Страница 10 из 17
Дейц вручил Марии-Каролине два письма. Одно было от Берье, другое – от банкира Жожа.
Вскрыв письма, герцогиня увидела, что они были написаны симпатическими чернилами. Обработав письма реактивами, она стала их читать. Сворачивая второе письмо, она произнесла спокойным голосом:
– Банкир советует мне быть начеку, поскольку один человек, которого я считаю надежным, продал меня господину Тьеру за миллион франков…
И добавила с улыбкой:
– Этим человеком можете быть и вы!
Дейц смутился и пробормотал что-то невнятное в ответ…
Спустя десять минут он распрощался и ушел. Спускаясь с мансарды, он, проходя мимо открытой двери в столовую, увидел стол с семью приборами. Зная, что владельцы дома, девицы Гини, жили одиноко, он сделал вывод, что стол был накрыт для ужина герцогини и близких ей людей.
Он помчался к Жюли:
– Вы можете действовать. Однако поторопитесь: она знает, что ее предали!
Немедленно был отдан приказ, и тысяча двести солдат под командой генерала Дермонкура[26]окружили квартал, где находилось убежище Марии-Каролины.
Во время этой операции с доносчика на всякий случай не спускали глаз.
Вот как генерал Дермонкур описывает начало этой операции:
«Было около шести часов вечера. Погода стояла великолепная. Из окна своей квартиры герцогиня могла видеть, как на тихом небе вставала луна и в ее серебристом свете начали вырисовываться темные контуры древнего замка. Но тут господин Гибур, подойдя к окну, увидел блеск штыков приближавшейся к дому колонны солдат под командой полковника Симона Лорьера». В ту же секунду, отпрянув от окна, он закричал:
– Спасайтесь, мадам, спасайтесь!
Мадам немедленно помчалась наверх по лестнице[27].
Добравшись до своей мансарды, герцогиня и трое ее самых близких друзей: Менар, юная Стилит де Керсабиек и, естественно, дорогой ее сердцу Гибур, отодвинув чугунную плиту, пробрались на четвереньках в тайник.
Вот как Гибур излагает продолжение этой комичной сцены:
«Едва мы задвинули плиту, как в дом ворвались солдаты. Комиссар, который их возглавлял, сразу поднялся на мансарду, которую узнал по описанию предателя.
– Ага, это – зал для аудиенций, – воскликнул он.
Во всех помещениях были выставлены часовые, все улицы были перекрыты, все шкафы в доме открыты, пол и стены простуканы, во всех каминах был разожжен огонь, в том числе и в том, позади которого находилось наше убежище. Хозяйки дома, где скрывалась герцогиня, хранили присутствие духа. Они спокойно сидели за столом, а кухарка отказалась давать полиции какие-либо показания. После шести или семи часов бесплодных поисков префект дал указание уйти всем, за исключением нескольких человек, которые остались в комнатах.
Двое жандармов расположились в мансарде. Эти два молодчика для того, чтобы убить время, стали рассказывать друг другу похабные истории. К огромной радости Марии-Каролины.
– Как жаль, что я не смогу запомнить всего этого, – прошептала она с улыбкой».
Но радовалась она преждевременно, поскольку вскоре перед «узниками» встали серьезные проблемы. Ночь была сырой и холодной, и сидевшие в тайнике люди вскоре начали дрожать от холода. Прижавшись друг к другу, четверка замурованных заговорщиков принялась грызть куски сахара, которые Менар сообразил сунуть в карман.
Часам к десяти жандармы тоже замерзли и решили развести огонь в камине.
Мария-Каролина обрадовалась:
– Теперь-то мы согреемся!
Увы! Их убежище вскоре наполнилось густым дымом, и в нем стало невыносимо жарко. Обливаясь потом, задыхающиеся Мария-Каролина и ее друзья стали менять положение, «переворачиваясь с неимоверным трудом», как писал Гибур.
Чугунная плита раскалилась докрасна, и от ее жара загорелось платье герцогини. Все перепугались.
– Предоставьте это мне, – сказала Мария-Каролина.
И совершенно спокойно погасила огонь, помочившись на платье.
К одиннадцати часам жандармы уснули, огонь постепенно погас и положение затворников стало более или менее терпимым. Так прошла ночь…
– Может быть, утром они отсюда уберутся, – сказала тихо Мария-Каролина.
Но едва наступил рассвет, проснувшиеся жандармы снова развели огонь в камине. И сразу же убежище заговорщиков наполнилось ядовитым дымом.
«На этот раз, – пишет нам Гибур, – все надежды рухнули, герцогиня сдалась».
Толкнув ногой плиту камина, она крикнула:
– Погасите огонь, мы сдаемся!
С черным от копоти лицом, покрасневшими от дыма глазами, в обгоревшем платье, она на четвереньках выползла из камина. Оказавшись в комнате, она встала и заявила крайне изумленным жандармам:
– Я – герцогиня Беррийская. Вы – французы и люди воспитанные, и я вверяю себя вашей чести!..
Спустя несколько дней Дейц явился в министерство внутренних дел и потребовал обещанные ему пятьсот тысяч франков.
Тьер вручил ему пачку банкнот.
Но держал он их кончиками пальцев…
Глава 4
Герцогиня Беррийская рожает в тюрьме
Она рожала при разных обстоятельствах…
Чeрез несколько дней после ареста Марию-Каролину доставили на корабле в цитадель Блей, ставшую местом ее заключения.
В начале января полковник Шуссери, на которого была возложена ответственность по надзору за высокородной пленницей, сообщил маршалу Сульту о том, что герцогиня «весьма нездорова и капризна».
В цитадель был направлен доктор Жентрак. Осмотрев Марию-Каролину, он ограничился тем, что прописал ей успокоительные микстуры и ножные ванночки.
На другой день несколько успокоенный полковник Шуссери отписал в военное министерство, что у принцессы было всего лишь легкое недомогание. Но на всякий случай приписал:
«Живот ее, на мой взгляд, несколько округлился, однако это не было обнаружено врачом, хотя многие это заметили».
В тот же самый день адъютант полковника Шуссери лейтенант Фердинан Петипьер записал в своем дневнике:
«По походке и по размерам живота мадам выглядит женщиной, находящейся на пятом или шестом месяце беременности. Однако же я не могу сказать, что со времени ее прибытия сюда она располнела, так как я вижу ее ежедневно. Неужели она и вправду беременна?»
Вскоре этот же вопрос стали задавать себе все, кто ее видел. Все, кроме доктора Жентрака, упрямо продолжавшего утверждать, что недомогания Марии-Каролины являются следствием того, что она дышит влажным и холодным воздухом цитадели.
Шуссери заставил его тогда произвести более углубленный осмотр герцогини с тем, чтобы окончательно рассеять все сомнения. Вот как описывает сцену медицинского осмотра Петипьер:
«Врач решил задать вопрос прямо, но она, не дослушав до конца, прервала его:
– Я поняла, что вас интересует! Вы хотите знать, беременна ли я, не так ли? Так вот: это – моя четвертая беременность!
Сказав это, она встала со стула:
– Пожалуйста, мсье Жентрак, вы можете убедиться в этом сами – пощупайте мой живот! – и распахнула перед ним свои одеяния.
И пока Жентрак производил беглый осмотр герцогини, оставшейся в нижнем белье, она сама взяла свой живот ладонями и сильно сжала его.
– Вот видите, – произнесла она с гордостью, – я беременна! Вы окажете мне большую услугу, если избавите меня от этого уродства.
Снова попавшись на уловку Марии-Каролины, доктор Жентрак явился к полковнику Шуссери и с важностью заявил:
– Я не думаю, что герцогиня беременна. Ее живот раздулся вследствие увеличения селезенки.
Прописав все те же ножные ванночки и растирания, он уехал.
Озадаченный полковник, чье недоумение возрастало с каждым днем, решил обратиться в военное министерство с просьбой прислать к нему врачей из Парижа. Сульт выбрал для этого старейшину медицинского факультета доктора Орфила и доктора Овити, некогда лечившего Марию-Каролину. Оба врача прибыли в Блей 24 января. Увидев их в своей комнате, герцогиня сначала испугалась, но потом взяла себя в руки и заявила, что готова разрешить им осмотреть себя.
26
Генерал Дермонкур. Вандея и Мадам.
27
Гибур. Обстоятельства ареста Мадам.