Страница 4 из 21
Сохранившиеся сведения позволяют также составить представление о размерах физиологического минимума и для ратников. Для XVIII в. общепринятая годовая норма зерна на душу (имеется в виду взрослый мужчина – работник) равнялась 24 пуда или, в пересчете на калории, 3200 ккал в день. С учетом же расходов на прокорм скота и продажу зерна на рынке «норма» падала до 18 пудов на душу или даже ниже, что в переводе на калории составляло 2100–2400 ккал/сут. Отечественный историк Л. В. Милов, который привел эти цифры, отмечал далее, что «годовая потребность в зерне для крестьянина в три четверти – это суровый режим очень скудного питания (выделено нами. – В. П.), жесткий режим экономии…». При этом, продолжал он, «для XVIII–XIX столетий такая норма (но только для питания) была общепринятой. Она была принята в армии, она же фигурирует и в научной литературе на XIX в. …»[20]
Можно ли попытаться найти некие усредненные показатели размеров «пайка» для служилого человека, к примеру, на XVI в.? Любопытные сведения на этот счет сохранила Литовская Метрика. Так, в 1562 г. великий князь Литовский пожаловал двух московитов, «перелетевших» на его сторону, своим «кормовым» жалованьем. Его размер составил (на каждого) по бочке жита, бочке солода, 2 корца крупы, 2 корца гороха, пуд соли, полть свиного мяса на квартал и дополнительно к этому деньгами на свежее мясо, рыбу и сукно – 4 копы грошей (240 грошей) на год[21]. В аналогичном случае спустя четыре года другим четырем московским перебежчикам было обещано аналогичное кормовое и денежное жалованье – на квартал бочку жита, бочку солода, полбочки крупы, полбочки гороху, свиная полть, пуд соли и на рыбу со свежим мясом копу грошей[22]. Зная примерный объем и вес бочки и корца жита и крупы, можно предположить, что в таком случае дневной «паек», обещанный от великокняжеского «скарба» каждому московскому сыну боярскому, равнялся примерно 1 кг ржи, четверти килограмма крупы, столько же гороху, несколько меньше полфунта свинины и 20 г соли. Калорийность такого «пайка» составила бы в таком случае примерно 4,5 тыс. ккал/сут.
Делопроизводство московских приказов столь подробных росписей выдачи «корма», к сожалению, не оставило. Из сохранившихся документов можно лишь представить примерные размеры хлебного жалованья (как, например, в 1578 г. в ливонских крепостях стрельцам и казакам полагалось «на месяц по осмине человеку ржи…», или чуть больше 1 кг ржи, то есть те же самые 24 пуда в год[23]) и дополнительного «приварка» (в уже упоминавшемся выше наказе Ивана III посольскому приставу Федору Далматову указывалось, что надлежит выдавать «на станех» (то есть ежедневно) «татаром царевым Менли-Гиреевым людем, девяти человеком: тушу баранью, да полгривенки соли, да ставец заспы…»[24] Другой пример – в октябре 1591 г. стрелецкий голова Иван Кашкаров получил из Стрелецкого приказа предписание выступить из Астрахани в Москву на «немецкую службу» (на войну со шведами) со своим приказом конных стрельцов. По дороге в городах Темникове и Кадоме стрельцам Кашкарова надлежало «поопочинуть день пять или шесть», взяв на месте «корму» из расчета «на десять человек по полуосмине круп, по полуосмине толокна…»[25]. Но если предположить, что служилые люди должны были к этому казенному «приварку» добавлять свой собственный хлеб/сухари, то мы выходим на ежедневную «норму» примерно в 4 тыс. ккал. И с достаточно высокой степенью уверенности можно предположить, что эта «норма» применима не только к XVI в., но и к более поздним, и к более ранним временам.
Безусловно, подчеркнем это еще раз, применительно к XV–XVI вв. (и тем более к XIII–XIV вв.) вести речь о некоем «стандартном» «пайке», который должен был непременно получать служилый человек в походе, было бы преждевременно. Однако это вовсе не означает, что он должен был довольствоваться той самой Герберштейновой пустой похлебкой из толченого проса и воды на протяжении всей кампании, которая могла длиться месяцами и включать в себя и долгие переходы, и набеги, и «прямое дело»[26]. И как полуголодный ратник должен был биться в таком случае с неприятелем «лучным и вогненным боем» и «ручным сечением»?
Для ответа на этот вопрос необходимо определиться: а как, собственно, решалась проблема снабжения русских ратей в те времена? Простейший и самый древний способ – переложить ее разрешение на плечи самих служилых людей, пускай они сами озаботятся тем, чтобы взять с собой в поход необходимый провиант для себя и фураж для своих коней, боевых и вьючных. Так, приняв решение отправиться в поход на непокорных казанцев, юный Иван IV и Боярская дума осенью 1545 г. отправили в Новгород грамоту, согласно которой новгородцы должны были «нарядити» почти 2 тыс. конных людей и 2 тыс. пищальников, половину – конных, а другую – пеших. При этом в грамоте указывалось, что «те б пешие пищалники были в судех, а суды им собе готовити собою; а у конных людей, и у пищалников у конных, суды были ж, в чем им корм и запас свой в Новгород в Нижней провадити»[27]. Другой пример – в 1553–1554 гг. царским указом посошным людям из Углича, Дмитрова, Зубцова, Белой и Твери, которые должны строить и ремонтировать засеки под Тулой, «корму тем посошным людем велено с собою имати своего и конского до тех мест, как лес листом оденетца…»[28]. Третий, не менее характерный случай – в преддверии Полоцкого похода Иван Грозный «по городом велел послати грамоты, чтоб дети боярские по тем местом, где которым велено были, однолично были и запас пасли на всю зиму и до весны…» (примечательно, что формулировка эта от века практически не менялась – достаточно сравнить это требование с аналогичным предписанием служилым людям, но датированным 1673 г.: «И всяких чинов служилым людем сказать, чтоб они к нашей государевой службе были со всем наготове, лошади кормили и запасы пасли…»[29]). При этом в грамоте четко были оговорены и сроки начала кампании, «Николин день осенний», и, как видно из цитаты, ее примерная продолжительность (то есть предполагалось, что кампания продлится с 6 декабря и до 1 марта, три месяца).[30]
Столь же древним, как и первый, способом снабжения ратей (и, надо сказать, неплохо с ним уживавшимся) были реквизиции (или, как их именовали в летописях и актах, «силное имание») провианта и фуража у местного населения проходящими войсками. Его порядок хорошо просматривается из актовых материалов. Так, в 1564 г. Иван IV выдал игумену Чудова монастыря Левкию с братиею «жаловалную» грамоту, из текста которой следовало следующее: «А наши князи и бо[яре, и дети боярские, и ратные], воеводы, и ловчие, и псари, и бобровники, и всякие ездоки в тех их селех и в деревнях не ставя[т]ца, [ни к]ормов, ни подвод, ни проводников у них не емлют. И гонцы мои подвод, ни проводников у них не емлют же, опричь ратных вестей»[31]. Таким образом, проходя через города и села, ратники имели право требовать с поселян и посадских не только «корм», но еще и подводы и проводников-вожей.
На неприятельской же земле действовал в полную силу пресловутый принцип «Война кормит войну». Характерным примером тому может служить зимний 1534/35 г. поход русских войск в Великое княжество Литовское во время Стародубской войны 1534–1537 гг., длившийся с конца ноября по начала марта (те самые три месяца, как Полоцкий и целый ряд других походов – в первую очередь зимних!). За это время государевы воеводы огнем и мечом опустошили «королеву державу» «от Смоленьского рубежа» до «Немецкого», «у городов посады жгли, и волости и села королевы и панские жгли, а людеи пленили без-численно множество, а животину секли и многих людеи побили». В итоге, по словам летописца, русское «воинство, цело и здраво приидоша в Опочку с великою корыстию и со многим пленом…»[32].
20
Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 2001. С. 388–389.
21
Метрыка Вялiкага княства Лiтоўскага. Кнiга 44. Кнiга запiсаў 44 (1559–1566). Мiнск, 2001. С. 66.
22
Lietuvos Metrika. Kn. № 51 (1566–1574). Vilnius, 2000. S. 60.
23
Памятники истории Восточной Европы. Т. III. Документы Ливонской войны (подлинное делопроизводство приказов воевод) 1571–1580 гг. М.; Варшава, 1998. С. 108, 110, 116.
24
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымской и Нагайской Ордами и с Турцией. Т. I. С. 441–442.
25
Акты служилых землевладельцев. Т. IV. М., 2008. С. 137.
26
Любопытно в этой связи свидетельство князя Андрея Курбского. Рассказывая о своем участии в Казанском походе 1552 г., он писал, что после того, как был отбит набег крымского хана Девлет-Гирея на Тулу, Иван IV направил часть своих сил «чрез Резанскую землю и потом чрез Мещерскую» и далее степью («великими диким полем») для бережения от внезапного удара со стороны ногаев. «И аки бы по пяти неделях гладом и с нуждою многою доидохом Суры, реки великие, – продолжал далее Курбский, – на устья Барыша речки, идеже и он (то есть Иван IV. – В. П.) в тот же день с войски великими прииде. И того дни хлеба сухого наядохомся со многою сладостию и благодарением, ово зело драго купующе, ово позычающе от сродных и приятел, и другов: бо нам его было не стало аки бы на 9 дней…» (Курбский А. М. История о делах великого князя московского. М., 2015. С. 32). Этот пассаж можно трактовать как указание на то, что собственных запасов сухарей рати, посланной окольным путем, хватило только на 9 дней (ср.: Chase K. Firearms. A Global History to 1700. Cambridge, 2003. P. 17), после чего войско было вынуждено питаться подножным кормом, промышляя, по словам Курбского, охотой и рыболовством.
27
Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Императорской Академии наук. Т. I. 1294–1598. СПб., 1836. С. 184.
28
Акты служилых землевладельцев. Т. I. М., 1997. С. 207.
29
Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. VI. СПб., 1857. С. 253.
30
Баранов К. В. Записная книга Полоцкого похода 1562–1563 годов // Русский дипломатарий. Вып. 10. М., 2004. С. 123. Для сравнения – готовясь к походу на Астрахань, крымский «царь» Девлет-Гирей I заявил османскому Касым-паше, что «запас деи татарский знаешь – у татар деи запас будет на месяц, и в силах – на два, а болши деи того запасу у них не будет» (Посольская книга по связям Московского государства с Крымом. 1567–1572 гг. М., 2016. С. 175). Это при том, что, согласно сведениям Книги Большому чертежу, «от Царева города (Царев-Борисов, ныне не существующий город на территории Харьковской обл. – В. П.) до Перекопи скорою ездою ехати 5 дней, а с телегами ехати 2 недели» (Книга Большому чертежу. М.; Л., 1950. С. 67). Без обоза же из расчета 1 телега на 5 человек татары в большой поход не вступали (см., например: Посольская книга по связям Московского государства с Крымом. 1567–1572 гг. С. 225).
31
Кобрин В. Б. Две жалованные грамоты Чудову монастырю: (XVI в.) // Записки отдела рукописей ГБЛ. Вып. 25. М., 1962. С. 319.
32
Летописец начала царства // ПСРЛ. Т. XXIX. М., 2009. С. 15.