Страница 5 из 17
Конечно, Троцкий с его громовым красноречием, с его романтической, в духе Французской революции, страстностью, с его ролью героя-главнокомандующего Красной армией, победителя белых, был образцом для тогдашних молодых людей, в свои незрелые годы ставших во главе фронтов, Чека и прочих ответственных учреждений».
Даже школьные тетрадки выпускались с портретом Троцкого и цитатой, взятой из одной из его речей: «Грызите молодыми зубами гранит науки».
На V съезде в октябре 1922 года комсомол принял шефство над Красным флотом. Когда объявили «Слово предоставляется народному комиссару по морским делам товарищу Троцкому», в зале, как указано в стенограмме, начались «бурные, долго не смолкаемые аплодисменты». На пленуме ЦК РКСМ по случаю пятилетия комсомола под крики «ура» Троцкому присвоили звание почетного комсомольца.
В 1923 году многие партийные организации голосовали в поддержку идей Троцкого, считая их вполне разумными. На стороне Троцкого оказалась учащаяся молодежь, студенты, преподаватели, ученые, то есть образованная и интеллигентная часть партии. Она жаждала полнокровной духовной и политической жизни.
Много позже один из руководителей партии Анастас Иванович Микоян втолковывал молодым членам ЦК, плохо осведомленным о реальной истории партии:
– В двадцать третьем году Троцкий выдвинул лозунг внутрипартийной демократии и обратился с ним к молодежи. Он собрал много голосов студенческой молодежи, и была опасность, что он может взять в свои руки руководство партией. Не надо забывать, что Троцкий был тогда членом политбюро, ратовал за внутрипартийную демократию. Надо знать психологию того времени и подходить к фактам исторически…
Настроения молодежи беспокоили Сталина. На пленуме ЦК в январе 1924 года генсек возмущался:
– Молодые члены партии, они ищут правды, они говорят на собраниях: «А мы знаем, как у вас на политбюро, в ЦК и ЦКК вопросы разрешаются, вы распяли на кресте товарища Троцкого». Это не так, дорогие товарищи.
Генсеку вторил первый секретарь Северокавказского крайкома Анастас Микоян:
– Учащаяся молодежь пошла за оппозицией, пошла потому, что оппозиция пошла в массу со всеми запрещенными документами… Проявились попытки привить в нашей партии принципы формальной демократии, формального равенства и прочее… Применение демократии даже с ограничениями чревато величайшими опасностями.
Секретарь Нижегородского губкома Николай Александрович Угланов, приехав в Москву, побывал в Коммунистическом университете имени Я. М. Свердлова. Рассказал на пленуме ЦК, что его неприятно поразила студенческая свобода:
– Студенты старшего курса приглашают лектора по экономическим вопросам, никого не уведомляя. Демократия демократией, а организационные формы организационными формами. Тут нужно бить по зубам. Нам нужно конкретным образом изменить отношение и к комсомольцам. Нам нужно перестать таскать их на рабочие собрания. Это безобразие. Не лезь, куда тебя не приглашают.
Сталин отметил готовность Угланова дать в зубы, сделал его секретарем ЦК и руководителем московской партийной организации. Потом, впрочем, расстрелял.
Сталин быстро овладел основными механизмами управления. Но, даже став генеральным секретарем, он не был первым человеком в партии. При Ленине в чиновничьей иерархии занимал третье место – после Ленина и Троцкого. Об этом свидетельствует рассылка партийных и правительственных документов. Скажем, на секретных материалах Главлита (цензура) значилось: «Настоящий бюллетень разослан следующим товарищам: 1. Тов. Ленину. 2. Тов. Троцкому. 3. Тов. Сталину. 4. Тов. Каменеву…»
В двадцатые годы члены политбюро чувствовали себя уверенно, действовали самостоятельно, спорили со Сталиным, иногда не принимали его предложения. Для них Иосиф Виссарионович – не вождь, а первый среди равных. Ему приходилось считаться с их мнением, договариваться с ними. А вот новый правящий класс безоговорочно поддерживал линию Сталина, который устроил аппарату комфортную жизнь. Молодые чиновники наслаждались благами, которые прилагались к власти.
Информотдел ЦК докладывал высшему руководству:
«Руководящая группа работников (не только узкий круг верхушки) систематически занимались пьянством, кутежами, картежной игрой, растратой государственных денег, вербовкой в специальных целях сотрудниц учреждений (Иркутск, Славгород, Херсон, Вельск)… Для всех этих организаций является характерной атмосфера замалчивания, безнаказанности и круговой поруки со стороны ответработников».
Один из большевиков вспоминал, как Иваново-Вознесенский губком партии направил его на неделю в Родники – крупный центр текстильной промышленности: «Водка и самогон даже в рабочее время, вечерами игра в карты и кутежи. Молодая заведующая женским отделом райкома партии пригласила меня на собрание работниц-текстильщиц. С энтузиазмом говорила, что советская власть дала женщине полную свободу. Но для нее самой «свобода» обернулась печальной стороной – она заболела венерической болезнью. После собрания она с непривычной для меня откровенностью возмущалась: «Какая же райкомовская сволочь наградила меня?»
В качестве создателя армии Лев Давидович был на месте – тут-то и пригодились его бешеная энергия, природные способности к организаторской деятельности, интеллект, мужество, решительность и жестокость. Всю войну Троцкий железной рукой держал армию. Когда война кончилась, он остался без дела.
Создается такое ощущение, что Троцкому стало скучно. Напряжение борьбы спало, и его охватила какая-то апатия. Обычная повседневная работа или аппаратное интриганство – это было не для него. Лев Давидович не знал, чем заняться. Высказывался на все ключевые темы, причем резко и публично, страшно раздражая других руководителей страны, предпочитавших все решать в узком кругу.
Положение Троцкого в партии зависело от Ленина. Когда Ленин умер, его звезда закатилась, потому что он ничего не сделал ради удержания власти.
Бывший член политбюро и друг Ленина Григорий Зиновьев предупреждал Троцкого:
– Вы думаете, что Сталин не обсуждал вопроса о вашем физическом устранении? Обдумывал и обсуждал. Его останавливала одна и та же мысль: молодежь возложит ответственность лично на него и ответит террористическими актами. Он считал поэтому необходимым рассеять кадры оппозиционной молодежи.
Хуже всего пришлось академическим институтам и высшим учебным заведениям, откуда выкинули лучших студентов и наиболее квалифицированных преподавателей. Чистка самым бедственным образом отразится на состоянии отечественной науки.
Карьерная и амбициозная молодежь поддержала Сталина, который дал им то, в чем отказывал Ленин. Сталин возмущенно говорил, что «старики» мешают новым кадрам продвигаться, и ловко натравил молодых секретарей на своих политических соперников, на оппозицию, которая была представлена старыми партийцами еще с подпольным стажем. Это был один из главных его лозунгов – обновление руководства за счет молодняка. Высшие должности отдавал людям, которые своим восхождением были обязаны не собственным заслугам, а воле Сталина. Они его за это боготворили. Молодые секретари помогли Сталину в борьбе против его оппонентов.
В апреле 1924 года пленум ЦК РКСМ удовлетворенно констатировал: «Дискуссия выявила полное понимание большинством членов союза молодежи его роли как резерва и помощника партии, готовность широких масс комсомольцев приложить все силы для выполнения задач, поставленных коммунистической партией».
– У молодняка уже нет такого ореола вокруг Троцкого, как раньше, – радовались комсомольские секретари. – Мы сказали молодежи, кто такой Троцкий. Мы сказали, в чем состоит троцкизм.
10 мая 1924 года нарком просвещения Анатолий Луначарский жаловался наркому внешней торговли Леониду Красину: «Я считаю чрезвычайно важным достичь благоприятного процентного соотношения пролетариев и не-пролетариев в нашей партии, но я никак не думал, что это будет достигаться одновременным разгромом интеллигентской части партии… Атмосфера, создавшаяся за последнее время в партии, чрезвычайно тягостная… Люди начинают бояться друг друга, боятся высказать какую-нибудь новую свежую мысль, судорожно цепляются за ортодоксию, судорожно стараются заявить о своей политической неблагонадежности, а часто подтвердить ее бешеными нападениями на соседей… Я не знаю, Леонид Борисович, что мы можем предпринять».