Страница 23 из 24
– Я понимаю, звучит это странно, – продолжил врач, Антон сидел в кресле, закутанный в пушистый халат, выданный больницей, новый и пахнущий кондиционером для белья, сразу было видно, что это не бюджетное учреждение. «Британский доктор» сидел на кровати, сжимая в руках толстую пачку анализов и заключений. Сегодня ничего не пикало, и в палате воцарилась плотная тишина.
– Я вижу, что вы совсем не здоровы, но это, – доктор потряс бумагами, зажатыми в руке, – это говорит об обратном. Все органы и системы в норме, у вас нет серьезных хронических болезней, нет аллергии, гипертонии… Да ничего у вас нет, по итогам всех этих тестов, вы совершенно здоровы. И это вообще-то хорошая новость.
Антон уже было раскрыл рот, чтобы сказать что-нибудь подобающее, но доктор его перебил.
– Ах да, и у вас совершенно точно нет рака, – и он одарил Антона взглядом, полным триумфа, как будто сам лично отвел от него эту беду. – Это ли повод для радости?
– Да, это уже большое облегчение, правда, – выдохнул Антон, ощущая при этом двоякое чувство, именно это страшное слово из 3 букв чаще всего приходило ему на ум во время долгих бессонных часов в постели, когда на улице было темно и в душе – тоже. Но услышав, что рак ему не грозит, он не ощутил той радости, какую должен был бы ощутить любой человек. На ум тут же пришла поговорка: из огня да в полымя. Нет, радости он не ощущал. Потому что возможно, его ждало нечто такое же страшное. Или пострашнее.
«Британский доктор» внимательно наблюдал за Антоном, сидя на его кровати, и, не увидев бурной радости, кивнул, показывая, что понимает, и продолжил.
– Честно говоря, мы не заем, что с вами, – вздохнул он, – анализы в норме, ну есть небольшие погрешности, вполне характерные для вашего возраста, но люди прекрасно живут и с гораздо более серьезными отклонениями. Да, вы теряете вес, но почему? Мы не знаем. Кратковременные потери сознания или «провалы», как вы их называете, а может это просто микро сны? Мы не знаем, приборы не показали никакой сосудистой патологии и никаких отклонений в мозговой активности. Чем был вызван сердечный приступ? Возможно резкой потерей веса и, как я уже говорил, недостаточным питанием сердца, но оно тоже в полном порядке. И больше ничего подобного с вами не было. Ваше состояние как человек-невидимка, только наоборот – приборы его не видят, а люди – да.
Антон молчал и слушал. Другой на его месте точно бы прыгал до потолка, но ему было совсем не радостно. Да и сил на это просто не было.
– Мы даже предположили психическое заболевание, – доктор смутился и немного кашлянул, но продолжил, – а вы, наверное, гадали, зачем к вам однажды утром заявился милый мужчина со странным взглядом и козлиной бородкой?
Антон улыбнулся, единственный раз. Нет, он не удивился, но его это задело. И тогда, возможно, он и потерял надежду, просто она ушла тихо и неофициально. То, что происходило с ним, не вписывалось в рациональный мир, построенный на логике, науке и общественном мнении. Что бы это ни было, ему не поверят, ему придется бороться или умереть, но в одиночестве, самому.
– Так вот Григорий Семенович, побеседовав с вами и просмотрев все анализы и обследования, тоже развел руками. – «Британский доктор» не удержался и хохотнул, – так что мои поздравления: вы официально не псих.
– Это уже хорошо, – устало улыбнулся Антон, – я здоровый, психический нормальный больной. Я – феномен.
– В некотором роде – да, – совершенно серьезно сказал врач, – на современном этапе наука и медицина могут объяснить далеко не все, до многого, что считается чудом, мы просто еще не дошли. Как древние люди до природы молний и затмений…
Затмений. Этой слово эхом отдалось в голове Антона. Затмение. Вот что случилось с его жизнью, его солнце вдруг накрыла необъяснимая тень, и мир погрузился во мрак. Точнее не скажешь.
– …возможно, это какая-то новая болезнь, – продолжал врач, глядя на Антона блестящими от возможных перспектив и открытий глазами, – поэтому я настоятельно рекомендую вам поехать в Москву и обратиться в НИИ, я дам все необходимые рекомендации и даже сделаю парочку звонков, чтобы вас там точно ждали как родного. Хотя, я думаю, от такого интересного случая они там не откажутся, они жадные до открытий.
Интересный случай. Вот кем я стал, подумал Антон, за неделю я прошел стадию от «случайно пойманной рыбки», заплатившей за все обследования, до «интересного случая». Но я все еще живой человек, страдающий человек, мог бы сказать он, и я вовсе не хочу стать прорывом в карьере какого-нибудь столичного профессора, я хочу, чтобы кто-нибудь помог мне. Но теперь он знал совершенно точно, что никакие больницы, пилюли и доктора ему не помогут. Он открыл эту дверь, он никуда не вела.
А время уходит, подумал Антон, с отчаянием и грустью, а вместе с ним уходит и моя жизнь, ее все меньше, я таю, как снеговик под весенним солнцем. И провести последние дни в больнице, даже если она называется НИИ? Нет уж. Заканчивать жизнь подопытной крысой ему совсем не хотелось.
Но если душа – это бабочка, то мозг – компьютер, машина, созданная для контроля и хранения. Его душа знала, что это конец, но мозг был консерватором, непреклонным до самого конца, для него было важно сохранить привычный порядок, и именно он погнал Антона на работу. Его сознание, выдрессированное годами построения логических цепей и решением понятных задач, упорно не желало принимать и даже обсуждать идею о смерти, о последних днях и о том, как провести их. А как, в самом деле? Прыгнуть с парашютом? Или поехать в круиз? Или что там обычно делают умирающие в фильмах? Чушь, полный бред, кино и жизнь – как куклы и люди, чем-то похожи, но не более. Он понимал, что умирает, понимал душой, но не разумом, и эта внутренняя борьба тоже отнимала немало сил. А что ему хотелось? Не умирать. А вовсе не поехать в круиз или сделать татуировку. Все поблекло, все потеряло смысл, он чувствовал себя кроликом, застывшим в свете фар, он просто сидел и ждал своей участи. Возможно, сердце бедного кролика отчаянно билось в груди, а страх затуманивал рассудок, но он сидел спокойно и неподвижно, скованный ярким лучом приближающейся смерти. Примерно так же чувствовал себя и Антон.
И именно поэтому в понедельник, когда истек срок больничного, он пошел на работу. Мозг погнал его по привычному маршруту, не желая признавать поражение, не желая менять священный порядок. И где-то в глубине уши, Антон был с ним согласен, потому что уволиться с работы означало признать, что все кончено, признать, что ему осталось только лечь и ждать, когда грузовик под названием Смерть переедет его. А сколько ждать? Ведь по заказу это не бывает, и если он бросит работу, он может оказаться под мостом, да еще и в таком состоянии, этого он хочет? Уж лучше болеть в своем доме и своей кровати, чем под забором. Вот что говорил разум, и говорил правильно. А к тому же, чем ему занять свои дни? Мрачными мыслями? Нет, пока он может поддерживать привычный распорядок жизни, он будет это делать, может, и отвлечется хоть немного.
Так он думал, собираясь на работу солнечным утром. Он даже смог убедить себя, что чувствует себя немного лучше, хотя знал, что иногда такие «просветы» бывают и это, как правило, ничего не значит. Но утро было таким прекрасным, а ему так нужна была надежда. И потом, говорил он себе, я прошел полное обследование, официальная медицина, наука, не терпящая неточностей, признала меня здоровым. Они не нашли ничего, значит, у меня нет причин болеть, значит, все пройдет, это просто… ну просто такой период. И снова он возвращался к тому, что он живет в мире атомов, молекул и закона гравитации, здесь не летают ковры-самолеты, и джины не вылезают из бутылок, нет тут ничего волшебного, только пыль и асфальт. Он здоров, наука этого мира признала его таковым – про дополнительные обследования в столичном НИИ он и думать не хотел – значит, ему ничего не грозит.
Но в данный момент факты как раз утверждали обратное, и Антон понял, что если не примет меры, в самое ближайшее время ему грозит вывернуться наизнанку на глазах у нескольких десятков человек. Хотите увидеть мой бизнес-ланч? Сейчас, всё будет. От этой мысли ему стало еще хуже, тошнота накатывала темными волнами, желудок сжимался и разжимался, в висках стучало. Я не выдержу, подумал Антон, еще так долго ехать. Он закрыл глаза и снова попытался подавить приступ, представляя себе лимон, кислый и ледяной, представляя вершины гор, укрытые снегами, чистыми, белоснежными, и такими благословенно ледяными. Поезд мчался по пригороду, уже не в центре, но еще далеко от спальных районов, где выходило большинство пассажиров, люди окружали Антона, люди толкали его, прислонялись к нему, от них шло тепло, запахи духов, одеколонов, пота и еды. Мир вокруг стал адским коктейлем из сотен провоцирующих ингредиентов, и никакие горные вершины или лимоны справится с этим не могли. Поезд слегка качнуло, но Антону показалось, что они провалились в воздушную яму, и это была последняя капля, он понял, что снова проиграл. И эту битву тоже.