Страница 11 из 13
– Я не о том… – она запнулась. – Видите ли, Сергею всегда всё легко давалось в жизни, все его двадцать четыре года прошли ровно, гладко: ни трудности, ни критические ситуации, ни сложные житейские проблемы не коснулись его. Он из интеллигентной, обеспеченной семьи, где всё без исключения решалось его отцом, директором какого-то крупного завода, а на долю Сергея приходилось только подчинение. Единственным его самостоятельным шагом была женитьба: его родители были категорически против. Поэтому сейчас, в этом мрачном, ужасном месте, связанном со смертью человека и допросом у следователя, он сразу же раскис.
– Он просто эгоист, – жестоко отрезал я.
– Все мы в какой-то степени эгоисты, – философски заметила Лида.
– Мне кажется, жизнь была к вам менее благосклонна, нежели к вашему супругу, – произнёс я, заглядывая в её удивительные глаза.
– Вы правы, Максим, – печально улыбнулась она. – Я ведь уже была замужем. Мой первый муж погиб под Кандагаром.
– Простите, – смутился я, чувствуя себя настоящим ослом.
Она кивнула и отвернулась. Я решил сменить тему разговора и отвлечь её от невесёлых дум.
– А знаете, Лида, берите своего Сергея – и айда после обеда на лыжах! А? Мы с Григорием Адамовичем, моим соседом по номеру, уже собрались. Присоединяйтесь к нашей компании, нам всем нужна хорошая встряска.
Её лицо прояснилось.
– Он ведь у меня спортсмен, – с гордостью сказала она, и я не сразу сообразил, что она имеет в виду боготворимого ею Сергея, – академической греблей занимался. В прошлом году на чемпионате Европы в Берлине пятое место занял, даже приз получил. Не один, конечно, – с командой, – добавила она тихо.
– Если бы вы знали, Лида, как я завидую вашему супругу, – восторженно произнёс я.
– Вы бы тоже хотели заниматься академической греблей? – с воодушевлением спросила она.
– Возможно. Но я не о том. Ему крупно повезло, что он ослушался своих родителей и женился на вас. Вы, по-моему, лучший приз в его жизни.
Её щёки вспыхнули ярким румянцем.
– Не сердитесь, Лида, – сказал я с улыбкой.
– Я не сержусь, – улыбнулась она в ответ, и глаза её засветились благодарностью.
– Итак, после обеда я жду вас с Сергеем в холле первого этажа. С лыжами.
Она неуверенно посмотрела мне в глаза.
– Я попробую… его уговорить. И потом… знаете… после всего, что произошло… эта страшная смерть…
– Ну, теперь всё позади, теперь бояться нечего. Убийца арестован и увезён под надёжной охраной.
– Как! – удивлению её не было предела. – Его уже нашли?
– Так вы ничего не знаете? – в свою очередь удивился я. – И ничего не слышали о Хомякове?
– Ничего. Кто это?
– Вот так так. В таком случае спешу вас обрадовать, Лида: убийцей оказался один из отдыхающих, но он вовремя обезврежен и никакой опасности теперь не представляет. Это некто Хомяков.
– Не может быть! – воскликнула она. – Как быстро! Откуда вам всё это известно, Максим?
– Профессиональная тайна, – заговорщически подмигнул я ей и улыбнулся. – А если серьёзно, то всё это видел Мячиков – и отъезд милиции, и увоз Хомякова.
– Мячиков?
– Ну да, Мячиков, мой сосед по номеру.
– А! – поняла она и, озарённая внезапной мыслью, вскочила из-за стола. – Тогда я пойду, обрадую Сергея! Думаю, это известие излечит его от хандры. До скорой встречи, Максим!..
5.
Но поход на лыжах не состоялся. Внезапно повалил такой обильный и густой снег, что весь мир за окном превратился в единый гигантский сугроб, а наш дом отдыха – в замурованную в нём искорку жизни. Ко всему прочему столбик термометра резко подскочил до пяти градусов выше нулевой отметки.
– Ну и погодка, – произнёс Мячиков, глядя на сплошную белую стену за окном. – Вот и сходили на лыжах.
– Не беда, Григорий Адамович, – подбодрил я его, – сходим ещё.
– Разумеется, – подхватил он, – разумеется, сходим. Тут двух мнений быть не может.
Мячиков завалился на кровать с томиком Агаты Кристи, а я собрал свои пожитки и перебрался в соседний номер. Даже если отпала необходимость использовать его в качестве наблюдательного пункта, то храпеть, я думаю, Мячиков стал не меньше.
– Заходите вечерком, поболтаем, – напутствовал меня мой луноподобный сосед.
К вечеру весть о поимке преступника облетела весь дом отдыха. Люди вздохнули с облегчением, на некоторых лицах даже появились улыбки. Они делились впечатлениями, гурьбой высыпав из своих номеров, выплёскивали друг на друга накопившиеся страсти и в конце концов пришли к единодушному мнению, что, несмотря на в общем-то скорую развязку, оставаться в доме отдыха им всё же не следует, так как живы ещё впечатления от этого ужаса, который всем пришлось пережить. С тем и отправились к директору, дабы согласовать с ним порядок отъезда, а также вопрос о выделении транспортного средства, способного доставить всех желающих на ближайшую станцию. Но директор отказался выполнить просьбу отдыхающих, сославшись, во-первых, на погоду, и во-вторых, на незначительную поломку в автобусе, которую дня через два местный механик, он же водитель, обещал устранить.
– Поймите, товарищи, – увещевал он нас, – в такую погоду просто физически невозможно куда-либо добраться, тем более на неисправном автобусе. Видите, какой снег валит? Ладно бы ещё просто валил – так нет, он тут же тает. Если это светопреставление продолжится два дня, то нас всех зальёт – ведь здание расположено в низине. А вы мне толкуете об отъезде! Потерпите, прошу вас…
Что-либо возразить на вполне справедливые доводы директора не смог никто. Не удалось это и мне. Люди расходились понурые, разочарованные, но уже без прежнего страха перед друг другом и неизвестностью.
После ужина я слонялся по этажам, не зная, чем себя занять. Сидеть в номере мне не хотелось, идти к Мячикову я собрался чуть позже, где-то после девяти, а смотреть телевизор, который в этот вечер вновь включили (вчера, в день убийства, о нём никто и не вспомнил), мне было неинтересно. Совершенно случайно я оказался на втором этаже и, проходя мимо кабинета директора, сквозь неплотно прикрытую дверь вдруг услышал два голоса, один из которых заставил меня остановиться и прислушаться. В первое мгновение я подумал было, что ослышался, но вот дверь распахнулась, и мимо меня вихрем промчался мой старый знакомый Щеглов собственной персоной.
Да-да, это был именно он, Семён Кондратьевич Щеглов, старший следователь Московского уголовного розыска, с кем впервые я столкнулся около полугода назад при расследовании таинственной смерти профессора Красницкого. Это был именно тот человек, который внушал мне чувство искреннего восхищения, трепетного преклонения и глубокого уважения. Это был гений в обличии простого смертного.
Он вылетел от директора, больно толкнул меня плечом, буркнул на ходу «Простите!», мельком взглянул мне в лицо и… не узнал. Я хотел было окликнуть его, когда услышал сзади голос директора.
– Чудак человек, – произнёс тот, задумчиво глядя вслед уносившемуся Щеглову. – Все отсюда рвутся, а он, наоборот, сюда прикатил. Тоже мне – лыжный инструктор! Да какие ж теперь лыжи!.. – Директор махнул рукой и скрылся за дверью. А я бросился за Щегловым, смутно подозревая, что он назвался лыжным инструктором неспроста.
Щеглова нигде не было. Он словно сквозь землю провалился. Я ворвался в холл третьего этажа, надеясь перехватить его там, но оба крыла коридора были пустынны: почти всё население дома отдыха застыло у телевизора, пытаясь восполнить вчерашний пробел в телесериале «Вход в лабиринт» с помощью интуиции, логики и опыта. Мне ничего не оставалось делать, как вернуться в свой номер. Но едва я распахнул дверь, как Щеглов, приложив палец к губам, втянул меня внутрь и захлопнул её за моей спиной. Его суровое лицо тут же расплылось в улыбке, а железная пятерня тряхнула мою руку с такой силой, с какой, по-моему, обычно вправляют вывихнутый сустав.
– Говори, пожалуйста, в полголоса, – предостерёг он меня и только потом приступил к расспросам: – Ну как ты тут, дружище Максим? Сто лет тебя не видал. Всё дела, дела, сам знаешь. А ты тут, я вижу, в самой гуще событий оказался. Не страшно?