Страница 5 из 15
И вот, только мы собрались перевести дух и отдохнуть, как подгоняльщик снова шепчет: «Спеши! Спеши, а то не успеешь! Цель не достигнута! Скорее ищи, а то не найдёшь!»
Да что же это такое?
Господи! Кто же так тормошит и подгоняет нас? Кто это такой, что не даёт нам остановиться и подумать? Кто заставляет нас спешить, торопиться и вечно искать то, чего нет?
Сколько бы мы ни рассказывали друг другу, какие мы хорошие и как многого мы достигли. Сколько бы мы ни спешили.
Не тот ли это, который с рогами и с хвостом?
Мы ведь спешим потому, что пытаемся своей спешкой заглушить Твой голос, Господи. Мы пытаемся заглушить голос своей совести, которая уже устала звать нас, чтобы мы наконец остановились и подумали.
Мы и хвастаемся только потому, что хотим заглушить в себе Твой голос! Так вот сами себя и обманываем.
Не Ты ли, Господи, заставляешь нас, едва дышащих, загнанных вечной спешкой, поднимать головы вверх и искать ответа там, в небесах? Не Ты ли, из рода в род, объясняешь нам, что здесь, под луной, ничего нет вечного и что главная цель, к которой Ты нас толкаешь, находится совсем не там, где мы её ищем?
Прости нас, Господи! Уж очень долго нам надо всё объяснять… долго, а иногда и мучительно. А до некоторых так и не доходит.
Так и не доходит, до самого конца.
Прости нас, Господи!
16
Сначала поезд тихонько завибрировал. На это никто не обратил внимания. Затем вибрация усилилась, и поезд задрожал.
Люди приподняли головы и взглянули друг на друга.
Вибрации поезда перешли в значительные колебания. Люди схватились за поручни, за лавки и друг за друга.
Люди не успели даже подумать. Люди не успели опомниться, как раздался грохот. Именно грохот… густой, утробный, мощный и мрачный. Поезд дёрнулся, сбросив некоторых пассажиров на пол. Потом поезд дёрнулся ещё раз, колёса завизжали, и поезд остановился.
Начал мигать свет.
«Граждане пассажиры! Сохраняйте спокойствие!» – раздался из громкоговорителя голос машиниста.
Голос повторил эту фразу один раз, потом другой, уже хрипя, а в третий раз фраза оборвалась на полуслове. Свет в вагоне был стал тусклым, едва мерцал. Надо понимать, это был аварийный свет.
Грохот усилился. И вдруг почти над головами пассажиров раздался… даже не грохот, а взрыв… Будто земля рухнула. Вагон резко дёрнуло, потом начало поворачивать… корёжить. В основном ту часть вагона, где сидела целующаяся парочка.
Парочка давно уже сползла с лавки. Двое сидели на полу, прикрыв руками головы и прижавшись друг к другу.
Инвалида, вместе с коляской, прижало к двери вагона и слегка сплющило. Видимо, в тот момент, когда поезд сходил с рельсов.
Кто ещё и как был повален, не было видно из-за наступившей темноты.
Люди в вагоне кричали, но их крики сливались с общим грохотом и с шумом обрушения земли. Кто-то вжался в лавку, а кто-то, как и парочка, сам сполз на пол.
Свет задрожал и полностью потух. В кромешной тьме какое-то время ещё было слышно, как куски бетона падают на крышу вагона… Сам вагон уже никуда не двигался и стоял слегка накренившись.
Потом, через мгновение, всё стихло… И эта тишина и наступившая темнота были страшнее всякого грохота…
В тишине слышался только чей-то слабый стон.
17
Да, тишина и темнота оказались страшнее грохота.
Когда ты слышишь грохот, это страшно, но это значит, что что-то происходит.
А когда наступают тишина и темнота, то это значит, что уже всё произошло, и к сердцу подступает совсем другой страх. Страх того, что всё свершилось и нам ничего уже не дано изменить.
Да. Всё свершилось, и ничего уже не изменишь…
– Что это такое? Что происходит? – прозвучал голос в темноте.
В ответ ему послышался только стон.
– Есть кто живой? Люди, есть кто живой?
В темноте началось шевеление. Замигало пламя зажигалки. Потом чиркнула спичка. Погорела немного и погасла. Люди стонали и шевелились; стонали и поднимались с пола вагона. Зажёгся огонёк мобильного телефона. Голос с акцентом произнёс:
– Сэйчас я по мобильнику позвоню!
Через мгновение в общей тишине прозвучал равнодушный голос: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
– Нэт, связи нэт!
Зажёгся ещё один огонёк – с тем же результатом. Это пытался позвонить по телефону солидный лысоватый мужчина. Потом он вытащил свою зажигалку и тоже зажёг её.
– Что же это с нами, а? Что произошло?
Не сговариваясь, люди собрались в центре вагона. Нищий тоже подъехал на своей коляске. Колёса погнулись, но коляска могла передвигаться.
Младший из азербайджанцев держал мобильный телефон включённым, а старший держал зажжённую зажигалку. Люди собирались на эти огоньки. Со своей зажигалкой подошёл и солидный мужчина.
– Все тут? – спросил мужик с портфелем, бывший военный.
– Вроде бы, все.
– Нет, вон женщина, на лавке.
В тусклом свете было видно, что на лавке, в перекошенной позе, застыла женщина в берете. Один из мужчин – тот, что читал книгу, – подошёл к ней и аккуратно, ровно уложил её на лавке.
– Я врач, – сказал он. – Крови, кажется, нет. Пульс приличный. Или головой ударилась, или сознание потеряла.
Пусть лежит.
– Остальные все?
– А я? – прохрипело из угла. – Чё это тут случилось, а?
Ёлки-палки, чего это темно?
Бомж! Там же бомж ехал!
– Сиди где сидишь! – сказал бывший военный. – Не рыпайся!
– А чё?
– Сиди, а то я сейчас приду и объясню тебе, чтоб ты понял!
– Сижу, сижу…
– Что делать-то будем? А, мужики? – ещё раз спросил бывший военный. – Связи нет. У кого ещё есть мобильники?
– У меня.
– У меня.
Кроме солидного мужчины мобильники оказались у той пары, что сидела рядом с тёщей и её зятем, причём у обоих, а также у женщины с плохо покрашенными волосами. Правда, сейчас это уже не имело значения, так как её волос не было видно. Женщину звали Лида.
– Ещё у меня есть, – сказала Лида. – Вот он.
Имелись мобильники у парня из целующейся парочки и у доктора.
– Всего – семь, – подытожил бывший военный. – На какое-то время хватит. Включать будем по одному, пока батарейки не сядут. Будем звонить периодически. А зажигалки у кого есть?
– У меня.
– У меня.
– У меня спички есть.
– Держите пока при себе. Если что, зажигаем по одному. На какое-то время нам хватит.
– На какое? На какое время… нам этого хватит? – нервно спросила Лида. – Мне к дочери надо. Она в больнице лежит и там одна осталась.
– Кто же знает на какое… – произнёс бывший военный.
– А потом? Потом, когда не хватит? – спросила женщина из немолодой пары.
Ей никто не ответил.
Мгновение тишины наступило после этих слов… Казалось, до людей постепенно стало доходить, что произошло нечто… нечто ужасное.
Никто не знает, что произошло. И никто не знает, надолго ли это. Сколько можно выдержать под землёй? Будет ли связь, и придёт ли помощь? И жив ли кто-нибудь ещё, в соседних вагонах? А воздух? Воздуха-то хватит или нет?
И вообще, всё это или не всё – то, что произошло?
Возможно, катаклизм ещё не закончен, и сейчас, через несколько минут, снова раздастся грохот, и толстый пласт земли накроет их всех и похоронит здесь, в этой общей и давно заготовленной для них могиле?
– На сколько нам воздуха хватит? Нам воздуха хватит или нет? – кажется, это настойчиво повторял тот самый молодой парень, из целующейся парочки.
– Боже мой… – сказал кто-то в тишине.
– Ой лышенько! Ой лышенько! – тихонько причитала тёща. – А як же ж я до Полтавы дойиду… Ой лышенько! Ой…
– Мамо, годи! Перестаньте уже! – одёргивала её дочь.
Мама не реагировала и продолжала причитать.
Солидный мужчина стоял-стоял и вдруг резко бросился к переговорному устройству, к кнопке связи с машинистом. Кнопка слабо отсвечивала в мерцающем свете, прямо над головой азербайджанца.