Страница 8 из 17
Обычное английское human being в переводе лучше заменять естественным человек, и напрасно порой допускают уродливую кальку "человеческое существо"! Лишь очень редко, в произведениях старой классики, уместно какое-нибудь (может быть, даже прелестное) создание.
"Есть одна особа - она добра, чиста, преданна, она любила бы меня". Это перевод одного старого романа. В подлиннике даже не person, просто one. И куда вернее, естественней по-русски: Есть одна чистая душа - добрая, преданная...
"Седая, исхудавшая, беспомощная фигура" - сказано о старике, и хочется эту "фигуру" расшифровать, обратить некий икс в конкретный образ. Допустим, нельзя просто "старик" - рядом "состариться" (впрочем, можно заменить: одряхлеть, прожить свой век). Но в полном согласии со стилем автора можно найти иную замену, пусть даже "тень", только бы не переносить из чужого языка бесцветное, обобщенное figure.
Или: "Фигура женщины поместилась в карету" - право же, лучше бы сама эта женщина уселась в карету. Без словесной алгебры стало бы живее, зримее.
А сколько этих фигур, уже не навязанных иноязычным подлинником, наши авторы пускают разгуливать по страницам отечественной прозы!
Еще один распространенный алгебраический значок, обычный штамп и живучий паразит нашей речи - расхожее словечко вещь. "Я тебе скажу одну вещь" - а верней бы: вот что я тебе скажу (если за этим следует что-то конкретное), либо, напротив: я тебе кое-что скажу. В перевод эти вещи попадают еще и по милости французского chose, английского thing. А куда как лучше получается без этой пустопорожней скорлупки.
"Странная вещь, до чего она меняется..." - так в хорошем переводе думает о женщине герой одного хорошего романа.
Не лучше ли: Странно (или - как странно, вот странно), до чего она меняется...
А в плохом переводе встретишь и такое: "Похороны на море не входят в число радующих зверолова вещей".
Или человек кричит со сна. "С ним и после бывали такие вещи". А почему не: бывало такое, так бывало.
Старик думает о смерти: "Одна вещь печалила его в предчувствии конца". А по-человечески было бы: Только одно его печалило.
Даже когда "вещи" употреблены в не столь отвлеченном и обобщенном смысле, они отнюдь не украшают художественную прозу и лучше обойтись без них.
Героиня одного романа, как уверяет переводчик, "пела восторженные дифирамбы" другой, которая "была так очаровательна и так превосходно умела носить вещи". А здесь по смыслу, по интонации верней бы: первая восхищалась второй, превозносила ее (хвалы эти произносятся не в лицо, а за глаза) она... так хорошо одевалась!
Французское qualite, английское quality часто переводят первым по словарю значением - качество, а оно гораздо чаще означает достоинство. Мать мечтает, чтобы сынишка "унаследовал все качества отца, не будучи..." - она не договорила, отец малыша погиб слишком недавно, она еще не смеет вслух заговорить о его слабостях, но видеть в сыне хочет явно не все отцовские качества, а именно достоинства.
"Я слыл человеком щедрым и действительно был таковым". А надо бы: так оно и было, и это была правда, и в самом деле скуп не был.
Или: "В этой сфере (герой) хочет быть единственным, и он им остается". А по-русски естественней: и ему это удается (либо - и добивается своего).
- Непременно пойди навести мать.
- Да, я это сделаю.
Опять ответ буквальный, дословный.
Англичанин не повторит один и тот же глагол дважды, а на второй раз заменит его универсальным to do. Но по-русски говорят: Да, я пойду, а лучше да, конечно (непременно). И однако опять и опять, даже в очень современной прозе, где нужна особенно свободная, непринужденная интонация, читаешь все то же:
"Возьми (пленника) себе. Храни его хорошенько". И в ответ буквальное, скучное, вымученное: "Я это сделаю". А в согласии со всем тоном рассказа, с нравом говорящего надо куда непринужденнее: а как же! (или - еще бы!).
Словесная алгебра присуща отнюдь не только переводу, она тоже признак канцелярита, ее сколько угодно и в наших журналах, газетах, книгах. И она всегда портит, сушит, обесцвечивает любой разговор и любую повесть.
А если без них?
Влюбленные повздорили. После размолвки, оставшись один, влюбленный юноша старается понять: как это случилось? Думает он об этом так: "Мы совершили ошибку, и вот ее неизбежный результат".
А дело-то происходит в середине XVIII века, и герой романа - хоть и грамотный, но простодушныйюнец, притом недавно из деревни. Отчего же он так странно выражается?
Да оттого, что у автора-англичанина есть слово result. И переводчик, возможно, рассудил: зачем это слово переводить, существует же оно и в русском обиходе. А возможно, и не рассуждал, а попросту механически перенес этот самый результат в русский текст.
А результат ни ко времени, когда развертывается действие романа, ни к обстоятельствам (ссора влюбленных!), ни к характеру героя никак не подходит. Куда правдоподобней в устах этого героя прозвучало бы: и вот к чему она (ошибка) привела, и вот что из этого вышло.
Тот же юноша (весь роман написан от его лица) говорит: "Я долго бродил в одиночестве и читал сам себе нотации".Пожалуй, он еще мог бы читать себе нравоучения, а в согласии с его характером и с эпохой вернее: сам себе выговаривал, осыпал себя упреками.
А вот другая книга, где тоже рассказ идет от первого лица, то есть требует особенно естественной, непринужденной интонации, да и герой-рассказчик еще моложе - совсем мальчишка, ему всего 14 лет, и время еще более раннее - XVI век... И однако в переводе он изъясняется то как современный архитектор, то как музыкальный критик: "Планировка города" - там, где можно хотя бы: расположение улиц. "Я хорошо помнил... модуляции ее голоса", а можно: переливы или - как звучал ее голос.
"Я... провожу рекогносцировку" - говорит не военный, а одна женщина другой о своих попытках нащупать почву, разузнать, как бы той помочь.
В романе о жизни венгерской деревни, притом деревни не современной, а XVII века, герой выражается так: "Перед лицом компетентных судей... я изложу оправдывающие меня моменты".