День отца

Город из снов

Я поднимался на таком длинном эскалаторе впервые, это вообще было впервые в моей жизни, посещение метро. Следил за потолком, как он проскальзывает у меня над головой. Движение чем-то напоминало лифт, но в лифте ничего не видно, а тут мы двигались, или двигалось пространство. Я испытывал волшебное ощущение нереальности и, чтобы не потеряться от эмоций, ещё сильней сжимал руку отца. Мы ехали на одной ступеньке, он улыбался и говорил, говорил, рассказывал, как когда-то тоже впервые попал в метро в детстве, и у него были схожие ощущения. Я слушал через слово, и мне больше передавалось его позитивное настроение, чем понимание того, о чём он говорил.

Этот длиннейший подъём закончился светлой станцией, в окна обильно попадали солнечные лучи. Я посмотрел на Повелителя Огня, которого держал в руке, представителя последней коллекции LEGO Bionicle, которого мне купил отец. Зеркальный меч моего героя рассекал солнечные лучи, пока мы шли к выходу. Солнечные зайчики прыгали по окружающим нас людям, попадали в глаза, и это вызывало нескрываемый восторг. Мне было весело. Открылись большие двери выхода, и я зажмурился от света, меня ждал огромный мир. Он должен был стать ярким и запоминающимся, с большим количеством эмоций – так мне обещал отец. Но все это умещалось всего в четыре буквы. Мы приехали на ВДНХ.

Огромная арка входа с величественными колоннами представилась большой крепостью. Мы шли, шли, мне казалось, что я так много ещё никогда не ходил, но на самом деле мы всего лишь дошли от метро до входа на ВДНХ. Хотя это старое название, теперь этот комплекс назывался ВДЦ, но отец почему-то называл его, как в былые времена.

Вот смотри, как я тебе и обещал, – отец показал вокруг рукой, его лицо сияло.

Что обещал? – скромно спросил я, понимая, что звучит это как-то по-детски.

Я ехал поступать в институт, ехал в Москву один, и вот я с отцом, мне почему-то лет десять. Я как бы всё понимаю, но мои детские эмоции преобладают над моими взрослыми мыслями.

Папа…

Да, сынок, – отец не давал мне сказать, он сразу отвечал, это могло бы показаться навязчивостью, но я же ребёнок, мне нужно внимание, и вот оно.

Па-а-ап, смотри-и-и-и...., – это самое популярное детское словосочетание. Хотя, наверное, более популярное “мама, посмотри”. – Колесо обозрения!

Оно было огромным, с большими и малыми кабинами, можно было выбрать, на какой ехать. Я удивился той лёгкости и искренности, с которыми из меня вырвался этот возглас. Отец улыбался и тянул меня к колесу:

Быстрее тогда за билетами, нам надо многое успеть, сынок!

Мы спешили, а мимо нас проносились паровозик, дети на радиоуправляемых машинках, продавцы воздушных шаров и сладкой ваты, мыльные пузыри. И я понял, что совсем не ощущаю изнуряющей жары и тяжести воздуха. Мы ещё не дошли до кассы, а я уже был удовлетворен тем, что у меня теперь есть этот день, хотя он ещё только начинался.

Я поднимался над городом, как мыльный пузырь в безветренную погоду, не торопясь и оглядываясь по сторонам. Вкус кисловатого мороженого с чёрной смородиной наполнял детские вкусовые рецепторы маленьким экстазом. Я понимал, что за свои неполные 18 лет ни разу не ел такого мороженого. Хотя всё о чём я мог подумать, оказавшись в обычной ситуации, что в этом мороженном нет ничего обычного. Но сейчас, у меня изменилось восприятие во всех аспектах до уровня ребёнка.

– Па-а-а-п, вот это вкуснятина! – выпалил я, не отрываясь от его счастливого лица. Мы смотрели друг другу в глаза несколько секунд, я видел, как он счастлив в этот момент, и меня это бесило. Я пытался контролировать своё раздвоенное сознание. Отец манипулировал моим внешним Я, которому всего 10 лет, а Я внутренний, взрослый, не мог вырваться наружу, чтобы дать ему понять, что не всё так просто, я уже не тот мальчишка, которого он видит перед собой.

– Купишь ещё? – я наелся, но моё детское желание обладать этим ещё раз выстрелило сквозь мои амбиции взрослого. На самом деле мне хотелось спросить, сколько я теперь за мороженое должен.

– Сейчас спустимся, и можем пойти нормально поесть, но тогда будет тяжело кататься на каруселях. Поэтому, может, давай сначала отожжём по полной?

– Дав-а-а-й, а это как? – что он вообще имел ввиду, он же старый уже. Отжигатель года.

– Сейчас увидишь.

После колеса мы пошли на американские горки, потом на свободное падение и пару сумасшедших каруселей. На автодроме каждый катался в своём автомобиле, я пытался догнать отца, наблюдая, как проносятся мимо в машинах мужики со своими детишками. Я вспомнил реальные моменты своей жизни: когда был поменьше, мы также катались с отцом в старом парке в Волжском – в одной машине. В нас кто-то врезался, и я ударился коленкой и рассёк её о ребро жесткости. Мне было страшно и больно, я плакал. Отец вынес меня на руках с аттракциона, зализал мою рану, как старый волк, и поставил на ноги. "Ну, теперь всё, ты снова живой и здоровый", – именно эти слова звучали в моей голове. Я нёсся на машине по кругу, наблюдал, как он оборачивается и ехидно смеётся. Нам было весело, и я уже не помнил, что всё это началось от нехватки воздуха в метро и голода – я снова был живой и здоровый. Это маленькое счастье, как предатель, резало мне душу, я не мог согласиться со всем этим. Мне хотелось диалога, хотелось задать вопросы, но я только просил попить лимонада, покушать бургеров и шоколадок, новые игрушки, и ещё больше и больше аттракционов.

– Дай мне руку.

– Зачем?

– Давай, давай, это комната страха.

– Ну и что, я уже взрослый, – вот он я, начинаю проявляться.

– Ну ладно, смотри, там темно, потом не сможешь меня найти.

– Ну ладно, – я протянул руку, потому что он меня убедил. Он манипулирует мной.

Все взрослые пытаются манипулировать. Почему?

– Если будет нестрашно, можешь потом отпустить, – очень странный подход, я

был не готов к такой альтернативе. Скажу больше, я, десятилетний, после слов отца вцепился в его руку ещё сильнее, и от моей вредности не осталось и следа.

В комнате страха мне было по-настоящему страшно. Я не увидел ничего мерзкого или отталкивающего, просто там была гнетущая музыка и холодная атмосфера. Я не мог контролировать свои эмоции. Я внутренний боялся так же, как и Я внешний, и это только усилило мой шок. Дети боятся больше от незнания, и боятся не так глубоко, как взрослые тоже от незнания. Я, взрослый, боялся уже за себя десятилетнего, которому так страшно. У меня внутри случилась производная от страха, и я закричал. Нас такая обстановка только сблизила, отец быстро вывел меня на свежий воздух. После аттракциона я был бледен и молчал несколько минут. Мы сидели на лавке, и отец, улыбаясь, ждал, когда я приду в себя. Я не мог понять, чему он радуется, это маленькое издевательство над своим сыном или что-то патологическое в его голове. И он как бы ответил на мой немой вопрос:

Сынок, сегодня ты получил маленький жизненный опыт, он очень маленький по

сравнению в целом с жизнью. Да, тебе было страшно, но все же не так сильно, если бы ты был там один. К сожалению, жизнь так устроена, что со своими страхами мы остаемся гораздо чаще, чем того бы хотелось… Надо быть готовым к этому.

Мы сидели на лавке, держась за руки. Я совсем забыл о голоде, и угасающее чувство страха разжигало внутреннее тепло к человеку, который сейчас был рядом. Я сжал его руку ещё сильнее и потихоньку начал приходить в себя. Было очень приятно, что отец мне ни в чём не отказывал в этот день. И странное неизведанное ранее чувство окутывало меня, он не отказывал мне в самом главном – в своей любви.

Любовь

Моя младшая сестра Кира нашла меня в соцсетях, когда мне было 16. Нам не о чем с ней общаться. Я думал так потому, что отец со мной уже никак не контактировал, мне было неинтересно, что там у него и, исходя из его вопросов ко мне, я понимал, что они не особо искренние. Только "для галочки" я подтвердил дружбу, чем вызвал шквал вопросов от своих друзей и подруг: что это за мелкая девчонка с такой же фамилией, как у меня?