Милый враг мой

Тихо потрескивал огонь в камине, озаряя неясным светом лица собравшихся в одной из гостиных Венценского дворца. Солнце уже давно взошло, однако яркие лучи не проникали сквозь плотную ткань задернутых штор: никто из присутствующих не хотел думать о том, что наступил новый день, с его заботами и проблемами, ибо тайны и загадки дня минувшего не позволили никому сомкнуть глаз.

Десять кресел для всех присутствующих разместили полукругом у камина. В центре сидела Селина, по левую руку от нее – Людовик, по правую – герцогиня Руанская. Габриэль и Софи расположились поближе к огню, напротив них – принцесса и Филипп де Шалон, которого пригласили как единственного свидетеля событий двадцатилетней давности. Герцог по приказу короля был безжалостно поднят с постели, однако совершенно не возражал против этого, поскольку причина, заставившая Людовика так поступить, была более чем весомой. Один вид неожиданно воскреснувшей Эвелины заставлял его сердце биться быстрее: надежда встретить эту женщину умерла три года назад, и счастье возрождения его мечты не покидало. Теперь он боялся только одного – встретиться взглядом с мадемуазель де Лодвиль, и потому сидел, как на иголках, несмотря на то, что немедленно по приезде принес ей свои глубочайшие извинения. Селина приняла их довольно благосклонно, хотя некоторая холодность ее тона заставила герцога впасть в уныние.

Кроме высокородных особ в комнате находились Бернар и Лили: верным слугам Селины разрешили не только присутствовать при разговоре господ, но и сидеть рядом с ними. Лили, не ожидавшая, что ей выпадет такая честь, испуганно жалась к Бернару – кресло ее мужа пустовало.

Все взгляды собравшихся устремились на Селину, которая, в свою очередь, обратила взор на герцогиню Руанскую.

- Мадам Адель, прошу, расскажите нам… - Селина запнулась, вспомнив, что ее наставницу теперь зовут по-другому. – Ваша светлость…

Но Эвелина остановила ее, подняв руку и улыбнувшись.

- Дорогая, не стоит называть меня «ваша светлость». Для тебя я навсегда останусь просто мадам Адель.

Девушка восхищенно взглянула на герцогиню: одетая в нежно-бирюзовое платье, она казалась помолодевшей и посвежевшей: от страха, который Селина привыкла видеть в ее глазах в течение двух лет, не осталось и следа.

Селина не успела сказать то, что намеревалась – раздался тихий стук в дверь, и в комнате появился Лоран.

- Мадемуазель Генриетта еще не уснула, и Одетта просит прощения – она придет несколько позже, - поклонился он и занял предложенное место рядом с женой.

- Хорошо, - кивнула Селина и вновь обратилась к Эвелине, - мадам, расскажите нам все, что знаете.

- Судя по тому, что вы с его величеством приехали в замок Карон, вам уже многое известно.

- Да, но не все, - возразила Селина.- Хотя именно то, что мы связали мадам Адель из монастыря и Эвелину Руанскую, пропавшую три года назад, позволило нам вычислить убийцу. Хорошо, что мы не опоздали – и вы, и моя тетя остались живы. Однако, если бы я рассказала обо всем королю, сейчас он был бы жив, - она прикрыла глаза рукой.

- Не надо, дорогая, - проговорила Эвелина. – Ты ни в чем не виновата. Наверняка  подозревала Карла в убийстве твоих родителей, и я сама немало способствовала этому. Ты не могла никому доверять и боялась за мою жизнь. Здесь только моя вина – я должна была рассказать обо всем с самого начала, но в свою очередь боялась за тебя. Ты была еще совсем маленькой девочкой, без друзей, без поддержки близких, и надежда на то, что король поверит нашим с тобой обвинениям против его лучшего друга, была ничтожно мала. Именно поэтому Шарлотта Антуанская ничего не рассказала Карлу. Я прожила с Эдуардом двенадцать лет, и я знаю, что он умеет внушать страх. Однако я допустила большую ошибку – рассказала обо всем сестре Анне, настоятельнице монастыря святой Катарины, потому что без этого не могла рассчитывать на ее помощь. Мне и в голову не могло придти, что сестра Анна и Клименция де Монвиль – одно и то же лицо. Полагаю, она несказанно удивилась, что из всех монастырей Франции я выбрала именно ее монастырь. В то время она ненавидела Эдуарда за то, что он не позволял ей видеться с сыном, и была готова помочь мне во что бы то ни стало. Она многого добилась за двадцать лет: изменила имя и из простой монахини превратилась в настоятельницу, однако для своего сына желала большего – чтобы он оказался на троне.

Когда я познакомилась с Селиной и увидела в медальоне портреты ее родителей, я сначала не поверила, что мы вдвоем оказались в этом монастыре по вине одного и того же человека. Ее судьба пощадила – она не сразу вспомнила обо всем случившемся, и горечь утраты познала лишь спустя три года. Я не хотела, чтобы Селина вспомнила о смерти родителей – это было и больно, и опасно. Сама жила в страхе и не желала такой доли для моей маленькой девочки, - она с нежностью посмотрела на Селину. – Обо всем я узнала случайно, из разговора Эдуарда и одного из его слуг – и в ту же ночь бежала из дома. То, что судьба свела меня и Селину вместе, было знаком свыше, но я не поняла его, не рассказала о том, что ей нужно было бы знать. Предполагала, что когда-нибудь Селина обо всем вспомнит, и со страхом ждала этого часа.

- Простите меня, что я вмешиваюсь, - послышался голос Габриэля. – Но неужели король Карл и вы, ваше величество, не связали встреченную на дороге юную девушку и пропавшую дочь герцогов де Лодвиль? Когда три года назад я приезжал во Францию, никто и не упоминал о монастыре святой Катарины.