Игры Немезиды

— Не надо об этом, — произнес молодой голос.

Син оглянулся на дверь. Наоми, помертвев, оглянулась тоже. Мальчик выглядел ужасно старым и в то же время ужасно юным. Кожа была темнее, чем у Марко, волосы более курчавыми. А вот глаза остались те же. И губы. Что–то большое — больше океана — шевельнулось у нее в груди. Всколыхнулись загнанные вглубь чувства, волна грозила унести ее. Наоми хотела сдержаться, но ей пришлось опереться о стол, чтобы не покачнуться.

Он вошел в комнату. Тело под песочного цвета рубашкой уже переходило от жеребячьей легкости подростка к мужской мускулистости. Кто–то из лежащих на койке перевернулся, а остальные и не заметили его прихода.

— Мы не говорим об этом, пока не окажемся в безопасности. Даже здесь. Совсем. Сабез?

— Сави ме, — кивнул Син. — Просто решил, раз она…

— Я тебя понимаю. И не виню, но говорить об этом не будем.

Только теперь юноша повернулся к Наоми. В его глазах отразилась та же борьба, что шла в ее душе. Наоми задумалась, какой он ее видит. Что у него на сердце и в мыслях, когда у нее — радость, вина и ядовитое раскаяние. Она не позволяла себе мечтать об этой минуте. Она знала, что эта минута придет, с тех пор как получила сообщение Марко. Она не была к ней готова. Он коротко улыбнулся и кивнул ей.

— Филип, — осторожно, точно слова были хрупким стеклом, выговорила она.

И его ответ прозвучал как эхо.

— Мать, — сказал он.

Глава 10

Амос

Станция экспресса в Филадельфии располагалась в глубине коммерческого района среднего уровня. Обладатели зарплат бродили по проходам между торговыми рядами, покупая псевдомодные одежки и предметы скудной роскоши, доступные только за деньги. И не очень большие. Высший слой делал приобретения в других местах, огражденных мерами безопасности от таких, как здешние покупатели.

Даже на Земле были люди с деньгами, а были — с деньгами. Амосу казалась странной мысль, что банковский счет позволял причислить его ко вторым. Забавно было бы побродить по шикарному торговому центру в своих непритязательных одежках астерского производства — чтобы продавцы забились в судорогах, когда он выложит пару штук на какую–нибудь бесполезную фигню. Скажем, за хорошенький шейкер из чистой платины. Раз или два в году Амос не прочь был выпить мартини.

Возможно, потом. После.

Из торгового района он вышел в жилой, в котором его терминал высветил дом Лидии. У короткого тоннеля–перехода его остановил мальчишка лет одиннадцати или двенадцати в дешевом спортивном костюме из тех, какие раздают киоски базового, если к ним приложишь большой палец. Мальчишка предлагал множество сексуальных услуг по грошовым расценкам. Амос взял его за подбородок, поднял к себе лицо. На щеках желтели следы не слишком свежих побоев, а характер ная розовая припухлость век выдавала пристрастие к порошку пикси.

— На кого работаешь? — спросил Амос.

Мальчик вывернулся из его руки.

— За потрогать платят, мистер.

— Не бойся. Лапать не буду. Просто скажи, на кого ты работаешь. Он далеко?

— Не понял… — Мальчишка озирался, куда бы сбежать.

— Так, ладно. Сгинь.

Провожая взглядом удирающего пацана, Амос почувствовал, как в животе что–то сжалось, словно от судороги. Каждому уличному мальчишке не поможешь. Их слишком много, а у него другие дела. Досадно это. Может, малыш найдет своего сутенера и расскажет, как жуткий здоровенный мужик лапал его за лицо. Тогда сутенер станет его искать, чтобы преподать урок — мол, не порти товар.

От этой мысли на лицо Амоса вернулась улыбка, и судорога в животе отпустила.

От станции до дома, где жила Лидия, было тридцать семь кварталов. Район дешевый, но не для живущих на пособие. За дом здесь расплачивались настоящими деньгами — а это интересно. Амосу не верилось, чтобы Лидия сумела подчистить досье, пройти обучение и устроиться на работу. Может, ее муж имел рабочую квалификацию и законный заработок? Это тоже интересно. Какой честный гражданин женился бы на стареющей гангстерше вроде Лидии?

Амос шагал неторопливо, все еще надеясь, что сутенер его выследит и покажется на глаза. Через полтора часа ручной терминал сообщил Амосу, что он на месте. Дом был так себе. Маленькое одноуровневое здание, со стороны почти не отличимое от других строений в этом районе. Узкую полоску между домом и улицей занимал крошечный сад — любовно ухоженный, хотя Амос не помнил, чтобы Лидия когда–нибудь держала цветы.

Он прошел по узкой дорожке к дверям и позвонил. Почти сразу ему открыл маленький старик с лысиной в окружении седых волос.

— Чем могу помочь, сынок?

Амос улыбнулся, и что–то в его улыбке заставило старика нервно отступить на полшага.

— Здрасьте, я старый друг Лидии Маалуф. Узнал вот, что она скончалась, и хотел принести соболезнования.

Он поиграл лицевыми мышцами, пытаясь отыскать такой вариант улыбки, который бы не пугал этого старикашку.

Старик — Чарльз, если верить некрологу, — помедлив, пожал плечами и жестом пригласил Амоса в дом. Внутри чувствовалось присутствие Лидии. Мягкая мебель, яркие ковры на стенах и занавески напомнили Амосу их балтиморскую квартиру. На стенах и на столах фотографии. Кадры из покинутой Амосом жизни. Две собаки на лугу улыбаются в камеру, свесив языки. Чарльз, не такой лысый, но такой же белоснежно–седой, копается в саду. Лидия с Чарльзом в ресторане, на столике свечи, они улыбаются друг другу поверх бокалов с вином.

Жизнь выглядела хорошей, и Амос почувствовал, как его понемногу отпускает. Он не знал, как это понимать, но предполагал, что так лучше.

— У вас имя есть? — осведомился Чарльз. — Хотите чаю? Я как раз заваривал, когда вы позвонили.

— Конечно, чаю выпью, — ответил Амос, пропустив первый вопрос мимо ушей.

Он постоял в уютной гостиной, пока Чарльз гремел посудой на кухне.

— Второй месяц после похорон, — сказал он оттуда. — Вас не было в колодце?

— Да, последнее время работал в Поясе. Жаль, что не успел.

Вернувшись из кухни, Чарльз вручил ему чашку. Судя по запаху, зеленый чай, несладкий.

— Тимоти, да? — сказал Чарльз так, словно говорил о погоде.

У Амоса сжались челюсти, в кровь выплеснулся адреналин.

— Давно уже пет, — отозвался он.

— Она как–то рассказывала о вашей маме, — продолжал Чарльз.

Он держался свободно — словно знал, что чему быть, того не миновать.

— О маме?

— Лидия ведь заботилась о вас после смерти матери. Так?

— Да, — сказал Амос, — так.

— Ну вот, — покивал Чарльз и сделал глоток. — Так что?

— Либо я прошу у вас разрешения отнести эти розы ей на могилу…

— Либо?..

— Либо просто отнесу, потому что здесь больше никто не живет.

— Мне не нужны проблемы.

— Я хочу знать, как это случилось.

Чарльз посмотрел на него, глубоко вздохнул и заговорил:

— Это называется аневризма восходящей части аорты. Легла спать и не проснулась. Я вызвал скорую утром, но они сказали, к тому времени она был мертва уже несколько часов.

Амос кивнул.

— Вы были к ней добры, Чарльз?

— Я любил ее, мальчик. — В голосе старика прорезалась сталь. — Ты можешь делать здесь, что хочешь, я тебе помешать не сумею. Но в этом сомневаться не позволю. Я любил ее с первой нашей встречи до последнего поцелуя на ночь. И все еще люблю.

Голос старика не дрогнул, но в глазах стояли слезы, и руки подрагивали.

— Можно мне сесть? — спросил Амос.

— Устраивайся. Скажи, если захочешь еще чая, чайник полный.

— Спасибо, сэр. Простите, что на вас набросился. Но я, когда услышал, забеспокоился…

— Я знаю, кем была Лидия до нашей встречи, — сказал Чарльз, присев на кушетку напротив Амоса. — Мы не лгали друг другу. Но здесь нас никто не тревожил. Просто у нее была слабая артерия, и однажды ночью она не выдержала. И больше ничего.

Амос потер себе макушку. Верит ли он этому старику? Получалось, что верит.

— Спасибо. И еще раз простите, что ворвался силой, — сказал он. — Так можно мне взять несколько роз?

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.