Страница 23 из 50
— Где ты живешь? Ты с Марса?
— Я приходить… издалека… из давних времен… из далекой страны…
— Погоди! — рассмеялся Смит. — Ты говоришь что-то путаное. Значит, ты не с Марса?
Она выпрямилась и высоко подняла голову в тюрбане. В ее позе было что-то царственное.
— С Марса? — повторила она с презрением. — Мой народ… мы… мы… у вас нет такого слова. Ваш язык… трудно для меня.
— А твой? Может быть, я знаю его. Давай попробуем.
Она вздернула голову и посмотрела ему прямо в глаза, и в ее взгляде, Смит побился бы об заклад, промелькнул еле заметный насмешливый огонек.
— Когда-нибудь… я… говорить с тобой… на моем языке, — пообещала она, и ее розовый язычок быстрым, голодным движением облизнул губы.
Звук приближающихся шагов на красной мостовой помешал Смиту ответить. Мимо, покачиваясь, в облаке перегара сегир-виски — дешевого венерианского пойла — проходил марсианин с равнин. Заметив под аркой красную вспышку платья девушки, он резко повернул голову. Затуманенный сегиром мозг осознал увиденное, и пьяница, шатаясь, шагнул к арке.
— Шамбло, клянусь Фаролом! Шамбло! — заорал он и протянул к девушке руку, шевеля пальцами.
Смит презрительно оттолкнул эту руку.
— Иди своей дорогой, — посоветовал он.
Марсианин отшатнулся и уставился на Смита слезящимися глазами.
— Твоя, да? — прохрипел он. — Зут! Желаю тебе позабавиться!
И, как бывший патрульный, он сплюнул на гравий и отвернулся, хрипло бормоча кощунственные ругательства на языке высохших марсианских равнин.
Смит наблюдал, как пьяница побрел по мостовой. Над его бесцветными глазами появилась морщинка, а в душе шевелилось невнятное, беспокойное чувство.
— Пойдем! — кинул он девушке. — Если и дальше так пойдет, лучше убраться с улицы. Куда тебя отвести?
— С… тобой… — пробормотала она.
Он посмотрел в ее округлые зеленые глаза. В этих непрестанно пульсирующих зрачках было что-то тревожное, и в то же время ему смутно чудилось, что под животной поверхностью ее взгляда скрывается какая-то преграда, завеса, что может в любой момент распахнуться и явить сокровенные глубины того темного, потаенного знания, которое он в ней ощутил.
— Тогда пойдем! — грубо повторил он и вышел на улицу.
Она семенила за ним, отставая на шаг или два и не пытаясь поспеть за его длинными шагами, и хотя Смит — как было известно многим от Венеры до спутников Юпитера — даже в сапогах астронавта двигался бесшумно, как кошка — девушка скользила за ним по разбитой мостовой, словно тень, и так беззвучно, что даже его легкие шаги отдавались эхом на пустынной улице.
Смит выбирал наименее оживленные улицы Лаккдарола и с некоторым стыдом благодарил своих безымянных богов за то, что его жилище находилось не слишком далеко: немногочисленные встречные прохожие и без того поворачивались и провожали их взглядами, полными уже знакомого, но по-прежнему непонятного ужаса и презрения.
Смит снимал одноместную выгородку в ночлежке на окраине города. В те дни Лаккдарол был примитивным лагерем колонистов и едва ли мог предоставить что-то получше, а трезвонить о своих делах Смит вовсе не желал. Ему приходилось ночевать и не в таких местах, и еще доведется, это-то он знал.
Никто не заметил, как они вошли. Девушка скользнула вслед за ним вверх по лестнице и исчезла в двери, как тень, невидимая для остальных постояльцев. Смит запер дверь, прислонился к ней широкими плечами и стал задумчиво рассматривать девушку.
Одним взглядом она обвела жалкую обстановку комнаты — неряшливую постель со скомканными простынями, шаткий стол, криво висящее и треснувшее зеркало, некрашеные стулья — весь комфорт поселения земных колонистов. Равнодушно приняв эту бедность, она подошла к окну и на миг высунулась, глядя поверх низких крыш на голую равнину и красный шлак в лучах предвечернего солнца.
— Можешь оставаться здесь, — прервал молчание Смит, — пока я не уеду. Я жду друга с Венеры. Есть не хочешь?
— Нет, — быстро ответила девушка. — Я… не нуждаться… в еде… некоторое время.
— Ладно… — сказал Смит и оглядел комнату. — Я вернусь вечером. Можешь уйти или остаться, в общем, как хочешь. Лучше запри за мной дверь.
Без дальнейших проволочек он повернулся и вышел. Он слышал, как дверь захлопнулась и ключ повернулся в замке. Смит улыбнулся себе под нос. Он не думал, что увидит ее снова.
Он спустился по лестнице и вышел под косые лучи заходящего солнца. Ему было о чем подумать, и смуглая девушка вскоре отступила на задний план. О делах Смита в Лаккдароле, как и о большинстве его дел, лучше не рассказывать. Человек живет, как может, и опасная жизнь Смита проходила вне закона, а единственным судьей в ней был лучевой пистолет. Достаточно сказать, что в этот момент его чрезвычайно интересовал космопорт и грузы, отправляемые оттуда на другие планеты, а другом, которого он ждал, был Ярол-венерианец — тот самый Ярол, носившийся с умопомрачительной скоростью между мирами на своем маленьком и юрком эдзеловском кораблике «Дева», издеваясь над катерами Патруля и оставляя преследователей безнадежно трепыхаться в космическом эфире. Смит, Ярол и «Дева», единые в трех лицах, в прошлом причинили командирам Патруля достаточно неприятностей и обошлись слугам закона в немалое количество седых волос; будущее же в тот вечер казалось Смиту весьма и весьма многообещающим.
По ночам Лаккдарол кипел и бурлил, как любой лагерь колонистов на любой планете, куда успела дотянуться Земля. Смит шел к центру, загорались огни, и веселье только начиналось. Цель его вечернего похода нас не касается. Он смешивался с толпой там, где огни горели ярче всего, где постукивали шары из слоновой кости и позвякивало серебро, а красный сегир с заманчивым бульканьем лился из черных венерианских бутылок.
Поздно ночью Смит брел домой: спутники Марса пошатывались в небе, а если улица время от времени качалась у него под ногами, то это вполне объяснимо. Даже Смит не мог твердо держаться на ногах, отведав красного сегира во всех барах от «Марсианского ягненка» до «Нового Чикаго». Но дорогу домой, учитывая все это, он нашел без особых затруднений и минут пять, стоя перед дверью, шарил по карманам в поисках ключа — пока не вспомнил, что оставил его в замке, для девушки.
Он постучал. Шагов он не услышал, но замок вскоре щелкнул и дверь отворилась. Девушка бесшумно отступила, когда он входил, и заняла свое любимое место у окна. Стоя у подоконника, она четко выделялась на фоне звездного неба. В комнате было темно.
Смит повернул выключатель у двери и прислонился к раме, приходя в себя. Холодный ночной воздух немного отрезвил его, и голова была вполне ясной — выпивка, как правило, ударяла ему в ноги, а не в голову, иначе Смит ни за что далеко не продвинулся бы по стезе беззакония, которую избрал для себя. Опираясь о раму, он рассматривал девушку в неожиданно ярких лучах лампы, чуть слепивших глаза, как и ярко-красное пятно ее одежды.
— Значит, ты осталась, — сказал он.
— Я… ждать… — тихо ответила она, откинувшись назад и сжимая грубое дерево своими тонкими четырехпалыми руками, казавшимися светло-коричневыми на фоне ночной темноты.
— Почему?
Она не ответила, но ее губы медленно изогнулись в улыбке. У женщины это означало бы ответ — манящий, вызывающий ответ. Но у Шамбло в этой улыбке было что-то жалкое и ужасное — человеческое выражение на лице полуживотного. И все же… это нежное, смуглое, бархатисто-коричневое тело с мягкими округлостями, проглядывающее сквозь прорехи изорванного кожаного платья, и белозубая улыбка… Смит почувствовал, как в нем поднимается волнение. Ярола придется дожидаться еще долго, а время тянется так медленно. Он задумчиво скользил по девушке светло-стальными глазами, медленно, ничего не упуская. И когда он заговорил, голос его зазвучал глуше.
— Иди сюда, — сказал он.