Страница 11 из 13
означает "Я думаю", "Я представляю себе это так-то и так-то". Выражение "У меня есть желание" означает "Я желаю"; "У меня есть намерение" - "Я хочу" и т.
д."
Спустя столетие после того, как Дю Маре обратил внимание на это явление замены глаголов существительными, Маркс и Энгельс в "Святом семействе" обсуждали эту же проблему, но только более радикальным образом. Их критика "критической критики"
Бауэра включает небольшое, но очень важное эссе о любви, где приводится следующее утверждение Бауэра: "Любовь... есть жестокая богиня, которая, как и всякое божество, стремится завладеть всем человеком и не удовлетворяется до тех пор, пока человек не отдаст ей не только свою душу, но и свое физическое "Я". Ее культ, это - страдание, вершина этого культа - самопожертвование, самоубийство".
В ответ Маркс и Энгельс пишут: "Бауэр "превращает любовь в "богиню", и притом в "жестокую богиню", тем, что из любящего человека, из любви человека он делает человека любви, - тем, что он отделяет от человека "любовь" как особую сущность и, как таковую, наделяет ее самостоятельным бытием" (Маркс К. и Энгельс Ф., т.
2, с. 22-23). Маркс и Энгельс указывают здесь на важную особенность употребление существительного вместо глагола. Существительное "любовь" как некое понятие для обозначения действия "любить" отрывается от человека как субъекта действия. Любовь превращается в богиню, в идола, на которого человек проецирует свою любовь; в результате этого процесса отчуждения он перестает испытывать любовь, его способность любить находит свое выражение в поклонении "богине любви". Он перестал быть активным, чувствующим человеком; вместо этого он превратился в отчужденного идолопоклонника.
Современное словоупотребление За два столетия, прошедших после Дю Маре, тенденция заменять глаголы существительными приобрела такие масштабы, которые даже он сам едва ли мог предвидеть. Вот типичный, хотя, возможно, и несколько утрированный, пример из современного языка. Представим себе, что некто, нуждающийся в помощи психоаналитика, начинает свою беседу с ним со следующего заявления:
"Доктор, у меня есть проблема, у меня бессонница. Хотя я имею прекрасный дом, чудесных детей и у меня счастливый брак, я испытываю беспокойство". Несколько десятилетий назад вместо "у меня есть проблема" этот пациент, вероятно, сказал бы "я обеспокоен", вместо "у меня бессонница" - "я не могу заснуть", а вместо "у меня счастливый брак" - "я счастлив в браке".
Современный стиль речи свидетельствует о наличии высокой степени отчуждения.
Когда я говорю "у меня есть проблема" вместо "я обеспокоен", субъективный опыт как бы исключается: "Я" как субъект переживания заменяется на объект обладания.
Я преобразовал свое чувство в некий объект, которым я владею, а именно в проблему. Но слово "проблема" - это абстрактное обозначение всякого рода трудностей, с которыми мы сталкиваемся. Я не могу иметь проблему, потому что это не вещь, которой можно обладать, в то время как проблема мною владеть может.
Иными словами, я сам себя превратил в "проблему", и вот теперь мое творение владеет мною. Такой способ выражения обнаруживает скрытое, бессознательное отчуждение.
Можно, конечно, возразить, что бессонница - это такой же симптом физического состояния, как боль в горле или зубная боль, и потому мы вроде бы вправе сказать "у меня бессонница", как и "у меня болит горло". И все же некоторое различие здесь есть: боль в горле или зубная боль - это телесные ощущения, которые могут быть более или менее сильными, однако психическая сторона в них выражена слабо.
У меня может быть больное горло, поскольку у меня есть горло, и может быть зубная боль, потому что есть зубы. Бессонница же, напротив, является не телесным ощущением, а неким состоянием психики, когда человек не может уснуть. Если я говорю "у меня бессонница" вместо "я не могу уснуть", то я, таким образом, обнаруживаю свое желание избавиться от ощущения тревоги, беспокойства и напряжения, которые не дают мне уснуть, и бороться с явлением психического порядка так, как если бы это был симптом физического состояния.
Приведу еще один пример: выражение "у меня огромная любовь к вам"
бессмысленно.
Любовь - это не вещь, которой можно обладать, а процесс, некая внутренняя деятельность, субъектом которой является сам человек. Я могу любить, могу быть влюблен, но любя, я ничем не обладаю. На самом деле, чем меньше я имею, тем больше я способен любить.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТЕРМИНОВ "Иметь" - на первый взгляд простое слово. Каждое человеческое существо что-нибудь имеет: тело*, одежду, кров и так далее, вплоть до того, чем обладают современные мужчины и женщины: автомобиль, телевизор, стиральная машина и многое другое. Жить, ничего не имея, практически невозможно. Почему же в таком случае обладание должно быть проблемой? Тем не менее история слова "иметь"
свидетельствует о том, что оно представляет собой подлинную проблему. Те, кто считает, что "иметь" является самой естественной категорией человеческого существования, будут, возможно, удивлены, узнав, что во многих языках слово "иметь" вообще отсутствует. В древнееврейском языке, например, выражение "я имею" должно быть передано косвенной формой jesh li ("это относится ко мне").
Фактически языки, в которых обладание выражается именно таким образом, превалируют. Интересно отметить, что в развитии многих языков конструкция "это относится ко мне" впоследствии заменялась конструкцией "я имею", однако, как указал Эмиль Бенвенист, обратный процесс не наблюдался**.
относиться по принципу бытия, воспринимая его как живое, что находит свое выражение, когда говорят: "Я - это мое тело", а не "У меня есть тело". Весь опыт чувственного восприятия свидетельствует о таком отношении к телу.
** Здесь и далее я использую примеры из работ Э. Бенвениста.] Этот факт наводит на мысль, что развитие слова "иметь" связано с развитием частной собственности, причем эта связь отсутствует в обществах, где собственность имеет преимущественно функциональное назначение, то есть ею владеют в целях использования. В какой степени обоснована эта гипотеза, покажут дальнейшие социолингвистические исследования.