Страница 27 из 37
Тюрьма в Венеции стала одной из первых, которую построили специально для содержания заключённых. Подавляющее большинство преступников приговаривались именно к длительным срокам заключения, и, переходя по мосту, человек знал, что может провести в тюрьме всю оставшуюся жизнь. Бросая последний раз взгляд в узкое окошко, узник тяжело вздыхал. Современники также называли виадук «Мостом последних вздохов».
Длительное пребывание в сырых и мрачных камерах были тяжёлым испытанием для арестантов. Венеция «плавает» на воде, поэтому осенью нижние камеры оказывались частично затопленными. Но особенно тяжело приходилось тем, кто томился под самой крышей: свинцовые элементы перекрытий, нагреваясь на солнце, выделяли ядовитые испарения. Поэтому узник знал, что в тюрьме его ждал последний и высший приговор – верная смерть.
В «Безмятежной» подход к строительству всегда был особый, творческий. И нет ничего удивительного, что мост, по которому большинство уходили в последний путь, роскошен в архитектурном плане. Кстати, в Златоглавой, на Долгоруковской улице, арка дома № 15 идентична одной из главных достопримечательностей Венеции. В туристических проспектах частенько это строение называют Мостом вздохов, но по нему никогда не брели толпы осуждённых и не сбываются мечты влюбленных, как в итальянской жемчужине.
Вздохов мост отличается тем, что является закрытым – высокие боковые стены и крыша делают строение своеобразным крытым переходом из одного здания в другое. Это было сделано по причине, чтобы преступники не смогли сбежать, прыгнув в воды Дворцового канала. По преданию, лишь один человек, Джакомо Казанова, вздохнув на шедевре архитектуры, сумел совершить побег из мрачной тюрьмы и чудом избежал наказания.
Легенде про «последний вздох» наивные венецианцы обязаны лорду Байрону, который в романе «Паломничество Чайльд-Гарольда» придумал эту душещипательную историю про последний взгляд узников на Венецию из узкого окошка. Во вторую же легенду верят все влюблённые и молодожены. Несмотря на здешнюю мрачную энергетику, многие парочки стремятся на закате проплыть в гондоле под этим мостом. И если поцеловаться, проплывая прямо под ним, то жить влюбленные будут душа в душу долго и счастливо. Блажен, кто верует…
Павильон штабных посиделок покрыт был гофрированным железом, но жизнь камеральных узников от этого мёдом не казалась. Ядовитых испарений азъ перегретый тоже не почувствовал, возможно по причине слабого обоняния. А вот непонятно откуда взявшиеся полчища мух настроения не прибавляли, скорее наоборот. И тогда мне очень пригодилась деревянная линейка, благодаря которой моё послушание плавно перекочевало в борьбу за чистоту эфира.
Поначалу шахиня относилась к моему увлечению равнодушно, но спустя короткое время её это начало потихонечку раздражать. Сначала она ограничивалась недружелюбными взглядами в мою сторону, но постепенно её трогательные уста начали изрыгать не совсем приличествующие девичьему облику проклятия. После особо удачной охоты, когда одним ударом мне удалось прихлопнуть сразу пяток надоедливых тварей, она уже не выдержала и…
– Слушай, может, делом займёшься, – вырвалось из таинственных закромов её души при виде нелицеприятного крошева пяти скелетов изничтоженных насекомых.
– А разве это не дело – уничтожение классовых врагов? – я указал на «кладбище».
– Но не таким иезуитским способом, – отрезала шахиня, уничтожив меня взглядом.
– Подскажи другой, я исправлюсь, – в моих словах не прозвучало и тени усмешки.
– Я подобными вещами не занимаюсь, – произнесла она с почти священным ужасом.
Ну вот! Только-только собрался наладить контакт, и всё коту под хвост. На шахиню я даже боялся поднять глаза, а зарисовывать артефакты при такой густой жаре резко расхотелось. На моё счастье «сладкая парочка» дежурных продефилировала в сторону некоего нанотехнологичного сооружения, которое на поверку оказалось импровизированными душевыми кабинками. Раздавшийся вскоре весёлый плеск воды и пронзительный девичий визг вкупе с мальчишеским смехом подвигли меня также слегка взбодриться под ласковыми струями.
Ихтис
Едва нагретая солнцем водичка придала мне бодрости и свежести, после чего послушание уже перестало казаться нудным и утомительным. Таня ни краем уха не среагировала ни на мой уход, ни на моё появление. Слава Богу за всё! В тягостном молчании просквозило примерно часа полтора, в течение которых нашу компанию «разбавил» лишь кот неопрятного вида и с лёгкой грустинкой во взгляде. Угостить хвостатого было нечем, и мы не стали отвлекаться.
И вот наконец долгожданные пять ударов колокола, значит, скоро лагерь превратится в потревоженный улей. Война войной, а обед по расписанию. Не знаю, чем объяснить сей феномен, но обед – самое «разговорчивое» время дня. А в детско-юношеской среде это более чем правило. Ни тяжкий труд, ни жара, ни мороз не могут погасить неуёмную жажду общения.
Шахиня, ни слова не говоря, отложила послушание в сторону, расчехлила свой ноутбук и принялась с удивительным проворством давить на кнопки. Экран монитора пришёл в движение. Татьяна вошла в режим онлайн и начала забавный диалог со своей сестрёнкой. Куда враз подевалась вся её напускная суровость? Хотя мне диалог был не особливо интересен, всё же кое-какие новости удалось узнать. А в оторванном от цивилизации полевом лагере, ачеть и не так чтобы сильно, но и не слабо, даже глоток информации – живительная влага новизны.
Вернувшиеся с раскопа юнармейцы начали шумно расставлять по местам шанцевый инструмент, в душ моментально выстроилась очередь из самых нетерпеливых или перегретых. К нашему с Таней шалашу прибилась ватага молоденьких девах явно студенческого сословия, и они что-то увлечённо начали ей пересказывать, искоса поглядывая на меня. В головной флигель прошагал «царь и бог», а «вся королевская рать» рассредоточилась по своим палаткам.
Ко мне подошёл и любезно представился коренастый мужчина средних лет, которого я заметил ещё вчера в компании моей шахини. Он с увлечением комментировал мелькающие на экране картинки, а потом начал рассказывать о раскопках Херсонеса. Я не особо прислушивался, поскольку беседовал с шефом. В одном только месте напряг слух, когда товарищ археолог перевёл стрелки разговора с археологии на политику. Речь шла о войне в Сирии, но о чём они говорили конкретно, не уловил. Да и так ли это важно?
Юрий Владимирович – а именно так представился мой визави – с ходу поинтересовался моими успехами в деле освоения археологической премудрости и, по всем вероятиям, остался вполне доволен. С двух слов беседы с ним мне стало понятно, что к археологии он имеет отношение приблизительно-касательное, а в чём заключается конкретно его миссия, мне с ходу понять не удалось. Юрий Владимирович задал мне несколько наводящих вопросов, видимо пытаясь выстроить мудрёную комбинацию, а там кто его знает?
После обеда он позвал меня оттянуться на пляже, на что получил моментальное согласие с моей стороны. Что может быть приятнее и полезнее морских ванн? По завершении трапезы наши белорусские друзья оседлали свою колымагу, и через полчаса мы приземлились на довольно-таки нехилом пляже. Широкую полосу мелкого морского песка ограничивал высокий кустарник. Берег моря был достаточно пологий, но в сорока метрах вода накрывала с головой.
Удобно расположившись на пледе, Юрий Владимирович распахнул закрома и начал извлекать из потрёпанного кейса «необходимое условие для беседы». Если перечислять по пунктам, то крымский мускат предварял причудливого вида бутылочку экзотического коньяка. Невеликих размеров дынька, сочные сливы, пару гроздочек винограда «дамский пальчик», румяные яблоки, сыр косичкой и много чего ещё – м-да, товарисч явно умеет завлечь «нужного» человека на переговоры. Но первая заповедь разведчика (и не только разведчика) – бесплатный сыр (даже косичкой) бывает только в мышеловке. Тем более вприкуску с коньячком.