайн. Знаменитости от этого стали только еще более знаменитыми, а народ развлекся.

– А ты представь, если бы в открытом доступе очутились переписки и фотографии миллионов обычных людей? Что, если это фото твоей девушки с раздвинутыми ногами оказалось онлайн, и какие-то ушлепки используют его, чтобы нажиться?

Я представил себе ноги Иды Линн, кожа такая бледная, что сквозь нее видны голубые линии вен. Одна из них закинута на мое плечо. Глаза полузакрыты, я вижу наше отражение, плывущее в отражении. Раздается выстрел, на этот раз Трон не успевает прикрыть меня. Геймовер[18].

– Ну, блин, люди должны понимать, чем они рискуют, когда делают такие фото. Нет ничего приватного. Все, что в твоем телефоне, – потенциальная собственность всея Интернета, – отвечаю я, пока грузится игра. – Ты еще скажи, что студия «Сони» – тоже бедные несчастные жертвы, раз их фильмы слили в сеть ребята из Северной Кореи.

– Андерсон, я никак не пойму, на чьей ты стороне. Ты то сам как северный кореец рассуждаешь, то как адепт корпорации зла. Конечно, есть жертвы. Когда десятки террабайтов приватной информации оказываются в сети, неизбежно кто-то страдает.

– Ну да, убытки.

– Да дело не в этом, – в голосе Трона чувствуется искреннее раздражение. – Там же личные данные, паспорта, пенсионные номера, банковские счета. Это делает людей уязвимыми, это делает их потенциальными жертвами мошенников и шантажистов.

18

Game over (англ.) – конец игры.